Он сидел у аптекаря уже около четверти часа, подобрав свои длинные ноги и стараясь занимать как можно меньше места, как вдруг в лавочку вошла женщина лет тридцати восьми, в облике которой, несмотря на лохмотья, угадывалась былая роскошь, а в манерах – аристократизм, ежели и не врожденный, то приобретенный с годами.

Но что особенно поразило Майяра, так это ее необычайное сходство с королевой: он едва не вскрикнул от изумления при виде вошедшей в аптеку женщины.

Она вела за руку мальчика лет восьми-девяти; робко подойдя к прилавку и пытаясь, насколько это было в ее силах, скрыть свою нищету, еще больше подчеркивавшую тщательность, с которой она ухаживала за своими руками и лицом, она заговорила.

Некоторое время ее слов невозможно было разобрать из-за царившего в лавочке гомона; наконец, обращаясь к хозяину заведения, она выговорила:

– Сударь! Мне нужно для мужа слабительное, он заболел, – Какое слабительное желаете, гражданка? – спросил аптекарь.

– Да все равно, сударь, лишь бы это стоило не дороже одиннадцати су.

Названное ею число поразило Майяра: именно эта сумма, как помнит читатель, была обнаружена в кармане у г-на де Босира.

– Почему же лекарство должно стоить не дороже одиннадцати су? – поинтересовался аптекарь.

– Потому что это все, что смог дать мне муж.

– Приготовьте смесь тамариска и александрийского листа, – приказал аптекарь ученику.

Тот взялся за приготовление снадобья, а аптекарь тем временем занялся другими посетителями.

Однако Майяр, от которого ничто не могло укрыться, обратил все свое внимание на женщину, которая пришла за слабительным с одиннадцатью су.

– Пожалуйста, гражданка, вот ваше лекарство, – протянув ей склянку, сказал ученик аптекаря.

– Ну, Туссен, – растягивая слова, заговорила она, обращаясь к сыну, – давай одиннадцать су, мальчик мой.

– Пожалуйста, – проговорил мальчуган.

Высыпав на прилавок горстку монет, он стал канючить:

– Ну, пойдем, мама Олива! Пойдем же!

– Простите, гражданка, – заметил ученик аптекаря, – здесь только девять су.

– Как, девять? – удивилась женщина.

– Да сочтите сами! – предложил тот. Женщина посчитала монеты: в самом деле, оказалось всего девять су.

– Где еще два су, злой мальчик? – спросила она у сына.

– Не знаю я! – отвечал мальчуган. – Ну, пойдем, мама Олива!

– Кто же должен знать, как не ты, ведь ты сам вызвался нести деньги, вот я тебе их и отдала.

– Я их потерял, – соврал мальчишка. – Ну, пойдем же!

– У вас прелестный мальчик, гражданка! – вмешался Майяр. – Кажется, он неглуп, но за ним нужен глаз да глаз, иначе он станет вором!

– Вором?! – вскричала женщина, которую мальчуган называл мамой Оливой. – С какой же это стати, сударь, скажите на милость?!

– Да потому, что он вовсе не терял деньги, а спрятал их в башмак.

– Я? – закричал мальчишка. – Неправда!

– В левый башмак, гражданка, в левый! – уточнил Майяр.

Не обращая внимания на крики юного Туссена, мама Олива сняла с него левый башмак и нашла два су.

Она отдала их ученику аптекаря и потащила сына из лавочки, грозя ему наказанием, которое могло бы показаться свидетелям этой сцены жестоким, если бы они не принимали в расчет материнскую нежность, которая вне всякого сомнения должна была смягчить обещанное наказание.

Это происшествие, незначительное само по себе, прошло бы незамеченным в переживаемой тогда всеми серьезной ситуации, если бы сходство этой женщины с королевой не поразило Майяра.

Он подошел к своему приятелю аптекарю и, улучив минуту, спросил:

– Вы заметили?

– Что?

– Сходство гражданки, которая только что вышла отсюда…

– С королевой? – со смехом подхватил аптекарь.

– Да… Стало быть, вы тоже это заметили.

– Да уж давно!

– Как это давно?

– А как же: это сходство имеет свою историю.

– Не понимаю.

– Разве вы не помните историю с ожерельем?

– Ну, судебный исполнитель не может забыть о таком скандальном деле!

– Тогда вы должны вспомнить имя некой Николь Леге по прозвищу мадмуазель Олива.

– Чертовски верно! Она играла роль королевы при кардинале де Роане, не так ли?

– Да, и жила она тогда с одним нескладным чудаком, бывшим гвардейцем, мошенником, доносчиком по имени Босир.

– Как? – подскочил Майяр, словно ужаленный.

– Босир, – повторил аптекарь.

– Так это Босира она называет своим мужем? – уточнил Майяр.

– Да.

– Стало быть, для него она приходила за лекарством?

– Да, должно быть, у бедняги несварение желудка.

– И ему понадобилось слабительное? – продолжал Майяр, словно нащупав ключ к какой-то тайне и желая получить подтверждение своему предположению.

– Ну да, слабительное.

– Вот! – хлопнув себя по лбу, вскричал Майяр. – Теперь он у меня в руках.

– Кто?

– Человек с одиннадцатью су.

– Что еще за человек с одиннадцатью су?

– Да Босир, черт побери!

– И он у вас в руках?

– Да… Если бы еще знать, где он живет…

– А я знаю!

– Отлично! Где же это?

– В доме номер шесть по улице Жюиврн.

– Кажется, это где-то рядом?

– В двух шагах отсюда.

– Ну, теперь это меня не удивляет.

– Что именно?

– Что юный Туссен украл у матери два су.

– Почему?

– Да ведь это сын господина де Босира, верно?

– Копия!

– Видать, мальчишка в папашу пошел! А теперь, дружище, скажите, положа руку на сердце: когда начнет действовать ваше снадобье?

– Честно?

– Честно-пречестно!

– Не раньше, чем через два часа.

– Это все, что я хотел знать. Итак, у меня еще есть время.

– Значит, вас беспокоит здоровье господина де Босира?

– До такой степени беспокоит, что, опасаясь, что за ним плохо ухаживают, я пошлю к нему…

– Кого?

–..Двух санитаров. Ну, прощайте, дорогой друг.

Майяр вышел из лавочки аптекаря, посмеиваясь про себя, как, впрочем и всегда, потому что никто никогда не видел улыбки на его безобразном лице, и побежал по направлению к Тюильри.

Питу не было; как, должно быть, помнят читатели, он отправился с Андре на поиски графа де Шарни; однако вместо него Майяр застал на посту Манике и Телье.