Благодаря тому, что в той глуши, где они росли, на было ни церкви, ни священника, девочки были почти так же, как и Дагобер, невежественны в религии. Они только твердо верили в то, что на небе есть Бог, добрый и справедливый, который из милосердия к бедным матерям, оставившим на земле сирот, позволяет им с неба наблюдать за ними, видеть их и слышать и посылать к ним иногда прекрасных ангелов-хранителей для защиты.

Благодаря наивному заблуждению сироты были уверены, что мать постоянно следит за их поступками, и если они сделают что-нибудь дурное, то это сильно огорчит ее, а их сделает недостойными попечения добрых ангелов.

Этим и ограничивались все религиозные познания Розы и Бланш, впрочем, вполне достаточные для чистых любящих душ.

Ожидая Дагобера, девочки болтали.

Разговор был им очень интересен. Вот уже несколько дней, как у них завелась тайна... важная тайна, заставлявшая биться их девственные сердца, волновавшая юную грудь, заливавшая огнем щеки и заволакивавшая беспокойной и мечтательной томностью нежную синеву глаз.

Роза лежала с краю. Ее округлые руки были закинуты за голову, а лицом она повернулась к Бланш, опиравшейся локтем на изголовье и с улыбкой смотревшей на сестру.

- Ты думаешь, он придет и сегодня ночью, - говорила Роза.

- Да. Ведь он вчера обещал.

- Он такой добрый!.. Он сдержит обещание.

- А как он хорош со своими длинными белокурыми локонами!

- А какое очаровательное имя... Оно так к нему подходит!

- А улыбка какая нежная! Какой нежный голос, когда он говорил, беря нас за руки: "Дети, благословляйте Создателя за то, что Он дал вам единую душу... То, что иные ищут вовне, вы найдете в самих себе".

- "Так как ваши сердца нераздельны", - прибавил он.

- Какое счастье, что мы помним все его слова, сестра!

- Мы ведь так внимательно его слушаем... Знаешь... когда я вижу, как ты его слушаешь, я точно вижу самое себя, милое мое ты зеркальце! проговорила Роза, улыбаясь и целуя сестру в лоб. - И знаешь, когда он говорит, у тебя глаза... т.е. у нас глаза... делаются большие-большие, а губы шевелятся... точно мы за ним про себя повторяем все его слова... Неудивительно, что мы ничего не забываем из того, что он говорит.

- И все, что он говорит, так возвышенно, благородно и великодушно.

- И потом, не правда ли, сестра, во время беседы с ним в голову приходит столько хороших мыслей? Только бы нам не забывать их никогда!

- Будь спокойна... они останутся в наших сердцах, точно птенцы в гнездышке у матери.

- А знаешь, Роза... какое счастье, что он любит нас обеих!

- Да разве могло быть иначе, когда у нас одно сердце!

- Как же можно любить Розу, не любя Бланш!

- Что бы сталось с нелюбимой?

- А потом ему было бы слишком трудно выбирать!

- Мы так друг на друга похожи!

- Вот, чтобы выйти из затруднительного положения, - сказала Роза с улыбкой, - он нас обеих и выбрал...

- Да и не лучше ли так? Он любит нас один... а мы его вдвоем!

- Только бы он не покинул нас до Парижа!

- А в Париже? Пусть он будет и там!

- Непременно с нами... в Париже... будет так приятно быть с ним... и с Дагобером... в этом громадном городе. О, Бланш, как он, должно быть, хорош, Париж!

- Париж? Это, наверно, город из золота!

- Верно, там все счастливы... потому что он так красив!

- Как и войти-то мы туда посмеем, бедные сироты... Как на нас посмотрят?

- Да, это так... но знаешь... раз там все счастливы, то, конечно, все и добры?

- И нас полюбят!..

- Кроме того, с нами будет наш друг... с белокурыми локонами и голубыми глазами.

- А он нам ничего не говорил о Париже.

- Не подумал об этом... надо поговорить с ним сегодня ночью.

- Да, если он будет расположен разговаривать... ты знаешь, ведь он часто любит смотреть на нас молча, пристально вглядываясь в наши глаза...

- Да, и знаешь, в эти минуты его взор напоминает мне взор нашей дорогой мамы!

- А как она-то, верно, счастлива!.. ведь она все видит.

- Еще бы... ведь если он нас так полюбил, то, значит, мы это заслужили?

- Скажите... ах ты хвастунья! - заметила Бланш, весело приглаживая ловкими пальцами волосы сестры, разделенные пробором.

После минутного размышления Роза вымолвила:

- Как тебе кажется... не рассказать ли обо всем Дагоберу?

- Расскажем... если ты это находишь нужным.

- Ведь мы все ему говорим, как говорили маме... Зачем же от него что-то скрывать?

- Особенно то, что делает нас такими счастливыми...

- А ты не замечаешь, что с тех пор, как мы его узнали, наши сердца бьются и сильнее, и живее?

- Да, как будто они чем-то переполнены.

- Очень просто, почему это так кажется... Ведь наш друг занимает там много места.

- Итак, мы расскажем Дагоберу о нашем счастье!

- Ты права...

В эту минуту Угрюм снова заворчал.

- Сестра, - промолвила Роза, прижимаясь пугливо к Бланш, - собака опять рычит... что это с ней?

- Угрюм!.. не ворчать... иди сюда... - сказала Бланш, похлопав рукой по краю кровати.

Собака поднялась, еще раз глухо заворчала и, подойдя к кровати, положила большую умную голову на одеяло, настойчиво продолжая коситься на окно; сестры наклонились, чтобы погладить Угрюма по выпуклому лбу с шишкой посредине - верный признак чистой породы у собак.

- И чего ты, Угрюм, так ворчишь? - сказала Бланш, легонько теребя его за уши. - А, добрая моя собака?..

- Бедняга... Он всегда ведь тревожится, когда Дагобера с нами нет.

- Это правда... он точно знает, что без него должен еще больше нас оберегать.

- А почему, сестра, Дагобер сегодня запоздал? Пора бы прийти ему с нами проститься.

- Очевидно, он чистит Весельчака.

- А мы с ним и не простились сегодня, с нашим старым Весельчаком.

- Как жаль.

- Бедное животное... Он всегда так доволен, лижет нам руки... точно благодарит за посещение...

- К счастью, Дагобер с ним за нас простится!

- Добрый Дагобер!.. вечно-то он о нас заботится... балует нас... мы ленимся, а он все берет на себя.

- Как ему помешаешь, когда он не позволяет нам ничего делать?

- Как жаль, что мы так бедны... мы даже не можем ему обещать немного покоя!

- Бедны!.. Увы, сестра! Мы всегда будем только бедными сиротами.

- Как же? А медаль?

- Несомненно, с ней связаны какие-то ожидания... иначе мы бы не пустились в такой долгий путь.