— Хватит лирики, умник. Теперь давай все подробно. И в письменном виде. Прямо с начала и крой. Как тиснули паспорт, где, при каких обстоятельствах… Ну, ты сам знаешь, что писать.

— И что в сухом остатке?

— Оформлю тебе явку с повинной, получишь ниже низшего предела. За воровство паспорта. О героине мы, считай, уже забыли. Не было его. Года через полтора вернешься в Москву. Может, к тому времени решишь, что уже созрел для отцовства.

Грунтовая дорога привела к хутору, стоявшему на берегу реки. За пятистенком из рубленых бревен виднелся сарай, какие-то постройки, поле, засаженное картошкой и стог сена. На берегу две лодки, одна самодельная, другая фабричная, из дюраля, на жердях сушатся сети. За покосившейся изгородью паслись две козы и корова. Чуть поодаль, ближе к реке стояла синяя «нива» с помятым крылом.

Забора вокруг дома не было, поэтому Дашка, выбравшись из машины, прошагала напрямик через огородные грядки, поднялась на крыльцо и прежде чем толкнуть дверь, расправила бумажку, сорванную со столба у районной поликлиники. И еще раз перечитала безграмотный текст, написанный печатными буквами: «Найден мужчина, примерно тридцати лет, рост метр восемьдесят пять сантиметров, волосы русые, глаза карего цвета. Не помнит родных и близких. Обращаться…» Далее следовал то ли рисунок, то ли чертеж. Где сворачивать с трассы и куда и сколько ехать дальше после дорожной развилки.

Найден мужчина… Вот же грамотеи. Будто речь идет о котенке или старой сумке, набитой никчемным тряпьем.

Толкнув дверь, Дашка прошла сквозь полутемные сени, оказалась в большой комнате, где хозяева готовились к ужину. У газовой плиты в углу стояла женщина лет пятидесяти, рядом с ней возилась у столика молодая румяная баба. За столом сидел пожилой мужик в черной рубахе и жилетке из щипанного кролика. Он приглаживал ладонью редеющие пегие волосы и с интересом смотрел на незваную гостью.

— Доброго здоровья, — сказала Дашка. — Я по поводу… Короче, я по объявлению. Это у вас «найден мужчина». Сто восемьдесят пять. Глаза карие.

Женщины побросали стряпню, а мужик, прекратив терзать свою шевелюру, принялся поглаживать пальцами усы.

— А ты, дочка, потеряла кого? — спросил он. — Родственника?

— Брата, Николая, — без запинки ответила Дашка. — Уже все больницы объездила, все морги. Когда случайно наткнулась на объявление, глазам не поверила.

Дашка показала скомканный листок.

— Ты потише, дочка, спит он сейчас. Присаживайся, — сказал мужик. — Зовут тебя как?

Минут через десять, наскоро перекусив с хозяевами, Дашка узнала нехитрую историю Кота и познакомилась с обитателями дома. Хозяин дядя Илья нашел ее полуживого мужика на берегу реки. По всем прикидкам, на него напали грабители или хулиганье, навернули чем-то тяжелым по голове, да и сбросили в воду, надеясь, что он уже мертв или утонет. Но вышло иначе.

Дядя Илья перетащил пострадавшего в дом, где уже три года, как пустует постель его покойной жены. Тетя Кира, дочь Ильи, работает в поликлинике в поселке, это она развесила объявления. Она же помогла выходить парня. Досталось ему крепко, но молодость, она свое возьмет. Кира достала лекарства и кое-какую одежду. А ее дочь Ленка помогала кормить больного, ходила за ним, пока он сил набирался. Сейчас сомнений нет, он выкарабкался, и не сегодня, так завтра встанет на ноги. Одним словом, обошлось.

Дашка, поднявшись, нырнула за ситцевую занавеску. Глянула, как растянувшись на железной койке, тихо похрапывает больной. Землистое лицо, спутанные волосы, пятна нездорового румянца. Бывали времена, он выглядел получше, но и сейчас не в самой плохой форме. Отлежится, и снова будет как огурец. Дашка вернулась к столу и, присев на табурет, тихо всхлипнула.

— Уж и не знаю, как и благодарить вас, — сказала она. — А я уж думала… Думала, не найду его живого. А он ничего… Даже румяный.

— С головой у него не совсем, — сказал дядя Илья. — Ну, все, что он забыл, со временем вспомнит. У меня тоже такое было. Я на Северном флоте служил. Во время учений подорвали глубоководную мину. Ну, не совсем по инструкции. Я оказался ближе всех, стоял на корме тральщика у самых поручней. Меня взрывной волной о стенку приложило. Натурально — контузия. Доктор объяснил: ушиб головного мозга. Неделю не мог вспомнить, как родную мать зовут. Но это проходит. Ушиб он и есть ушиб. Хоть мозга, хоть коленки. Вот, дочка, какие дела случаются. И на учениях и в мирной жизни. Понимаешь?

— Понимаю, — кивнула Дашка, которая перлась сюда не для того, чтобы принять участие в вечере идиотических воспоминаний. — А можно мне с братиком поговорить? Хотя бы одну минутку?

— Можно, — Илья открыл кран самовара и налил в чашку кипятку. — Только ты подожди. Наберись терпения. Пусть он проснется. Сон — это первый лекарь. Так в народе говорят. И это правда.

— Оно — конечно, — согласилась Дашка. — Первый лекарь. Но тогда я просто рядышком посижу. Посмотрю на него. Соскучилась — сил нет.

— А ты подожди, имей терпение, — не уступил Илья. — Ты мне честно скажи: что за человек твой брат? Может, он из зоны сбежал?

Дашка удивленно сморгнула глазами.

— Повадки у него какие-то странные, — Илья зачерпнул из розетки ложку брусничного варенья. — И разговаривает как-то… Ну, ты понимаешь. Словечки такие не каждый день услышишь.

— Из зоны он вышел совсем недавно, — Дашка бухнула первое, что пришло в голову, но тут же решила, что брат, вышедший с зоны, — хороший вариант. Это многое объясняет в поведении сестры, в поведении, которое этим людям кажется странным. — Раньше Колька для меня был всем на свете. Он хотел, чтобы мы жили хорошо. Хотел устроить мою судьбу. Мне очень за него страшно.

— А почему «был»?

— Потому что два года он там провел. Я и сама не знаю, что он теперь за человек, что с ним произошло. Каким он стал, когда откинулся. То есть на свободу вышел.

— Значит, хотел, чтобы вы жили хорошо? — переспросил Илья. — А чтобы хорошо жить, нужно обязательно туда загреметь? За решетку? А может, просто жить и работать честно. Я вот живу хорошо, грех жаловаться. И на свободе.