- Отслужила свое старушка,- сказала Света.- Никому теперь не нужна, вон какие провалы в стенах, одна крыша осталась, хотя обычно, наоборот, в первую очередь крыши обваливаются, но от дождя спрятаться можно при случае.

Они побрели обратно, на большую дорогу, чтобы продолжить подъем. Но вот наконец подъем был закончен. На самом верху, откуда начинали разбегаться в разных направлениях тропинки в лес, стоял симпатичный круглый столик, врытый в землю, и четыре тоже врытые ножками в землю скамеечки. И хоть столик был расщелен и потемнел от дождей, чувствовалось, что сделан он не очень давно.

- Вот это то, что требовалось,- обрадовалась Светлана.- После такого подъема хочется отдохнуть. Кто-то очень предусмотрительный смастерил этот столик. Возможно, даже администрация санатория.

- Посидим, отдохнем, нам спешить некуда,- сказал Гена. Они присели, каждый на отдельной скамеечке, выбрав

те, где солнце не светило прямо в лицо. Плохо было то, что столик стоял, как говорится, на юру, вокруг - никакой тени,

но солнце было ласковое, ненавязчивое, и сидеть было приятно все равно. Где-то вдалеке пели птички, шумел ветер в расположенных недалеко соснах, донося сюда шелестящие звуки негромкой лесной музыки.

Хорошо все же чувствовать себя в отпуске,- блаженно улыбнувшись, сказала Светлана.- Да еще когда он почти весь впереди и никаких тебе забот. Благодать Божья!

Жаль только, что он бывает один раз в году, как день рожденья,- сказал Гена.

Гена, а когда у тебя, к слову сказать, день рожденья? - спросила Светлана.

У меня он уже прошел, я родился в самом конце мая - обычно говорят, всю жизнь маяться, наверное, так и есть.

И сколько же тебе стукнуло? - спросила Света вроде бы безразличным тоном, внутренне находясь в напряжении от ожидаемого ответа.

Тридцать шесть.

Ну и что? Для мужчины - это возраст расцвета,- сказала Света, в глубине души порадовавшись, что он оказался на год старше предполагаемого ею предельного возраста.

А мне уже скоро сорок два будет - здесь придется отмечать,- вздохнул Сережа.

Возраст зрелости - тоже прекрасный возраст, не вздыхай,- успокоила его Света.

Ну, о твоем возрасте мы спрашивать не будем, потому что знаем, что такие вопросы женщинам не задают, и к тому же ты для нас двадцатипятилетняя, потому что на большее не тянешь,- слукавил Сережка.

Хорошо иметь добрых друзей,- улыбнулась Света.- Так, глядишь, всю жизнь и проходишь в девичьем возрасте. Но в принципе я согласна и на тридцать, двадцать пять - как-то не очень круглая цифра, а мне больше нравятся на ноль оканчивающиеся, юбилейные, так сказать.

Желание женщины - закон для мужчины. Нет проблем. Есть еще какие желания? - поднял брови Сережа.

А ты все выполняешь?

Стараюсь, по крайней мере.

Можно учесть на будущее?

- Даже нужно. Буду твоим Коньком-Горбунком. Света заметила, как у Гены поскучнели глаза, и хотя он

ничем не выразил словесно своего отношения к ее разговору с Сергеем, но она поняла, что обещание Сережи быть для нее Коньком-Горбунком ему не понравилось. Все нюансы Гениных чувств и настроения можно было легко читать по выражению его глаз, и Света почти уже научилась этому.

Она перевела разговор на другое:

Сереж, а что-то я тебя вчера совсем не видела, и Гена вечером один был.

Вчера я на экскурсию в Ленинград ездил, как говорится, организованно. Приехали мы уже к отбою. Побывали только в одном Эрмитаже, но впечатлений много, пожалуй, ничего другого уже нельзя было осилить. У меня от всех этих залов один сумбур в голове остался. Как ты три раза на выставку Глазунова ходила, так я тоже не отказался бы еще раза два, а то и три посетить Эрмитаж, чтобы уложить хоть какую-то часть увиденного в памяти, а то одно на другое наслоилось: впечатлений много, а в памяти мало что задержалось.

Ну, это тебе сейчас так кажется, а со временем все заслуживающее внимание останется в памяти, а остальное - отслоится. Я тоже всего один раз была в Эрмитаже, давно уже, но до сих пор многое помню, а казалось, что перегруженность информацией все уничтожит. Гена, а ты был в Эрмитаже?

Был, тоже давно уже, но кое-что помнится, а больше всего - как устал я от хождения из одного зала в другой.

Мне почему-то запомнился своей красотой малахитовый зал,- сказала Светлана.

А все же в Москве и Ленинграде интересней жить, чем где-то на периферии. Здесь тебе и выставки, и театры, и музеи. И купить можно все, что надо,- заметил Сергей.

Это так кажется. Москвичи, если присмотреться,- самые задерганные люди. Одна дорога на работу и с работы столько сил и времени отнимает. А по магазинам бегать и времени не остается. Из других городов приезжают, хоть намучаются, но все магазины объездят, что надо - купят и опять спокойно живут на своей периферии. А москвичи и покупают-то что поближе да подешевле. Спроси у некоторых - всю жизнь проживут в Москве, а, кроме как в кинотеатре, ни в одном театре никогда не были. Это со стороны все в розовых тонах смотрится. Москвичи - в постоянном цейтноте, так что не завидуйте. Скорее вам можно позавидовать, потому что у вас более размеренная и потому спокойная жизнь, а у нас - сумасшедший дом,- Светка поморщилась.

Только что-то никто из Москвы уезжать не хочет, а в Москву все рвутся, начиная с "трех сестер" Чехова,- сопротивлялся Сергей.

Так это просто заколдованный круг. Потому из Москвы и не уезжают, что все в нее рвутся, а поскольку никто из

нее не уезжает, то все думают, что здесь рай, и всем в нее хочется. Как-то один знакомый товарищ из Элисты, представляешь откуда, оконечность страны, одетый с иголочки, посмотрел на москвичей и спрашивает у меня: "А почему в Москве все так плохо одеваются?" Я ему отвечаю: Так ведь половина здесь - не москвичи, гости, а москвичам - хоть что-то по своему размеру купить, когда им мотаться по магазинам да искать что-то необыкновенное". Он подумал, подумал и говорит: "Да, я здесь, пожалуй, не хотел бы жить: у себя дома я - человек, а здесь бы я букашкой был". Так что, ребята, ей-богу, не очень большое удовольствие жить в Москве. Вот если бы моя квартира превратилась в домик, и этот домик поднялся бы в воздух, как самолет-вертолет, и опустился бы в каком-нибудь спокойном маленьком городке, то я была бы очень рада. Но чтобы никаких хлопот, именно поднялся и опустился, потому что не зря говорят, что два переезда равносильны одному пожару. У москвича на переезд, кроме всего прочего, просто сил не хватит, он и так замотанный. Ну и живет, где живет, а не где хотелось бы.