- Берегись, Нини: винный прилив очень быстро продвигается!
- Когда он окунется в него всей головой, тогда... он потонет! прибавила Королева Вакханок.
- Не отвлекайте меня, о Королева, я размышляю! - отвечал начинавший пьянеть Дюмулен с огромным стаканом пунша, похожим на древнюю чашу, в руках; другой посуды он не признавал в силу ограниченных размеров и презрительно называл наперстком.
- Нини размышляет, - заметила Роза. - Внимание, он размышляет!
- Размышляет? Значит, он болен, бедняга?
- Может, он обдумывает какое-нибудь _шикарное_ антраша?
- Какую-нибудь запрещенную анакреонтическую позу?
- Да, я размышляю, - важно возразил Дюмулен, - я размышляю в общем и в частности о вине, этом напитке, о котором божественный Боссюэ (когда Дюмулен был пьян, он имел громадный недостаток - цитировать Боссюэ), отличный знаток дела, сказал: "В вине кроются мужество, сила, радость, пыл ума" (*2), - конечно, если имеется ум, - прибавил для пояснения Нини-Мельница.
- Твой Боссюэ просто душка! - воскликнула Пышная Роза.
- А потом я размышляю, в частности, какое вино было на свадьбе в Кане Галилейской? Красное или белое?.. Вот я и пробую _то и другое... вместе и порознь_...
- Это называется исчерпать вопрос до дна! - заметил Голыш.
- До дна бутылок по крайней мере! - дополнила Королева Вакханок.
- Именно так, ваше королевское величество. И я путем опытов и поисков сделал великое открытие: вино было красное!
- То есть оно не было белое! - педантически возразила Роза.
- А если я приду к убеждению, что оно не было ни белое, ни красное?
- Значит, ты будешь окончательно пьян! - отвечал Голыш.
- Супруг Королевы совершенно прав... Вот что значит быть таким ученым... Но все равно; посвятив жизнь изучению этого вопроса, я дойду до конца своей достопочтенной карьеры, придав жажде к выпивке окраску историческую... тео... ло... ги... че... скую и ар... хео... ло... ги... ческую.
Передать веселую гримасу и не менее веселый тон, каким Дюмулен произнес и проскандировал это заявление, было бы невозможно; громкий хохот раздался среди слушателей.
- Архиолоническая? - сказала Роза. - Что это за зверь такой? Есть ли у него хвост? Умеет ли он плавать?
- Оставь, пожалуйста, - прервала ее Королева Вакханок, - это все громкие слова; ученые фокусники их очень любят... Это нечто вроде кринолина: раздуто чрезвычайно, а в середине пустота... Наливай-ка, Нини, шампанского. Роза! За здоровье твоего Филемона! За его возвращение!
- Выпьем лучше за успех его выдумки, чтобы ему удалось вытянуть деньжат у тупой и скаредной семейки... Шутка-то была придумана неплохая!
- Роза!.. Иди сюда... Я готова расцеловать тебя за умную выдумку, кричал Нини.
- Спасибо... А что скажет муж?
- Роза, смею тебя уверить... Апостол Павел... слышишь, святой апостол Павел...
- Ну, и что же дальше, прекрасный апостол?
- Святой Павел категорически утверждал: "женатые должны жить так, как будто не имеют жен".
- Это меня не касается... это дело Филемона!
- Так-с... Но божественный Боссюэ, поклонник удовольствий и друг разума, прибавляет: "значит, и замужние женщины должны так же жить, как будто не имеют мужей" (*3). Поэтому мне остается раскрыть вам свои объятия, милая Роза, тем более, что Филемон вам даже и не муж!
- Не спорю! только, к несчастью, вы слишком уродливы!
- Это резон!.. Пью за здоровье Филемона и за успех его выдумки насчет денег!
- Вот и прекрасно... И пусть денег будет как можно больше... Они не лишние в студенческой жизни!
Все приняли участие в тосте с возгласами одобрения.
- С разрешения Королевы и ее двора, прошу позволения предложить еще один тост, - продолжал Дюмулен. - Дело идет о вещи, весьма схожей с выдумкой Филемона... Надеюсь, что этот тост принесет мне счастье!..
- В чем дело?
- Да здравствует моя женитьба! - сказал Дюмулен, поднимаясь с места.
Эти слова породили взрыв криков, смеха и оглушительного топота, причем Дюмулен кричал, топал и хохотал громче всех других, широко разевая огромный рот и усиливая страшный шум своей трещоткой, которую он вытащил из-под стула. Когда буря улеглась и все немного успокоились, Королева Вакханок встала и провозгласила:
- Пью за здоровье будущей госпожи Нини-Мельничихи!
- О, Королева! Меня так тронула ваша любезность, что я позволю вам прочесть в глубине моего сердца имя моей будущей супруги: ее зовут вдова Оноре-Модеста-Мессалина-Анжела де ла Сент-Коломб!
- Браво! Браво!
- Ей шестьдесят лет, и тысячи ливров ее ренты куда многочисленнее количества волос в ее седых усах и морщин на лице. Она такая пухленькая, что ее платья хватило бы на палатку для всей нашей честной компании; на будущий год я надеюсь представить вам свою будущую супругу в костюме пастушки, сожравшей все свое стадо! Ее хотели обратить, а я решил совратить: это веселее, и ей больше будет по душе. Надеюсь на вашу помощь, господа, относительно всякого рода вакхического и капканного просвещения!
- Просветим насчет чего хочешь!
- Вот канкан, но в сединах! - запела Роза на известный мотив.
- Зато седины внушат почтение полицейским!
- Мы им скажем: "Уважайте ее: быть может, и ваша мать доживет до таких лет!".
В эту минуту Королева Вакханок поднялась со стаканом вина в руке; на ее губах играла горькая и насмешливая улыбка.
- Говорят, к нам идет в семимильных сапогах холера! - воскликнула она. - Я пью за здоровье холеры!
Она выпила залпом. Несмотря на буйную веселость компании, этот возглас произвел мрачнее впечатление. Как будто электрический ток разом пробежал по собранию. Лица всех стали серьезны.
- Сефиза! - с упреком произнес Жак.
- За холеру! - бесстрашно повторила Королева Вакханок. - Пусть она пощадит тех, кому жизнь дорога... и пусть не разлучает и в смерти тех, кто не хочет расставаться!
При этом возгласе Жак и Сефиза обменялись взглядами, ускользнувшими от их веселых товарищей. Несколько минут Королева Вакханок молчала, погруженная в думы.
- А! Это дело другое! - с удалью заметила Роза. - За холеру, и пусть на свете остаются только добрые малые!
Несмотря на эту поправку, впечатление оставалось весьма тяжелое. Дюмулен разом захотел прекратить этот разговор и воскликнул: