Впервые за миллионы лет существования Ледниковый щит попал в газеты, но как искаженно его изображали!

Тем временем, продвигаясь по Ледниковому щиту примерно по 16 километров в день, Уоткинс, Раймил и Чепмен держали курс точно на станцию. Больше всего страдали они от солнечных ожогов, от которых трескались губы, а лица с лупившейся кожей были исключительно чувствительны к дувшему еще по временам холодному ветру.

В то же самое время объект их поисков 26 апреля записал в дневнике: "Ровно шесть месяцев, как мы покинули Базовый лагерь и начали питаться санными рационами. Нахожусь здесь один 20 недель. Все кончается. Жгу последнюю свечу. Керосина очень мало. Что буду делать с водой для питья, не знаю. Осталось всего две галеты. Через четыре дня рационы кончатся, но, к счастью, у меня имеется запас пеммикана и маргарина. Так как кипятить чай мне не на нем, я его курю"96. На следующий день мы получили в Базовом лагере радиограмму от Комитета с сообщением, что мощный шведский самолет, зафрахтованный им и пилотируемый капитаном Аренбергом, вылетает к нам из Мальмё через Исландию, чтобы помочь установить местоположение станции и сбросить продовольствие санной партии. Разрабатывались также планы посылки ледокола с горючим и другими грузами.

Перед нами приоткрылась та оживленная деятельность, которую наше краткое донесение вызвало в Англии. Кроме того (и это было более существенно), мы поняли, что сообщения о Курто, очевидно, стали достоянием гласности. Мы держали связь только с Комитетом и в нашей изолированности наивно предполагали, что пресса и широкая публика ничего не знали. Но если проектируется вылет спасательного самолета, значит тайны никакой нет. Отсутствие известий породит слухи. Мы боялись также, как бы не явились посторонние "спасать" нас. Поэтому мы составили и отправили подробное сообщение в "Таймс". В нем давался полный отчет обо всех обстоятельствах, приведших к теперешнему положению. Мы старались дать понять, что нами делается все необходимое.

Наша статья была напечатана 30 апреля. Но к этому времени заметки о Ледниковом щите уже не сходили с первых страниц большинства английских газет и многих заграничных. В одной из них сообщалось: "От Огастайна Курто... находящегося в одиночестве на Ледниковом щите в Гренландии, сегодня получена радиограмма, гласящая: "Нахожусь совершенно без пищи"". При всей нелепости и аморальности такого сообщения оно оказалось чрезвычайно близким к истине.

1 мая Курто записал в дневнике: "Никаких признаков смены. Скоро придется подумать о том, чтобы уйти, если я смогу выбраться. Галеты кончились, свечи также. Жгу восковую лыжную смазку, но от нее отвратительный чад. Сахару нет, так как последняя банка осталась снаружи. Рационы кончились, но у меня еще имеется порядочное количество самого необходимого, хотя лимонный сок [единственное антицинготное] на исходе, что очень серьезно".

Плохая погода задержала моноплан капитана Аренберга. Тем временем Хемптон в Ангмагсалике, в 50 километрах от Базового лагеря, прилагал отчаянные усилия к тому, чтобы привести в годное для полета состояние один из наших двух маленьких "мотыльков". Оба сильно пострадали от льда и штормов. Из-за отсутствия запасных частей Хемптону пришлось пустить в ход плавник и бельевой материал.

Но не только Аренберг собирался прибыть к нам на самолете. Мы уже несколько раз слышали по радио о профессоре Александере Юханссене (он всегда подписывался полным именем), который на исландском сторожевом судне направлялся к краю пакового льда, собираясь оттуда лететь. Его радиограммы напоминали анкеты. (Впоследствии мы узнали, что на борту находился газетный корреспондент.) Проектировался еще ряд спасательных экспедиций, о которых мы не знали, так как они подготовлялись втайне. Английская печать упоминала о возможности "помощи Б.В.В.С."97

Однако все эти доблестные добровольцы не могли преодолеть одно основное затруднение - почти абсолютную недоступность Ледникового щита в это время года. Всякому направлявшемуся к нам самолету для взлета были необходимы колеса или поплавки. В Гренландии единственными посадочными площадками являлись фьорды, а они были еще скованы льдом. Посадка там без лыж грозила поломкой. За замерзшими фьордами море было загромождено тяжелыми паковыми льдами, двигавшимися к югу из полярного бассейна. В ближайшие недели сквозь них не мог бы пробиться даже ледокол.

Привожу запись из моего дневника, сделанную 2 мая в Базовом лагере: "Мы заканчивали завтрак, когда прибыл Хем с сильно залатанным самолетом и новостями [полученными от датского радиста в Ангмагсалике] о том, что профессор Алекс вылетел рано на рассвете [с наружной кромки пакового льда], но немедленно совершил посадку, так как мотор отказал, после чего вернулся в Рейкьявик. Мы изумлены. Затем мы услышали, что Аренберг вылетел [из Рейкьявика] в 11.40 и просит нас устроить "побольше дыма". Хем, Д'Ат и я спустились на лед с тазом, нефтью и керосином и поддерживали великолепный огонь до 7 ч. веч., когда услышали, что Аренберг вернулся из-за тумана.

Утром Д'Ат и К. вылетели внутрь страны [в район Ледникового щита] с кормом для собак. [Это был первый полет Квинтина.] Но, покрыв 110 километров, они вернулись - тоже из-за тумана".

После чудовищных усилий, какие потребовались от Хемптона, то обстоятельство, что Д'Ат и Рили не видели с "мотылька" санной партии, явилось крупной неудачей. Впрочем, это могло означать, что Уоткинс, Чепмен и Раймил ушли дальше, чем на 110 километров. В общем мы были возбуждены и довольны.

Естественно, после того как партия Уоткинса 21 апреля вышла в путь, мы больше ничего не сообщали о ней в Англию. Сообщать было нечего. Если три недели нет известий, то хотя это не обязательно хороший признак, но, во всяком случае, и не плохой. Однако некоторые газеты истолковали наше молчание иначе. Одна лондонская вечерняя газета утверждала: "Теперь в ледяных просторах Гренландии затерялось четверо англичан".

В течение первых дней мая число проектировавшихся спасательных экспедиций увеличилось. 4 мая появился заголовок: "Семь спасательных экспедиций в Арктику". Фактически только две из них сдвинулись с места профессор Александер Юханссен, добравшийся до края пакового льда и вернувшийся, и капитан Аренберг, ожидавший в Исландии летной погоды и храбро готовившийся подвергнуться риску разбиться на гренландском льду.

Конечно, ни в Гренландии, ни на сотни километров вокруг никаких корреспондентов не было. Однако 5 мая появилась статья с подзаголовком "Ангмагсалик, Гренландия, понедельник", гласившая: "Вряд ли существует другой занавес, за который было бы столь же трудно проникнуть, как за тот, что пустынные арктические просторы задергивают за людьми, отрезанными от аванпостов цивилизации. Неудача упорно преследует попытки тех, кто разыскивает Курто, и эта задача становится еще более трудной, и надежда на успех более проблематичной в связи с исчезновением Уоткинса, Раймила и Чепмена, участников Британской арктической экспедиции по изысканию воздушной трассы, две недели тому назад отправившихся на нартах для поисков Курто.

Они захватили продовольствия всего на несколько недель, и опасения за их судьбу усиливаются с каждым часом, так как от них нет ни слова. Предполагают, что они скитаются где-то по обширному ледяному пространству внутри страны.

Спасательные операции ведутся с лихорадочной энергией..."

Как оказалось, 5 мая было днем кульминации - тихой кульминации, приличествующей Ледниковому щиту, которому при всех его недостатках свойственна известная величественность. Вечером 3 мая Уоткинс, Раймил и Чепмен разбили лагерь, по их расчетам, в нескольких километрах от станции. Следующее утро началось ураганом и пургой. Они решили оставаться на месте до тех пор, пока не будут в состоянии точно определить свое местоположение.

Вечером прояснилось. Было уже слишком поздно, чтобы произвести наблюдения, но, не сняв палатки, они разошлись на лыжах в разные стороны на поиски. Уоткинс и Чепмен вернулись часов в десять, Раймил в полночь. Они обрыскали порядочное пространство, но никто из них не видел никаких признаков станции.