-- Пошли наверх, ко мне,-- сказала Гретхен.-- Там и разопьем.

В гостиной царил ужасный беспорядок. Теперь она превратилась в ее рабочий кабинет, так как пришлось отдать комнату на чердаке Билли, и он был там полновластным хозяином. У письменного стола на полу валялись фрагменты двух статей, которые она пообещала написать к первому числу следующего месяца. Повсюду -- книги, записи, обрывки газет. Даже кушетку она не пощадила. Гретхен, несомненно, не была образцом аккуратности, и все предпринимаемые ею время от времени героические усилия по наведению порядка давали обратный результат -- хаос становился еще больше, чем прежде. Когда она работала, то курила одну сигарету за другой, и в комнате повсюду в самых неожиданных местах стояли пепельницы с горой окурков. Вилли, который тоже не отличался большой аккуратностью, время от времени даже бунтовал:

-- Это не дом, а редакция городской газетенки, черт бы ее побрал!

Гретхен сразу отметила недовольное выражение на лице Рудольфа, когда тот быстро оглядел ее комнату. Может, сейчас, в эту минуту, он сравнивал ее с той дисциплинированной и слишком аккуратной девушкой, какой она была в девятнадцать лет? Вдруг Гретхен почувствовала беспричинную вспышку гнева из-за своего безукоризненно одетого, такого благопристойного брата. "У меня на руках семья,-- мысленно оправдывалась она,-- я зарабатываю себе на жизнь сама, не стоит забывать об этом, дорогой братец!"

Повесив с подчеркнутой аккуратностью, чтобы чуть сгладить неприятное впечатление от беспорядка в комнате, пальто и шарф на вешалку, она сказала Билли:

-- Иди к себе наверх делать уроки.

-- Ах, да,-- вздохнул Билли, скорее для проформы, а не из-за желания остаться в компании взрослых.

-- Иди, иди, Билли!

Сын с искренним удовольствием пошел к себе наверх, но изобразил при этом такой несчастный вид, как будто ему ужасно этого не хотелось.

Гретхен достала бокалы.

-- Ну, по какому случаю пьем? -- весело спросила она Рудольфа, открывавшего первую бутылку.

-- Мы наконец добились своего,-- сообщил ей Рудольф.-- Сегодня состоялось официальное подписание документов. Теперь мы сможем пить шампанское всегда -- утром, днем, вечером, когда угодно, пить до конца жизни.

Он наконец вытащил тугую пробку и стал разливать шампанское по бокалам, искрометные пенистые брызги фонтаном падали ему на руку.

-- Просто замечательно,-- воскликнула Гретхен, хотя так и не поняла до конца, как это Рудольфу удалось без посторонней помощи проникнуть в область крупного бизнеса.

Они чокнулись.

-- За процветание корпорации "Д. К. Энтерпрайсиз" и председателя совета директоров,-- предложил тост Джонни.-- Самого молодого из всех новых магнатов!

Оба они засмеялись, но все равно чувствовалось, что нервы у них напряжены. Как это ни странно, но они напоминали Гретхен людей, которым чудом удалось уцелеть после дорожного происшествия, и теперь они истерически поздравляли друг друга со счастливым исходом.

Рудольф не мог сидеть на месте. Он все время ходил по комнате с бокалом в руке, открывал книжки, разглядывал ее письменный стол с царящим на нем беспорядком, торопливо перелистывал газеты. Какой-то нервный, загнанный, с лихорадочно блестящими глазами и провалившимися щеками.

Джонни являл собой полную противоположность Руди: полнощекий, гладенький, спокойный и собранный. Теперь, после нескольких глотков шампанского, вид у него был довольный, даже сонный. Он, конечно, куда лучше был знаком с миром денег, чем Рудольф, знал, куда и как их лучше вкладывать, и всегда был готов к неожиданным поворотам судьбы.

Рудольф включил радиоприемник как раз посередине исполняемой первой части "Императорского вальса" Иоганна Штрауса.

-- Послушай, они играют наш гимн,-- сказал он, обращаясь к Джонни.-Музыка в честь миллионов.

-- Не заноситесь, ради бога,-- воскликнула Гретхен.-- Вы, ребята, заставляете меня чувствовать себя нищенкой.

-- Если бы у твоего Вилли было побольше мозгов,-- сказал Джонни,-- то он бы выпросил, занял или, наконец, украл деньги и вложил бы их в "Д. К. Энтерпрайсиз". Я не шучу. Трудно даже представить, как высоко взлетит эта компания. Предела нет.

-- Вилли слишком горд, чтобы у кого-то просить деньги, его слишком хорошо знают, чтобы дать ему в долг, и он слишком труслив, чтобы украсть их.

-- Что ты, Гретхен, какие ужасные вещи ты говоришь о моем друге,-сказал Джонни, притворяясь, что шокирован ее словами.

-- Когда-то он был и моим другом,-- печально парировала Гретхен.

-- Выпей еще шампанского,-- предложил он. Она кивнула, Джонни налил.

Рудольф поднял с ее стола листок бумаги.

-- "Век лилипутов",-- прочитал он вслух.-- Что это за заголовок?

-- Я хотела написать статью по поводу одной новой телепрограммы этого сезона,-- ответила Гретхен,-- но потом занялась чем-то другим. Прошлогодние пьесы, пьесы нынешнего года, куча новых романов. Деятельность кабинета Эйзенхауэра, вопросы архитектуры, общественная нравственность, проблемы образования. Я просто в ужасе от того, чему учат Билли в школе, и, вероятно, это меня и подвигло на обличительные статьи.

Рудольф прочитал первый абзац.

-- Ты довольно резка,-- прокомментировал он.

-- Мне платят за то, чтобы я всех ругала,-- оправдывалась Гретхен.-Это мой рэкет, так и знай!

-- Ты что, на самом деле считаешь, что все так безнадежно? -- спросил Рудольф.-- Или притворяешься?

-- Я стараюсь быть искренней.-- Она опять протянула свой бокал Джонни.

В это время зазвонил телефон.

-- Это, наверное, Вилли хочет предупредить, чтобы его не ждали к ужину,-- сказала Гретхен.

Она подошла к своему столу, сняла трубку.

-- Алло,-- произнесла она заранее обиженным голосом, затем недоуменно посмотрела на брата: -- Минутку,-- и передала трубку Рудольфу.-- Это тебя.

-- Меня? -- вздрогнул от неожиданности Рудольф.-- Никто не знает, что я здесь.

-- Но просят мистера Джордаха.

-- Слушаю,-- сказал в трубку Рудольф.

-- Это Джордах? -- осведомился хрипловатый, приглушенный голос.

-- Он самый.

-- Это Эл. Я поставил за тебя пять сотен на сегодняшний вечер. Неплохие деньги. Ставки семь к пяти.