Тут и там мерцали вдали гроздья далеких огоньков. Лот резко затормозил и забарабанил кулаком по клаксону: в сливавшихся световых конусах фар через черную ленту автомагистрали пронесся силуэт оленя с маленьким олененком. - Годдэм! - выругался Лот. - Никак не привыкну к тому, что в получасе езды от Манхэттена гуляют олени и в каких-нибудь восьмидесяти пяти милях начинаются индейские резервации! Лишь изредка виднелись громадные, блистающие стеклом и металлом, похожие на футуристические дворцы заводы телевизоров и электронных машин и невзрачные, убогие кирпичные домишки рабочих городков Нью-Джерси, этого чуть ли не самого маленького по площади штата, занимающего одно из первых мест по промышленному производству. Через дорогу перебежал, блеснув глазами, большой, заяц. - Здесь неплохая охота, - заметил Лот. - Зайцы, фазаны. Но охотников больше, чем перепелов. Палят друг в друга и во все, что только движется. Горе-охотники перестреляли тут массу коров, лошадей и мулов, свиней и овец. Один фермер, доведенный до отчаяния этой пальбой, вывел масляной краской на боках своих коров огромными буквами: "Это корова!" И что ты думаешь? Все равно убили! Потянулись фермерские поля: кукуруза, ирландский картофель, соевые бобы. Из мрака вынырнули два щита, один слева от дороги, другой справа, с десятифутовыми буквами:

Экс-президент Дуайт Эйзенхауэр призывает тебя голосовать за республиканца ДЖЕЙМСА МИТЧЕЛЛА на выборах губернатора!

Вместе с президентом США ДЖ. Ф. КЕННЕДИ голосуйте за нового губернатора штата Нью-Джерси динамичного демократа РИЧАРДА ДЖ. ХЬЮЗА!

Плакаты были старые, ободранные, полусмытые дождем, истерзанные ветрами Атлантики. По размеру они значительно уступали бродвейской рекламе. Видно, партии Слона и Осла располагали меньшими средствами, чем бродвейские продюсеры. - Кто победил? - зевнув, спросил Джин. - Бог их знает1, - ответил Лот. - Наверное, тот, кто представлял "Стандард ойл оф Нью-Джерси". У этой корпорации больше долларов, чем стоит золотой запас США в Форт-Ноксе! Вся ваша политика пахнет нефтью! Несколько раз их останавливали для оплаты проезда в тоннелях, по мостам и новым отрезкам автострады. Лот кидал четвертак в автомат, и в автомате зажигался зеленый фонарик с надписью: "Сэнк ю!!" - "Спасибо!" В свете фар мелькнул указатель "Принстон". - Здесь, - вспомнил Джин, - родился Уолт Уитмен. - Здесь, - добавил Лот, - училась Вудро Вильсон и Аллен Даллес. - Здесь, - продолжал Джин, - работали Эйнштейн, Нильс Бор и Оппенгеймер. И добавил с безрадостным вздохом: - И здесь, наверное, будет работать молодой эскулап доктор Джин Грин. - Об этом мы еще поговорим! - многозначительно сказал Лот. Не доезжая до Принстона, красивого городка, известного своим университетом и Институтом высших научных исследований, Лот заморгал рубиновым оком индикатора правого поворота, свернул с "тэрнпайка" - платной автомагистрали - на запад и вскоре пересек границу штатов Нью-Джерси и Пенсильвании. Пенсильвания! Джин любил этот великий американский штат, превосходящий по площади и населению среднекалиберную европейскую страну. Пенсильвания страна железа и стали, нефти и угля, лежащая между Атлантическим океаном и Великими озерами, с ее Аппалачскими горами и красавицей рекой Саскеханной, с плодородными пашнями и почти девственными лесами, до сих пор занимающими почти половину ее территории. - Бетховен, - сказал Лот, словно читая мысли Джина, - мечтал сочинить симфонию под названием "Основание Пенсильвании". Джин со школьной скамьи помнил: эта земля принадлежала сначала индейцам, потом голландцам, шведам, англичанам, французам. Чтобы погасить долг в 16 тысяч фунтов стерлингов, Карл Второй пожаловал этот край квакеру Уильяму Пенну, потребовав взамен лишь две бобровые шкуры в год да пятую долю всего золота и серебра в недрах лесной страны, названной в честь Пенна и ее лесов Пенсильванией. - Сбавь скорость до пятидесяти миль в час, - посоветовал Джин Лоту, - в этом штате полиция контролирует скорость радаром. - Меня это не касается, - ответил Лот. Игла спидометра по-прежнему колебалась над цифрой "восемьдесят". - Если и задержат, то не оштрафуют. - Кончай темнить, Лот, - сказал Джин. - Почему тебя не касается то, что касается всех? - Вот об этом мы и поговорим, - вновь ушел от ответа Лот. - Поспи пока, отдохни! Но возбужденные нервы Джина не давали ему уснуть. Придорожные плакаты кричали проезжим о скорой схватке между республиканцем Уильямом Скрэнтоном и демократом Ричардсоном Дилуортом за губернаторское кресло в Гаррисберге. Кажется, в этих местах, вспомнил Джин, отец рассказывал ему о странных американцах, известных под названием "Пенсильванские голландцы". Но они выходцы вовсе не из Голландии, а из Германии, откуда их предки-вюртембержцы прибыли в первой половине восемнадцатого века. Самые современные, прогрессивные фермеры Америки, они одновременно являются и самыми темными и суеверными. Строя самые совершенные фермы, они украшают их дикарскими талисманами против нечистой силы. Все они принадлежат к разным сектам вроде швенкфельдеров, адвентистов седьмого дня, церкви братьев. Меннониты делятся на шестнадцать подсект. Одни считают, что электричество и механика - выдумки антихриста, другие бреют усы, но не бороды и отказываются служить в армии, третьи читают только библию, а четвертые ратуют за сохранение всех этих предрассудков и обычаев, которые служат безотказной приманкой для туристов. Вскоре вдоль шоссе вырос высокими стенами лес - сосна, белый дуб, каштан... - А здесь, - сказал Лот, видя, что Джин не спит, - охота еще лучше. Я ходил тут на медведя, как некогда в Беловежской Пуще в Белоруссии. Старожилы помнят, как в один сезон здесь убили двести тысяч оленей. Пропасть серой лисицы, выдры и бобров, куниц и ласок, енотов, тетеревов и прочей дичи. Усыпанная палой хвоей дорога пошла в гору и спустя полчаса вывела к игрушечному городку на шоссейной дороге Скрэнтон - Гаррисберг. Протестантская церквушка, крошечная городская ратуша, несколько частных дощатых домишек в георгианском стиле, бензоколонка и гараж в бывшей кузнице. Кругом ни души. Этот скупо освещенный и окруженный черным лесом городок напоминал декорации к какому-то фильму Хитчкока, фильму ужасов. Как-то в этом краю, недалеко от этих самых мест, у Гринов спустила ночью шина. Отец остановил машину, отключил мотор. Джин вылез первым, огляделся во мраке, прислушался, и вдруг его поразила бездонная, беспредельная тишина. Но она не была безжизненной, эта тишина. Она, казалось, вибрировала, пульсировала своей исконной звериной жизнью, скрытной, отдельной от человека. И не верилось, что где-то за этим таинственным, одушевленным мраком без умолку громыхает Манхэттен с "великим белым путем", и Таймс-сквером, и миллионами горожан. Джин на всю жизнь запомнил нахлынувшее на него тогда чувство, жуткое и величавое. На затылке у него зашевелились волосы, ему померещилось, что он вот-вот увидит чьи-то горящие углями глаза в черной чащобе, услышит рев неведомого лесного зверя, медведя, пантеры или дикой кошки. Вот такой была Америка до Колумба. И такой - местами - осталась, она по сей день. И для Джина, выросшего в Бруклине и Манхэттене, это было настоящим откровением. И еще в ту далекую ночь он почувствовал, как больно и сладко защемило у него сердце, когда его потянуло вдруг, как никогда прежде, властно и неудержимо к отцу. А отец вышел, закурил, послушал тишину и сказал по-русски: - Бог ты мой! Тихо-то как! Как в русском лесу! Он помолчал, попыхивая русской папиросой, купленной в Нью-Йорке, потом добавил задумчиво: - Таким лесом, помнится, ездил я в последний раз в имение князя Тенишева. Клетнянский лес... И сейчас Джин задумался над отцовской верностью той, старой, России и над верностью потомков вюртембергских крестьян поверьям своих предков и спросил себя: "Ну, а я? Есть ли у меня русская душа в американской обертке?" - Спишь? - спросил Лот. - Нет, - ответил Джин, оглядываясь на лес, что сомкнулся за игрушечным городком Хитчкока. - Скажи, Лот, как по-немецки "отечество"? - Фатерлянд. - Ну конечно! А по-английски "фазерланд" - страна отца - или "мазерланд" страна матери. А по-русски "родина" - место, где родился... - С чего это ты, Джин? - Да так! Воспоминания детства, эта волчья глушь и... зов предков. Лот съехал с широкого "стэйт хайвей" - шоссе штата - на более узкое и совершенно пустынное "каунти хайвей" - шоссе графства. Вскоре в лучах фар ослепительно зажегся квадратный щит дорожного знака: