– И хорошо берет? – спросил Мустафа, продолжая хлебать.

– Когда как, – со знанием дела продолжал Микола. – По первому солнцу только успевай таскать. А второе взошло – и шабаш! На дно ложится.

– А где это два солнца? – Мустафа перестал есть и внимательно посмотрел на Миколу.

– Зараз сами побачите! – Тищенко спрятал ложку за голенище и вынул кисет. – Два солнца – то ще нэ диво! А вот як доберемось до Червонного Гиганту, тут у вас очи-то и повылазять! – он с удовольствием закурил.

– До какого еще Червонного Гиганту?! – возмутился Егор. – Никуда мы не доберемся! Нас на Земле ждут!

Он вдруг почувствовал на себе взгляд Кати. Девушка стояла возле люка, нервно теребя перекинутое через плечо полотенце. В глазах ее читалась тревога и затаенная боль. Она словно хотела и боялась сказать ему что-то.

– Нихто вас не ждэ! – отрезал Тищенко. – Яшка казав, що вы сюды тайком прибули и ни одна собака про то нэ видае! А потому вышла про вас резолюция: разом со станцией забрать у полнэ наше распорядженне!

– То есть как?! – Джеймс изумленно уставился на Тищенко.

– Чья это резолюция? – спросил майор Каримов.

– Известно чья, – разулыбался Тищенко. – Товарища Ленина!

– Звезды, называется… – Егор сердито отвернулся от иллюминатора и снова улегся на кипу шинелей, остро пахнущих суконно-валяльной химией.

Вот уже третьи сутки по часам Егора картина за иллюминатором напоминала штрих-код на банке кофе – черные и белые полосы, слегка окрашенные допплеровским эффектом. Других признаков полета, вроде вибрации или шума двигателей, не наблюдалось.

– Дурят нашего брата, ох дурят!

Лежать было неудобно. Спускаемый аппарат «Союза-ТМ», и без того тесный, был доверху набит новеньким обмундированием, так что незаполненным оставалось лишь крохотное пространство между иллюминатором и люком. Люк был закрыт.

Егор с остервенением бухнул в него ногой.

– Невесомость включите, сволочи! Все бока отлежал!

Ответа он не ждал. «Союз» был превращен в карцер, куда Егора посадили, чтоб не бунтовал. Перед стартом он устроил потасовку с красноармейцами, требуя немедленно прекратить этот цирк и вернуть деньги. Побили не сильно, синяк под глазом почти зажил, но версия о театральном представлении дала в его сознании заметную трещину.

Неужели, правда, летим? Куда? Зачем? Бред какой-то…

Люк с шипением распахнулся, и в отверстии появилась голова Кати.

– Ну что, арестант, все бузишь? – улыбнулась она.

– А чего еще делать? – вздохнул Егор. – Ободрали, как липку, а вместо космического полета подсунули какое-то кидалово… Ты бы на моем месте не бузила?

– Да… – Катя задумалась, вспоминая. – Я на твоем месте еще и кусалась. Ко мне вообще недели две подойти боялись! Но потом, знаешь, как-то привыкла…

– Били? – спросил Егор.

– С ума сошел?! – Катя резко выпрямилась, чуть не ударившись о кромку люка. – Я – дочь дворянина!

– Да им по барабану… – Егор потрогал желвак под глазом. – У меня, может, дедушка – секретарь райкома был! А мне вломили, как простому буржую…

– Странные понятия… – Катя поджала губы. – Да если бы меня хоть пальцем кто-нибудь тронул, папа бы им показал!

– А папа у тебя что, Дзержинский?

– Какой Дзержинский?

– Ну, Калинин там, Молотов, Каганович… Я уже ничему не удивлюсь!

– Вообще-то он доктор… – сказала Катя.

– Ах, ну да! Как же я сразу не догадался! – Егор отпихнул связку сапог, постоянно сползавшую с шинельной кучи. – Большевики ужасно боятся докторов!

– Дурак! – обиделась Катя. – Могу вообще ничего не рассказывать!

Она скрылась за кромкой люка.

– Эй! Я пошутил! – испугался Егор.

Но Катя и не думала уходить. Она появилась снова, с плетеной из синих прутьев корзинкой, покрытой чистой тряпицей.

– Есть будешь? А то, говорят, ты голодовку объявил.

– А чего там? – Егор потянул носом, приподнимая край тряпицы.

– Плюхарики, – сказала Катя. – Чищеные, без усов.

– Пожалуй, поголодаю еще, – Егор поспешно прикрыл плюхариков тряпицей. – Мне и тюбиков хватает.

– Ну и зря, – Катя пожала плечами. – Ваши за обе щеки уплетают…

– Как они там? – спросил Егор.

– Да уж без дела не валяются! – усмехнулась Катя. – Мустафа у Сидорчука в кабине безвылазно сидит, удивляется. Скоро сам ракетой управлять сможет. Яшка ему доверяет…

– А Джеймс?

Катя обернулась и посмотрела куда-то в глубь станции.

– А мистер Купер, – сказала она тихо, – стал душой кают-компании. Обучил обе паровозные команды покеру, выиграл у Яшки золотые часы и проиграл их Тищенко. Бойцы его теперь чуть не на руках носят. Ты понимаешь, о чем я?

– Еще нет, – Егор разглядывал смуглое, лишенное всяких признаков косметики, но все же очень выразительное лицо Кати. К ней невозможно было относиться с недоверием. С первых минут знакомства Егор понял, что девушка не с «этими», в ее глазах он заметил тщательно скрываемую надежду, ожидание помощи. Она, правда, долго не заводила разговоров, приглядываясь к космонавтам, но теперь, кажется, решилась.

– Майор и мистер Купер ведут себя правильно, – горячо зашептала Катя. – Добиваются доверия. А ты только все дело портишь!

– Какое дело? – Егор придвинулся ближе.

Катя снова оглянулась на узкий проход между ящиками, загромождавшими все пространство станции. Откуда-то издали доносились голоса и смех красноармейцев, по обыкновению травивших байки после обеда.

– Вы должны помочь мне освободить отца… – тихо сказала Катя.

– Ничего не понимаю! – Егор заерзал, подминая под себя многоногую сапожную связку. – Да ты лезь сюда! Неудобно так разговаривать!

– Вот еще! – Катя гневно сверкнула глазами. – Это неприлично!

– Почему? – искренне удивился Егор. – Никто ж не видит!

– Тем более неприлично! – Катя смотрела на него строго, словно со старинной фотографии. – Ты иногда кажешься интеллигентным человеком, а иногда – дикарь дикарем!

Чудная все-таки девчонка, подумал Егор. Будто и впрямь с другой планеты или из далекого прошлого. Актрисе так не сыграть…

– Не обращай внимания, – усмехнулся он. – Пролетарское происхождение плюс элитное образование… Так я не понял, что там с папой? То он всем покажет, то его самого спасать надо…