Наконец поезд пришел в Москву. Произошло новое выдающееся событие в Ваниной жизни: он впервые попал в столицу. И если поезд был тихим и нескладным, то Москва была совсем иной.

Город обрушился на него своей новизной, шумом, быстротой жизни, недостатком времени. Считанные дни провел Ваня в Москве, и эти дни были самыми короткими в его жизни. Они пролетели очень быстро, и Ваня снова очутился в самолете.

Он пронесся через Холмогоры, Нарьян-Мар, Маточкин Шар, остров Рудольфа, и тут случилось самое важное - четвертое по счету - событие короткой Ваниной жизни: он впервые попал на Северный полюс.

- Богатый у меня год,-сказал Ваня Шмандин.

- А что ты думаешь делать теперь?

- Как что?-удивился Ваня. - Конечно, учиться. Летать-то я летаю, но за рулем я еще не сидел. А я обязательно буду летчиком.

Можно не сомневаться в том, что Ваня действительно будет летчиком. И я имею все основания думать, что он будет замечательным летчиком. Впрочем, в этом уверен не только я, но и все участники, экспедиции, хороню узнавшие, полюбившие Ваню Шмандина, веселого, трудолюбивого и усердного юношу.

НА ПОЛЮСЕ

Жители поселка "Северный полюс" встретили нас очень радостно. Отто Юльевич пришел к нам на самолет обедать.

Мы угостили его очень хорошим обедом. Я был тогда еще неопытным поваром и провозился у примуса около шести часов. Очень устал. И все-таки, когда экипаж окончил обед, я сразу пошел осматривать зимовку "Северный полюс".

Она расположилась на большом ледовом поле. Ширина льдины около двух километров. Длина- немного более двух километров. Середина льдины гладкая, и только края ее покрыты множеством ропаков и торосов. Я дошел до самого края льдины и увидел, что она довольно толстая-толщиной в три или четыре метра.

Потом я пошел осматривать лагерь. Возле самолетов и на середине льдины были разбиты палатки. Были здесь и шелковые, и холщевые, и брезентовые. В двух палатках Папанин устроил временный склад, куда положил продовольствие, оружие, одежду и научные приборы. В остальных палатках разместились летчики, штурманы, бортмеханики, Отто Юльевич Шмидт и зимовщики - Папанин, Кренкель, Ширшов, Федоров.

Я зашел в палатку к Отто Юльевичу. Это была двойная шелковая розовая палатка. На полу лежали надутые резиновые матрацы. Вместе с Отто Юльеви-чем в этой палатке жили Водопьянов, Спирин и Бабушкин. Я посидел немного с ними, закурил папиросу.

Потом я пошел в палатку к Василию Сергеевичу Молокову, расспросил у него о подробностях его полета и наконец решил лечь спать. Временно я поместился в белой парусиновой палатке с Папашшым и кинооператором Трояновским. Мы разделись и улеглись в теплые меховые мешки, сделанные из оленьего и собачьего меха. Лишь головы наши торчали наружу. Было очень жарко. Я быстро уснул, так как не спал много часов подряд. s

На следующий день Папанин очень рано разбудил меня и начал расспрашивать о новостях, о том, что делается в Москве, на Рудольфе, какие последние события произошли в Испании. В первые дни жизни на льдине они очень жалели аккумуляторы и поэтому не слышали новостей по радио. Мы же на Рудольфе, хотя и не регулярно, но все-таки слушали Москву,

Проснулся Трояновский и тоже стал задавать вопросы. Потом он рассказал, как флагманский корабль сел на полюсе и как они жили на льдине до нашего прилета.

- Седьмой час полета флагмана был на исходе,- начал свой рассказ Трояновский.-Корабль, рассекая воздушные просторы, подходил к Северному полюсу.

11 часов 10 минут. Под нами Северный полюс. Отто Юльевич написал последнюю перед посадкой радиограмму. Наша радиостанция непосредственно связана с Москвой. Через несколько минут красная столица узнает об исторической победе. Самолет пошел на снижение, делая круги. Рука радиста Иванова легла на ключ. Но стрелки приборов радиостанции неожиданно замерли. Тотчас же было обнаружено серьезное повреждение. Связь оказалась прерванной.

Мы летели совсем низко. Вдруг перед самолетом выросла гряда торосов. Водопьянов сделал крутой и смелый вираж. Не верилось, что моторы сумеют поднять самолет выше острых льдин.

Но, подчиняясь воле пилотов и механиков, машина начала набирать высоту. Сделав круг на большой высоте, Водопьянов и Бабушкин еще раз внимательно осмотрели льдину, на которой было суждено зародиться первому лагерю на Северном полюсе. Спирин открыл люк штурманской рубки и бросил дымовую шашку. Установив таким образом, откуда дует ветер, пилоты повели самолет на посадку.

Надо было сохранить хрупкие и ценные приборы. Поэтому Федоров, заняв устойчивое положение, прижал к груди хронометры; Кренкель и Папанин держали в руках радиопередатчики своих радиостанций; Ширшов оберегал приборы для магнитных наблюдений; у меня в руках находилась киноаппаратура.

Мы с таким волнением ожидали толчка, что были весьма изумлены, когда самолет, искусно подведенный к ледяному полю, мягко коснулся снега и остановился. Моторы замерли. Наступила полная тишина.

Четверка папанияцев, радист и я увидели себя все в тех же напряженных позах. Немного смешавшись, мы положили приборы в сторону и наконец улыбнулись.

Открыли входной люк, опустили лесенку и один за другим сошли на лед. Мы были на полюсе. Надо было срочно сообщить об этом по радио. Однако корабельная радиостанция не работала. Восстановить связь можно было только с помощью станции будущей зимовки. Но для установки этой рации нужно было несколько часов, а нас очень волновала мысль о том, что с острова Рудольфа, где ничего о нас не знали, могут вылететь самолеты на поиски.

Спустя два часа радиостанция Кренкеля начала оживать. Но пока мы могли только слушать. Мы приняли позывные сигналы Рудольфа. Затем мы услышали полярные станции, которые звали нас,--мыс Челюскина, мыс Желания, остров Диксон.

В 21 час 50 минут радиостанция начала передачу. Все население полюса собралось около палатки. В первой радиограмме Шмидт докладывал о перелете флагмана и о рождении лагеря на Северном полюсе. Затем мы выпили горячего чаю в только, что поставленной палатке-кухне. Закончив установку трех жилых палаток, мы легли спать. Солнце скрылось, началась пурга.

22 мая мы продолжали разбивку лагеря. Поставили еще одну палатку склад - и заполнили ее имуществом станции. Пурга кончилась, но сильный ветер продолжал дуть. Начала работать метеорологическая станция полюса. Ушла метеосводка No1. В стороне от лагеря на бамбуковой стойке укрепили метеорологическую будку, в которой находились приборы, отмечающие изменения погоды.

23 мая мы начали пробивать в льдине дыру. Надо было определить толщину льда и сделать отверстие для научных работ. После многих часов тяжелой работы внезапно из выдолбленной ямы фонтаном ударила вода. Промер показал толщину льда в три метра. Значит, льдина прочная.

К концу суток снова разыгралась пурга. Мы уже собрались спать, когда Папанин и Кренкель, возбужденные, выбежали из палатки радиостанции. Мы собрались вокруг Отто Юльевича, и он прочитал нам приветствие товарища Сталина и руководителей партии и правительства. Несмотря на плохую погоду, мы долго не расходились, радовались поздравлению и думали о прилете остальных кораблей.

24 мая продолжалась непогода. С утра начались работы по строительству большого дома радиостанции. Снеговые кирпичи оказались превосходным строительным материалом.

К концу дня дом из двух комнат был закончен. В одной комнате стояли радиоаппараты, в другой - моторы. Крыша этого дома была сделана из шелкового белого парашюта.

25 мая стало тихо. Небо было чистым. Мы начали готовиться к приему самолетов. Вместе с Водопьяновым обошли аэродром, окрасили яркокрасной краской торосы. С тревогой поглядывали на каждое появляющееся облачко.

Около полуночи 25 май Кренкель получил долгожданную весть: самолеты готовы к вылету.

На другой день рано утром на аэродром легко спустился самолет Молокова. Сегодня прилетели вы...

Трояновский прервал свой рассказ. Кто-то завозился возле палатки, расстегивая входное полотнище. Кренкель принес нам молоко. Это зимовщики острова Рудольфа прислали папанинцам подарок на самолете Молокова.