- Нет, - усмехнулся Виоль Фалюш. - Я не откажусь от своего каприза. Оставаясь анонимным, я могу забавляться, смешиваться с гостями... Ну ладно, - проворчал он. - Я проглочу обиду. Хотя вы мой должник. Возможно, я еще востребую долг. Пока можете считать себя свободным. - Он что-то тихо сказал - Джерсен не расслышал что - и дверь в фойе отворилась. - Входите, это моя библиотека. Я поговорю с вами здесь.
Джерсен вступил в длинную комнату, устланную темно-зеленым ковром. Тяжелый стол в центре украшала пара антикварных светильников, рядом лежала подборка текущей периодики. Одну стену полностью скрывали полки с древними книгами. Здесь также был стандартный электронный секретарь и несколько мягких кресел.
Джерсен окинул комнату взглядом, в котором сквозила зависть: здесь царил разум, а не наслаждение - как во Дворце. Позади кресла, в котором сидел хозяин, засветился экран, его мерцание превратило Виоля Фалюша в темный силуэт, безликий, как и раньше.
- Ну хорошо, - произнес низкий голос, - на чем мы остановились? Полагаю, вы фотографировали здесь?
- У меня есть несколько сот фотографий. Более, чем необходимо, чтобы отразить все великолепие Дворца - той его части, что вы предоставили гостям.
Виоль Фалюш, казалось, удивился:
- А вам интересно, что здесь еще происходит?
- Только как журналисту.
- Гм. А что вы, как человек, думаете о Дворце?
- Он очень приятен.
- И только-то?
- Чего-то не хватает. Возможно, дело в слугах. Им недостает глубины бедняги кажутся нереальными.
- Понимаю, - кивнул Виоль Фалюш, - им не хватает традиций. Единственное лекарство - время.
- Они также лишены чувства ответственности. В конце концов, они всего лишь рабы.
- Не совсем, поскольку не осознают этого. Они полагают себя Счастливым Народом. Так оно и есть. Именно ощущение нереальности, колдовства я и пытался создать здесь.
- А когда истекает их срок... Что тогда? Что происходит со Счастливым Народом?
- Некоторые работают на фермах, в садах. Других отсылают еще куда-нибудь.
- В большой мир? Их продают как рабов?
- Все мы рабы в том или ином смысле.
- И вы тоже?
- Я жертва чудовищного наваждения. Я был чувствительным мальчиком, которого жестоко травили. Полагаю, Наварх изложил вам детали. Вместо того чтобы сломаться, я обрел силу, начал искать возмещения - ищу до сих пор. Я - одержимый. Общество считает меня своевольным сибаритом, эротоманом. Оно ошибается. Я - что скрывать - убежденный аскет. И останусь им, пока не избавлюсь от наваждения. Я - упорный человек. Однако вам не интересны мои личные проблемы, поскольку, естественно, это не тема для печати.
- И тем не менее, мне интересно. Игрель Тинси - источник вашего наваждения?
- Именно, - произнес Виоль Фалюш невыразительным голосом. - Она разбила мою жизнь. И должна возместить ущерб. Разве это не справедливо? Она проявила себя непонятливой, жестокой.
- И как она может излечить ваше наваждение?
Виоль Фалюш выпрямился в кресле.
- У вас что, нет воображения? Мы уже достаточно много друг другу сказали.
- Так Игрель Тинси жива?
- Да, конечно.
- Но из ваших слов я сделал вывод, что она мертва.
- Жизнь и смерть - все это неточные термины.
- Кто тогда Друзилла, девушка, которую вы оставили Наварху? Она Игрель Тинси?
- Она то, что она есть. И допустила ужасную ошибку. Не оправдала моих надежд, и Наварх тоже, раз уж взялся воспитывать ее. Она легкомысленна и упряма, заигрывала с другими мужчинами и должна служить мне, как служила Игрель Тинси. Так и будет, во веки веков, пока я не получу желаемого и не успокоюсь. К этому времени ей придется оплатить огромный счет. Тридцать лет! Подумайте об этом! - Голос Виоля Фалюша дрожал и прерывался. Тридцать лет быть окруженным красотой и не иметь возможности наслаждаться ею. Тридцать долгих лет!
- Я не рассчитываю, что вы послушаете моего совета, - сухо сказал Джерсен.
- Я не нуждаюсь ни в чьих советах, и, естественно, то, что я говорю вам, не может быть опубликовано. Я буду оскорблен и потребую удовлетворения.
- Тогда что можно печатать?
- Все, что хотите, если это не оскорбит меня.
- А что здесь еще делается - по ту сторону зала?
Виоль Фалюш с минуту разглядывал его. Джерсен чувствовал это, но не мог различить выражения глаз. Но голос Фалюша звучал легко:
- Это Дворец Любви. Я увлечен им, даже захвачен, возможно, из-за механизма сублимации. Я разработал программу исследований. Изучаю эмоции в искусственно созданных и достоверных обстоятельствах. Однако сейчас я предпочел бы не обсуждать проблему. Возможно, через пять лет, или десять, я опубликую заключение. Предвижу потрясающие результаты.
- Что касается фотографий в фойе...
Виоль Фалюш вскочил на ноги.
- Хватит! Мы говорили слишком долго, я разволновался, и вы тому причиной, поэтому я доставлю некоторые неудобства и вам, что несколько меня успокоит. Внимание и осторожность! Скоро настанет час возвращения в Реальность.
- А что будет с вами? Останетесь здесь?
- Нет. Я также покину Дворец. Работа здесь завершена, у меня важная миссия на Альфаноре, которая меня развлечет и, возможно, все изменит... Будьте любезны, выйдите в холл. Мой друг Хеланс ожидает вас.
"Хеланс, - подумал Джерсен, - должно быть, тот белоглазый". Ощущая на себе пристальный взгляд Виоля Фалюша, Джерсен медленно повернулся и пошел к двери. Белоглазый ожидал его в холле. Он держал в руках что-то вроде цепа - стержень, заканчивающийся кусками проволоки. Похоже, другого оружия у него не было.
- Сними одежду, - велел Хеланс, - ты должен быть очищен.
- Это твой язык должен быть очищен, - сказал Джерсен. - Можешь говорить что хочешь, а сейчас ты должен возвратить меня в сад.
Хеланс улыбнулся.
- У меня есть приказ. Можешь упираться, но приказ должен быть и будет исполнен.
- Не тобой, - огрызнулся Джерсен. - Ты слишком толст и медлителен.
Хеланс вскинул цеп, проволоки резко и неприятно засвистели в воздухе.
- Быстро! Или ты выведешь нас из терпения, и наказание будет другим.
Хеланс мускулист и крепок, отметил Джерсен, явно тренированный борец, возможно, столь же хорошо тренированный, как и он сам. И на тридцать фунтов тяжелее. Если у него и есть слабое место, этого с ходу не разберешь. Джерсен неожиданно сел на пол, спрятал лицо в ладони и начал всхлипывать.