Температура, вероятно, была около нуля, но нам, привыкшим к 45-50° мороза, она казалась расслабляюще теплой. Наши канадские лыжи глубоко проваливались в снег, который набивался в отверстие в их верхней части, так что при каждом шаге приходилось подымать огромную тяжесть. Пожалуй, мы испытывали главным образом психическую усталость, но, как бы там ни было, я чувствовал себя совершенно разбитым. Обычно Базовый лагерь являлся магнитом, который притягивал нас все сильней и сильней, несмотря на утомление. Но теперь он отталкивал: я не хотел очутиться там. Я думал о том, как все проснутся и поспешно вскочат с коек, засыпая вопросами: почему мы вернулись без Огаста? Я был уверен, что для этого имелась основательная причина, но забыл, какая именно. С трудом бредя по мокрому рыхлому снегу, неохотно приближаясь к спящему бараку, я находился морально и физически в таком угнетенном состоянии, в каком надеюсь больше никогда не быть.

Как только собаки в лагере, почуяв приближение наших собак, принялись выть, из барака вышли в пижамах сначала Чепмен, а за ним Джино.

Джино выслушал наш рассказ с полным спокойствием и немедленно занялся подготовкой грузов и снаряжения для следующего путешествия, а также составлением радиограммы в Англию. Он сказал мне, что я поступил правильно, повернув при создавшихся обстоятельствах назад, так как благодаря этому не упущено время для второй спасательной экспедиции. По его словам, продовольствие у Курто еще должно оставаться, а погода теперь более подходящая, так что можно захватить с собой радиоприемник для приема сигналов времени и разыскать станцию путем точного определения курса.

Не думаю, однако, что Квинтин, Мартин и я были полны надежд, когда, едва держась на ногах от усталости, мы забирались на свои койки. Конечно, Джино найдет станцию. Но застанет ли он Курто живым и здоровым? Закрывая глаза, я видел перед собой Ледниковый щит, каким он был, когда мы рыскали взад и вперед. Тени от снежных сугробов вводили в заблуждение, подобно камуфляжу. Но ведь мы должны были проходить вблизи от станции. Мы должны были увидеть ее, если бы она все еще выступала над поверхностью. Следовательно, палатка и Огаст Курто в ней, вероятно, погребены. А люди погребенные обычно бывают мертвы.

Глава 11

КУЛЬМИНАЦИЯ

Последняя стадия может быть описана с четырех различных точек зрения Курто, участников второй спасательной партии, членов экспедиции, ожидавших в Базовом лагере, и широких общественных кругов в Англии и остальных странах мира. Мы остановимся в основном на первых двух и вкратце на третьей; но нельзя совершенно оставить в стороне и четвертую, ибо это был все же Ледниковый щит, таинственный Ледниковый щит, внушавший такую тревогу и потому призывавший к энергичным действиям. Итак, я попытаюсь при описании событий сочетать все четыре точки зрения.

В то время, как Линдсей, Рили и я спешили в Базовый лагерь, Курто 13 апреля записал в своем дневнике: "Сегодня выкурил последнюю трубку табаку. Теперь не осталось почти ничего, ради чего стоило бы жить. Свет приходится зажигать только на время еды, которая состоит из слегка подогретой овсянки, галет, холодного пеммикана и маргарина. Это означает, что в доме очень холодно, и он до самого потолка покрылся инеем. Выйти наружу по-прежнему невозможно. Ноги продолжают мерзнуть; приходится все время снимать носки и согревать ноги руками. Керосин почти весь вышел, свечи также. Думаю, я скоро буду вынужден сосать снег. Пока что ограничиваюсь пол-литром воды в день и четырьмястами граммами пищи. Хотелось бы знать, находится ли "Кериед" сейчас в плавании. Чего бы я ни дал, чтобы очутиться на нем и есть говядину с луковым пудингом. Я отдал бы один глаз, чтобы быть теперь дома с Вами, моя дорогая, и видеть Вас, а не только подаренную Вами бедную старую трубку, для которой у меня нет табаку".

Как я уже сообщал, мы достигли Базового лагеря в 12 часов ночи с 17 на 18 апреля. 18-го в три часа утра Джино закончил все приготовления к выходу с Чепменом и Раймилом вторую спасательную экспедицию. (Думаю, он предвидел такую возможность, так как партия Стефенсона, пытавшаяся достичь района горы Форель, вынуждена была преждевременно вернуться назад.) Он набросал также донесение Экспедиционному комитету в Лондон, которое Лемон должен был передать, как только наступит установленный графиком срок для работы его радиостанции. В радиограмме сообщалось, что моя партия вернулась, не разыскав станции; впрочем, вследствие тяжелых условий погоды мы могли пройти в четырехстах метрах, не заметив ее. Джино добавил, что у Курто, наверное, есть еще продовольствие и что он, Уоткинс, с часу на час поведет другую спасательную партию. Однако в заключение он писал: "Не исключена возможность смерти или болезни Курто, и в этом случае станция, вероятно, совершенно занесена снегом".

Как легко себе представить, такое сообщение вызвало в Англии определенную реакцию.

Непогода на три дня задержала выход Уоткинса. Пока участники его партии ожидали в Базовом лагере, собаки, которые должны были тащить их нарты, рыскали вокруг барака и копались в мусоре среди таявшего снега. На уровне моря зима уже сдала свои позиции.

20 апреля Курто на несколько минут зажег свечу и записал: "Осталась всего одна свеча. Керосина почти нет. Целый день лежал в темноте, обдумывая идеальное плавание и идеальный обед. Ступня левой ноги распухла. Надеюсь, это не цинга".

На следующее утро, 21 апреля, спасательная партия выступила в путь. Стефенсон, Уэйджер, Бингхем и я вышли с ней, чтобы помочь преодолеть первые крутые склоны. Попрощавшись, мы долго следили за тремя нартами, удалявшимися, двигаясь друг за другом, к краю белого горизонта. Затем нам больше ничего не оставалось, как вернуться в Базовый лагерь и ждать возвращения товарищей - через три, или шесть, или даже восемь недель.

Вряд ли кто-нибудь из нас сомневался в том, что они отыщут станцию. На Ледниковом щите зима сменилась летом. Снежная поверхность была гладкая, и погода сравнительно мягкая. Поэтому партия взяла радиоприемник для приема сигналов времени и могла определять свое местонахождение с точностью до ста кв. метров. Все ее участники были опытными штурманами, в особенности Раймил. Именно он впервые определил координаты станции "Ледниковый щит", когда организовал ее прошлым летом. Он, Джино и Фредди, конечно, найдут палатку, если даже им придется перерыть весь снег над определенным ими участком... Но что обнаружат они внутри? Никто из нас, остававшихся в Базовом лагере, не мог ни за что поручиться. Мы жили в напряжении и тревоге.

22 апреля, на следующий день после того, как партия Джино исчезла за белым горизонтом, мы получили по радио первый отклик на донесение в Англию. Экспедиционный комитет выражал большое беспокойство за судьбу Курто и задал ряд вопросов. Лемон ответил на них и добавил, что Уоткинс не считает положение безнадежным и что все возможные меры приняты. Откровенно говоря, мы были несколько повышенно чувствительны.

Это было все, что мы в Гренландии в то время знали о происходившем в Англии. Но 23 апреля Комитет решил опубликовать имевшиеся в его распоряжении сведения и направил краткое сообщение в газету "Таймс", которой принадлежало право опубликования материалов о нашей экспедиции. На следующий день "Таймс" напечатал это сообщение под заголовком: "Опасения за судьбу Курто".

Дело вряд ли могло этим ограничиться. Другие газеты подхватили. Вопрос шел о представителе знатной семьи, которую или о которой все знали, "брошенном на Ледниковом щите". В последующие дни было опубликовано несколько любопытных заметок. Одна из них имела заголовок: "Ему грозит опасность от волков". Самая интересная (если бы кто-нибудь из нас был расположен по достоинству оценить ее) появилась в одной французской газете. В корреспонденции сообщалось, что мадемуазель Огюстин Курто, единственная женщина - участница экспедиции, провела зиму одна в 225 километрах от остальных и что все попытки мужчин добраться до нее оказались безуспешными.