Выходит, Саша прекрасно знал, что никакая милиция ей не грозит. Знал с самого начала. Никакого убийства, никаких наркотиков в квартире. Вернее, чьи там были наркотики — уже неважно, потому что труп не в состоянии возить наркотики, а если даже и в состоянии — то затруднительно его за это наказать. Потому что он лежит в могиле. В городе Кострома, надо полагать.
Чьих это рук дело — понятно и ежу. Даже самому юному, неопытному ежу. Скиннер. Зачем — непонятно уже никакому ежу. Пара-тройка ребят с оружием, и Танька окажется в его лаборатории. И бежать оттуда ей будет бесполезно — ни денег, ни документов.
Допустим, она не будет сотрудничать по-доброму. Разве так сложно заставить? Допустим, надо, чтобы она работала добровольно. Ну, так можно же уговорить. Труп Маршала — и она будет честно отрабатывать это до конца жизни. Зачем, зачем устраивать этот спектакль? Тоже мне — два актера погорелого театра: Саша и Скиннер!
Хорошо, сначала Саша не мог понять, в чем тут фишка, и решил помолчать на эту тему. Вполне характерно для него. Но потом были разговоры об Империи, и почти сразу же появился Скиннер. Тогда-то он мог сказать? Или тогда уже было все равно? Хорошенькое такое «все равно», которое ни разу не всплыло в разговоре. Нет. Никак не получается принять это за чистую случайность.
Элемент мозаики.
Сотня этих элементов рассыпана под руками, и только отдельные компоненты из них складываются во фрагменты узора; складываются и тут же рассыпаются, потому что каждый новый кусочек разрушает старый узор.
Убить бы своими руками того, кто придумал эту мозаику!
Ну что ж. Первый вариант отпал. Попробуем второй.
Второй вариант был прост и нагл: прийти по указанному адресу. И если ее не встретит бдительный профессионал, который распознает пистолет в кармане и обезоружит ее — воспользоваться им по собственному разумению. Главная цель — Маршал. Если кто-то решит помешать, пусть пеняет на себя. Не получится — ну, она сделала все, что смогла.
Нет, не так. Если не получится — она просто глупо подставилась. Как наивный ребенок, полезший руками в розетку. А точнее — как великовозрастное дитя, в нее же, в эту розетку, и полезшее.
Так нельзя.
Нужно посмотреть, что это за дом. Можно ли пройти хотя бы к двери квартиры.
Размышляя, Танька дошла почти до метро. По привычке полезла в нагрудный карман, где в старой куртке держала проездной. Проездного там, конечно, не оказалось — но в руку легло что-то тонкое и пластиково-скользкое.
Танька достала это из кармана — на нее смотрел ее старый паспорт. С какой же стати она решила, что он остался там, в рюкзаке? Вместе с рюкзаком погиб паспорт гражданки Розенберг. А этот документ вообще должен был быть у Саши. И если он так мило лежит в кармане ее куртки, купленной уже после бегства с квартиры в Медведково — его туда положил Саша, больше ему взяться неоткуда.
Зачем?
Паспорт вполне пригодится — остановиться в гостинице или уехать в другой город. Конечно, если делать регистрацию — могут возникнуть проблемы. Но регистрация не так уж важна. А денег на покупку жилья тем более нет.
Кстати, о деньгах. А погиб ли Саша при взрыве? Или это был очередной трюк? Теперь можно поверить во что угодно — но зачем? У него был миллион возможностей избавиться от нее и взять все деньги себе. Пристрели и закопай он ее в лесочке во Владимирской области — никто никогда не хватился бы «уже покойной» на тот момент Таньки.
За обложку паспорта были аккуратно заложены пять стодолларовых купюр.
— Очень щедро… — саркастически сказала Танька вслух. — Просто удавиться, сколько денег…
В сумме с тем, что лежало в кошельке, все-таки получалось не так уж и мало. На несколько дней в Москве вполне хватит. Ну и кто же просчитал за нее этот вариант? Эти несколько дней?
Хватит вопросов, сказала себе Танька. Поедем смотреть на ответы.
Она зашла пообедать в какое-то довольно приличное кафе рядом с автобусной станцией. Влезло в нее на удивление много — и пара салатов, и мясо с сыром, и кружка пива. Еще что-то, кажется, горячий шоколад и чипсы. С удивлением она обнаружила, что на кофе смотреть уже не может. Любимый напиток теперь накрепко ассоциировался с загадочным типом Сашей, и это радовать не могло. Когда она закончила, уже темнело.
От Юго-Западной пришлось ехать довольно далеко — куда-то в сторону Очаково. Улица Озерная в темноте не представляла собой ничего примечательного — ряд довольно старых домов, некоторые явно сталинской постройки. Новостройка, подумала Танька. Где же та новостройка? Очень хотелось встретить Сашу и дать ему с размаху по наглой, брехливой физиономии.
Зайдя во двор нужного дома, Танька огляделась. Ничего примечательного. Дом стоит углом. Во дворе — песочница, стоянка машин. Черного «джипа» нет. Вообще ни одной мало-мальски приличной машины нет.
Ну и с какой стати я решила, что здесь живет Маршал? — спросила себя Танька и ответа не нашла.
Адрес. «Маленький сюрприз». Не был ли этот сюрприз придуман, когда у Саши оформился в голове некий план?
И что там, в квартире? Какая-нибудь совершенно посторонняя семья, засада, Маршал?
Мимо, очень кстати, шел мальчик лет десяти-двенадцати. Проходя по дорожке вдоль песочницы, он споткнулся об вовремя выставленную Танькину ногу и поскользнулся.
— Ай-яй-яй… — строго сказала Танька. — Надо же под ноги смотреть?
Мальчик кивнул и тихо извинился. Видимо, это был редкий случай по нынешним временам — прилично воспитанный ребенок.
— Мальчик, а ты не из восьмой квартиры? — педагогическим тоном спросила Танька.
— Нет, — сказал ребенок. — Я из четырнадцатой.
— А, значит, это Толик из восьмой, который стекла бьет…
— Не-а, — сообщил ребенок. — В восьмой давно никто не живет. Ее сдают иногда.
— А сейчас никто не живет?
— Нет, — пожал плечами мальчик. — А Толик вообще в другом подъезде живет, и стекла он не бьет. Он на скрипке играет… — мальчик изобразил, как играют на скрипке.
— Вот сначала играет, а потом бьет… — сказала Танька, уповая на то, что этому чаду что она, что семидесятилетняя бабка — все едино «взрослые», и ее ворчание сойдет за норму. — Ладно, иди. И под ноги смотри, а не по сторонам глазей.
Мальчик удалился в подъезд. Все окна на этой стороне были темными, и Танька стала ждать, на каком этаже включится свет. Свет включился на четвертом, последнем. Подъезд был вторым. При помощи нехитрой арифметики она узнала, что в подъезде восемь квартир, по две на каждом этаже. Не считая первого подъезда, в котором место одной квартиры занимала какая-то контора, вроде ДЭЗа или паспортного стола. Из этого следовало, что восьмая квартира находится на первом этаже, и Танька сидит прямо перед ее окнами, на расстоянии метров тридцати.
Свет в квартире не горел. Окна не были занавешены, но находились достаточно далеко от уровня земли, и Танька не смогла заглянуть. Она подобрала с земли пробку от пивной бутылки, огляделась по сторонам и кинула в окно. Пробка со звоном ударилась о стекло, отлетела Таньке прямо в руки, но она не смогла поймать противную железку. Танька отступила к подъезду и стала следить за окном. Ни движения, ни звука. Она зашла в подъезд, оглядела дверь — старая-престарая, добротная, но давно некрашеная. Позвонила в звонок. Звонок не работал. Танька толкнула дверь — было заперто.
Разочарованно вздохнув, она повернулась и шагнула к выходу — вот тут-то ее и взяли под оба локтя.
Видимо, нападавшие не были готовы к тому, что именно им достанется за все вчерашние и сегодняшние Танькины неприятности, или просто не были хорошими специалистами в своем деле. Иначе они удержали бы ее — но Танька наклонилась, повисая на руках всем весом, завопила дикой кошкой и тут же сделала рывок. И вырвалась: скользкая куртка не позволяла держать достаточно крепко, Танька всем телом толкнула дверь подъезда и вылетела наружу, помчавшись по скользкому льду куда-то в темноту, не разбирая дороги.
За ней бежали — Танька слышала тяжелый топот за спиной, но оглядываться себе запрещала. Топот неуклонно приближался. В кармане был пистолет, но достать его на бегу возможности не было. Да и не хотелось стрелять посредине хоть и пустой, но все-таки улицы города. Оставалось надеяться на то, что она не поскользнется, не споткнется и бегает быстрее тех двоих, что были сзади. Ей почти удалось оторваться, когда она услышала выстрел. Это удвоило Танькину скорость. Она еще никогда в жизни не бегала так, и была уверена, что за все блага вселенной не сможет повторить эту пробежку зигзагом.