Изменить стиль страницы

Приказ его пришелся не совсем по душе Нурыму, но возражать он не стал. «Если Мукарама не согласится ехать с обозом, то попрошу кого-нибудь из джигитов пересесть на телегу, а ее посажу на коня», – беспокоился Нурым, и напрасно.

– На какую телегу? – только и спросила Мукарама.

Нурым посадил ее в самый крепкий тарантас.

– Смотрите, чтоб доктор пешком не шла. Так приказал командир! – предупредил Нурым начальника обоза.

Начальник понятливо кивнул. «Что ж, девушка-доктор только украсит мой обоз», – подумал он удовлетворенно.

Глава десятая

1

Степь да степь. Бесконечная вьется дорога. В первый день шумливый отряд дружинников добрался до аулов вдоль Булдырты и там заночевал. Сегодня солдаты ехали по безлюдной степи. Ехали спешно, без остановок. Отставал лишь один джигит на пегой кобыленке, перешедший от Жолмукана в десятку Нурыма. Пегая кобыленка – ленивая кляча, да и джигит на ней – недотепа. То пришпорит, пустит ее мелкой, неприглядной рысцой, догонит отряд, то снова ослабит поводья, а кляча плетется в раздумье, не зная, дальше ли ей рысить или уже довольно. Сегодня оглянулся как-то Нурым назад и изумился: на обочине дороги стояла пегая кобыла, лениво пощипывая траву, а джигит, опустив поводья, задумчиво уставился вдаль. «На этой кобылке, видать, всю жизнь пасли овец, а джигит, как и несчастный Кали, с самого детства, наверное, привык плестись за отарой», – грустно подумал Нурым. Заметив, что ему машут, джигит заколотил пятками по тощим бокам кобыленки…

«Эх, бедняжка, из-за своей нерасторопности погибнешь, как и Каримгали, в первом бою…» – вздохнул Нурым. Со вчерашнего дня на душе его была одна горечь. «Далеко забрались… Что нас ждет впереди, на чужбине, вдали от родных и друзей? Все вокруг незнакомо, да и поход какой-то неожиданный, опасный…» Но, увлеченный общим порывом, порою он забывал о сомнениях. Разговоры в пути, заботы о ночлеге отвлекали его от невеселых мыслей.

А таинственная рыжая степь манила солдат все дальше и дальше. Вместо затхлой, неуютной казармы – необозримый простор, над головой бездонное небо, а вокруг необъятная сказочная степь. То там, то здесь дремали холмы и тоже звали солдат куда-то.

Не испытав мытарств похода,
Не оседлав коня боевого,
Разве достигнет цели герой?!

Эти стихи Нурым впервые услышал от Игилмана, тот знал всего Махамбета наизусть. Нурым шептал эти строки про себя, и ему вдруг почудилось, что все дружинники – бесстрашные батыры, готовые не задумываясь ринуться на врага. Вот они мчатся, все как один отборные храбрецы, отчаянные смельчаки, не какие-то аульные растяпы в широкополых чапанах и нелепых шапках, а ловкие наездники и опытные рубаки. Не обратив врага в бегство, не повернут они своих коней. Вот они несутся стремя в стремя, оглашая степь победным кличем. Как вы дороги сердцу Нурыма, друзья!

Самый дорогой, самый близкий человек тоже сейчас с ним, в походе. В серой толпе она кажется дикой серной, отставшей от своей стайки. Вон сидит она, погруженная в сладкие думы. Одна среди хмурых, обожженных солнцем и стужей мужчин. Еще совсем юная, неопытная девушка-татарка решилась на трудный, изнурительный путь вместе с огрубевшими душой и телом воинами.

Но хмурые лица в серых шинелях не были чужими Мукараме. Будто озаренные светом девичьих глаз, все они слушались ее, как дети.

– Наша девушка-локтор, – с восхищением говорили джигиты, указывая на тарантас.

– Иди к девушке-локтору, она перевяжет тебе руку, – слышалось среди солдат.

Как тут не гордиться Нурыму! Полюбившаяся всем «девушка-локтор» – не только его хорошая знакомая, но и близкий, родной человек. Он готов все сделать ради нее и старается держаться со своей десяткой поближе к тарантасу. Уйдет отряд вперед – Нурым придерживает коня, ждет, пока догонит обоз. Если же обоз уходит вперед, десятка Нурыма догоняет его. Весь обоз с продовольствием, боеприпасами, походной кухней, с девушкой плотно оцепили солдаты.

Впереди в бескрайней степи замаячил одинокий всадник.

– Верховой несется навстречу!..

– Смотри: солдат!

– Да ну! Обыкновенный путник!

Солдаты оживились, вытянули шеи, уставились вдаль.

Впереди возвышался небольшой холм, через который тянулась дорога. Всадник ходко спускался по западному склону холма. Вскоре стало ясно, что это военный: одежда удобно облегала его, посадка легкая, кавалерийская, за спиной моталась винтовка.

– Охотник скачет! – решили вслух некоторые.

Между тем всадник повернул коня прямо к ним и, показывая, что очень спешит, пускал коня то в намет, то крупной рысью.

– Нурым, бери одного из джигитов и скачи навстречу. Разузнай, военный ли? Если начнет расспрашивать, веди его ко мне, – приказал Жоламанов.

Хотя загадочный всадник выскочил откуда-то сбоку, сотник предполагал, что он из Уила. Через несколько минут отпали всякие сомнения: всадник был военным. На нем была шинель, на боку висела сабля, всем своим обликом он походил на офицера. Нурыму показалось, что он даже поднес руку к виску, отдавая честь. «Кто он такой? Не гонец ли главарей Уила? Или разведчик? Хочет разузнать наш путь?..»

Из сотни Орака, ушедшей далеко вперед, прискакал к Жоламанову джигит, чтобы узнать, что за всадник. Солдат из третьей сотни не успел доскакать, как Нурым привел путника к Жоламанову.

Всадник оказался хорошо сложенным, коренастым джигитом с холеными черными усами. Глядел он открыто, смело и, судя по всему, был не робкого десятка.

– Счастливого вам пути, граждане! – обратился он ко всем, а Жоламанову отдал честь.

Цепким взглядом оглядев обступивших его джигитов, он стал ждать, что скажет командир.

Жоламанов был близок к братьям Алибековым, во всем равнялся на них. Он с самого начала был против жестокой палочной дисциплины среди казахских джигитов. На выходки буяна Жолмукана он старался смотреть сквозь пальцы, за что руководители штаба разжаловали его в рядовые. Но в день «Большого бунта» Жоламанов решил смирных, чумазых казахских джигитов, за которых он всюду, где мог, заступался, повести в поход за свободу. Мамбет пользовался среди солдат большим весом, но был излишне горяч, не раздумывая все ломал и рушил на своем пути. Жоламанов, напротив, был сдержан, рассудителен. Он решил расспросить всадника, а потом доложить Мамбету. «Не может быть, что это случайная встреча», – подумал Жоламанов.

– И вам также, незнакомый путник, доброй дороги! Случайная встреча не развяжет языки, говорят старики. Однако все же позвольте полюбопытствовать: куда путь держите? – холодно спросил сотник.

Всадник пропустил его вопрос мимо ушей, спрыгнул с коня, закинул повод на луку седла, чуть освободил подпругу, похлопал коня по шее, расправил спутавшуюся гриву, потрепал челку. Темный мухортый конь сначала казался обыкновенным кавалерийским конем, но опытный глаз Жоламанова заметил, что конь – смесь с аргамаком – высокий, стройный, тонконогий, широкогрудый, хвост жидковат – все признаки южной породы. По крутому крупу, по потному тебеньку было видно, что конь хорошо ухожен, отлично тренирован, силен и вынослив. Всадник не торопился с ответом, занятый своим делом. Всем своим видом он как бы говорил: вот такой я человек, все у меня нормально, все в порядке, нет никаких причин для тревог и волнений, главное, чтоб сам был здоров и конь твой свеж. Успокоив разгоряченного коня, он еще раз оглядел удивленных его поведением джигитов и как будто только сейчас вспомнил о вопросе командира.

– Да будет легким ваш путь! Доброе слово – половина счастья, говорят. Вы мне тоже пожелали доброго пути, спасибо! – Всадник прямо взглянул на Жоламанова. – Путь мой кончился удачно. Встретившись с вами, я достиг того, чего хотел. Это вы… – незнакомец чуть замешкался, взглянул на знаки различия Жоламанова… – старшина, возглавляете отряд? Будьте добры, слезьте с коня, мне надо с вами поговорить.