- Нам, товарищи, - продолжал я, - предстоит завершить очищение от врага Калининской области, потом освобождать Латвию. Скоро нам на передовую уходить. Поэтому надо быстрее закруглять работу. С отдыхом как?

- Нормально! Работаем и отдыхаем, - послышалось в ответ.

- А кормят вдоволь?

- Наедаемся. Даже остается. А что остается - тоже съедаем!

Бойцы дружно рассмеялись незамысловатой шутке.

- Настроение, выходит, хорошее?

- Ничего! Только внимания к нам маловато. Ровно мы тыловая часть какая.

В это время, раздвинув людей плечами, на середину круга пробрался среднего роста кареглазый офицер и, кинув руку к козырьку, представился:

- Товарищ командир дивизии, командир шестьсот семьдесят четвертого стрелкового полка подполковник Пинчук!

- Вот и кстати. Давайте, командир полка, вместе выяснять, чем люди недовольны. Вот вы, - спросил я стоявшего поблизости усача, - когда призваны?

- Ефрейтор Мурзинов, - доложил тот, - призван в январе сорок второго.

- Награды имеете?

- Так точно. Медаль "За отвагу". Но это еще до ранения, под Сталинградом.

- А в этом полку давно? В боях участвовали?

- С самого начала я здесь, с сентября. В боях, конечное дело, во всех привелось побывать. Только не помню я, чтобы кого здесь наградили.

- Так это, товарищи?

- Верно Мурзинов говорит! Конечно так! Не до наград нам, спасибо, живы остались...

Попрощавшись с бойцами, я с Ворониным и Пинчуком двинулся к Чурилову, в штаб полка. По дороге Алексей Иванович Пинчук объяснял:

- Знаете, товарищ полковник, как обычно бывает? Если полк или дивизия оплошали, то не то чтобы отличившийся взвод - бойцов и то не поощряют.

Пинчук не открыл Америки. Мне и самому приходилось сталкиваться с таким положением, когда из-за ошибок одного или нескольких военачальников не замечалась доблесть сотен и тысяч рядовых.

Я был противником подобного отношения к людям, которых обычно называли "рядовыми тружениками войны". Среди них всегда находились герои, независимо от того, удачный или неудачный маневр совершали полки. И их надо было отмечать! Поэтому я довольно резко произнес:

- Если у вас, товарищ Пинчук, достает твердости вести людей в бой, то должно хватить ее и на то, чтобы наградить по заслугам отличившихся.

- Да, не хватило нам тут принципиальности, - согласился Воронин.

- Ладно, - подытожил я разговор, - пусть командир полка разберется - и тех, кто достоин, представит к правительственным наградам. Людям скоро снова в бой идти. Их хорошим настроением надо дорожить...

За этот день я побывал во всех подразделениях полка. Познакомился поближе и с Алексеем Ивановичем Пинчуком и с командирами батальонов, побеседовал со многими офицерами и бойцами.

Следующие четыре дня ушли на знакомство с двумя остальными полками 469-м и 756-м. И там я велел представить лучших к награждению. Кстати сказать, состоявшееся вскоре вручение орденов и медалей очень сильно подействовало на всех бойцов, подняло у них дух. Люди увидели, что их ратный труд не забыт и оценен по заслугам, что они не обойдены вниманием своих начальников.

По указанию Воронина о подвигах награжденных рассказывали своим сослуживцам агитаторы. Писалось о них и в нашей дивизионке "Воин Родины".

С каждым днем я все прочнее врастал в свою новую семью. После знакомства с частями пришлось произвести некоторую перестройку в их структуре. Дело в том, что в каждом полку после мартовско-апрельских боев осталось всего по два батальона, в каждом из которых насчитывалось не более роты. Поэтому я приказал сформировать в полках из двух батальонов по одному, но не обычному, а штурмовому, пригодному по своему предназначению для прорыва сильно укрепленной позиции противника. На мой взгляд, такая мера должна была способствовать более целеустремленному проведению боевой подготовки.

А к приходу пополнения, которое мы ожидали, полки уже имели бы по хорошо сколоченному боевому коллективу.

Как только состоялась реорганизация, сразу же начались занятия. Сначала они проходили поротно. Бойцы тренировались в стремительных бросках вперед, в стрельбе из автоматов и в метании гранат. Когда роты стали действовать дружно и согласованно, появилась возможность приступить к отработке наступательных действий в составе батальонов.

Штаб корпуса сориентировал меня, в каком месте, вероятнее всего, дивизии придется прорывать неприятельскую оборону. Оказалось, нам предстоит вести бои в мелколесье и на открытых местах, сбивать врага с высоток, преодолевать под огнем водные преграды. Очень подходящий для этого ландшафт я отыскал неподалеку от нашего расположения. Там и начали штурмовые батальоны учиться.

На второй или третий день я приказал командующему артиллерией подключить к занятиям артдивизион. Важно было приучить бойцов как можно ближе прижиматься к разрывам своих снарядов, неотрывно наступать вслед за огневым валом. Хоть народ в батальонах и был обстрелянный, все равно он нуждался в такой тренировке.

12 мая, когда, окончив отрывку траншей и пообедав, люди, как обычно, отправились на занятия, мне доложили, что к штабу приближается машина командарма. Я вышел встретить генерала.

- Ну, как живется, как командуется на новом месте? - спросил Юшкевич, выслушав мой доклад. - На занятиях народ? Это хорошо, что боевую подготовку не забываешь. Работы работами, а скоро наступление начнется. Ну, показывай, как учеба идет.

Мы сели в машину. Немного проехав, свернули в просеку. Здесь я предложил:

- Давайте, товарищ генерал, оставим машину и дальше пойдем пешком. Тут недалеко - с километр.

- Ладно, - согласился Юшкевич. - Прогуляться не вредно.

День выдался солнечный, теплый. В траве отчаянно стрекотали кузнечики. В гуще ветвей о чем-то переговаривались птицы, далекая кукушка кому-то отсчитывала года. Иногда над нашими головами слышался шелест крыльев. Невдалеке за деревьями поблескивала вода, обманчиво-зовущая, но еще по-весеннему студеная.

- Рано купаться, а тянет, - произнес я.

- Купаться? - переспросил Юшкевич. - Это хорошо, что тянет и что можно. А мне и не хочется и нельзя. Здоровье...

Помолчав немного, он спокойно и доброжелательно заговорил о делах. Настороженная собранность, охватившая меня вначале, растаяла. Как не похож был этот Юшкевич - рассудительный, выдержанный, спокойный, на того, что встретил меня в день прибытия и какого я, признаться, ожидал увидеть вновь.

Мы вышли на опушку и заметили в низине окопавшиеся цепи.

- Посмотрим отсюда, - сказал командарм. - Обзор хороший.

Вскоре вверх взвились красные ракеты, ударили орудия. "Ур-р-р-а-аа!" донеслось до нас. Бойцы выскочили из окопов и устремились вперед.

Через некоторое время командиры батальонов вернули их на места и сделали ротным какие-то замечания. Затем все повторилось снова.

Понаблюдав за всем этим, Юшкевич вдруг распорядился:

- Шатилов! К семнадцатому мая организуй показное учение для командиров дивизий и полков. Тема - "Наступление на подготовленную оборону противника". Подумай над тактическим фоном, над мишенной обстановкой чтобы условностей поменьше было. Не забудь приказать, чтобы вон у того склона цели поставили, падающие. И артподготовочку как следует изобрази. Понял?

- Так точно!

- Ну вот и порядок. Неплохо у вас идут дела, неплохо. Просто хорошо. Я пойду, Шатилов, не сопровождай.

Командарм пожал мне руку и повернулся к лесу. Следом двинулись сопровождавшие его офицеры. Я подозвал лейтенанта и велел ему проводить генерала до машины - как-никак, а место это для командующего малознакомо. Потом пригласил командира 469-го полка Николая Николаевича Балынина и сказал ему:

- Товарищ полковник, семнадцатого мая мы должны провести показное тактическое учение с боевой стрельбой.

Для командиров полков и дивизий. Подготовьте к этому батальон своего полка.

- Слушаюсь! - расправил плечи Балынин. - Майор Колтунов у нас хороший комбат. Он оправдает доверие.