При рассмотрении оценочного аргумента необходимо выяснить, кто оценивает (субъект оценки), что оценивается (предмет оценки), что является критерием оценки (основание) и каков ее характер.(См. об этом [39].) Основанием внешних оценок являются образцы, идеалы, стандарты, требования, принятые в данном обществе (всем или в той социальной группе, к которой обращается оратор). В качестве основания оценки оратор применяет прежде всего политические, эстетические, нравственные и т. п. критерии, позволяющие судить, насколько оцениваемое явление соответствует представлениям общества о благе. В том случае, когда оценка дается с позиций определенной группы (а не всего общества), необходимо обязательно указать на этот субъект оценки. Так, если вводится новая, более строгая система контроля за посещаемостью учащихся, то, с точки зрения учителей, это может быть хорошая, разумная, удобная система, а с точки зрения учащихся, — драконовская, ужасная, невыносимая. Предметом оценки здесь является новая система контроля, а основанием — тот стандарт взаимоотношений учителей и учащихся, который имеется у субъектов оценки.

Таким образом, создавая оценочный аргумент, мы отталкиваемся от стереотипов оценок, сложившихся в обществе, проводим сравнение имеющегося предмета с идеалом (нормой). Хороший нож должен быть удобным, острым и т. д., хороший врач — квалифицированным, внимательным и т. д. Оратор может использовать эти общие критерии оценивания, но может иметь и свои собственные. Что такое хороший дом? Разные люди могут вкладывать в это понятие совершенно разный смысл вплоть до прямо противоположного. Именно неоднозначность оценок требует от оратора обязательного предъявления тех критериев, которыми он руководствуется при оценивании предмета. И поскольку критерии эти могут оказаться разными — разными окажется и оценка предмета. Ср., как в шутливой форме эта особенность оценки выражена в известной песенке: "Если вы на женщин слишком падки, / в прелестях ищите недостатки. / Станет сразу все намного проще: / девушка стройна — мы скажем: мощи. / Умницу мы наречем уродкой, / добрую объявим сумасбродкой, / ласковая — стало быть липучка, / держит себя строго — значит злючка. / Назовем кокетливую шлюхой, / скажем про веселую — под мухой, / пухленькая — скоро лопнет с жиру, / щедрую перекрестим в транжиру, / бережлива — окрестим сквалыгой, / если маленькая — ростом с фигу, / если рослая — тогда верзила. / Через день глядишь, любовь остыла." (Х/ф "Собака на сене") На самом деле, объективно присущее девушке качество «нежадная» может быть оценено по-разному — "транжира"/"щедрая" в зависимости от системы ценностей оценивающего. Если приводятся аргументы в подтверждение оценки, ее в обоих случаях можно считать объективной, но принимать или не принимать этот аргумент, зависит от того, совпадает ли система ценностей говорящего и слушателей. Об этом важно помнить, когда в общественной практике мы имеем дело с оценками типа бандиты — сепаратисты — патриоты.

Манипулирование подобными определениями А. Шопенгауэр считал одним из наиболее распространенных софизмов: "Положим, например, что противник предлагает какое-либо изменение, — его называют новшеством, так как это слово возбуждает предубеждение. Противоположное понятие в первом случае будет названо "существующим порядком", во втором — "устарелыми обычаями". — То, что человек совершенно непреднамеренный и беспристрастный назовет «культом» или "государственной религией", желающий говорить в пользу этой религии, назовет «благочестием», "набожностью", а противник ее — «ханжеством», "суеверием". В сущности, это — тонкое potentio principii: то, что требуется доказать, уже наперед слагается в слово, в название, из которого затем оно и вытекает, с помощью простого аналитического суждения. То, что один называет "задержать кого-либо, взять под стражу", другой называет "запереть в кутузку". Часто оратор уже заранее выдает свои намерения теми названиями, которые он дает вещам. Один говорит «духовенство», другой — «попы». Из всех уловок эта применяется чаще всего, притом инстинктивно. — Религиозное рвение = фанатизм. Расстройство дел = банкротство. Путем влияния и связей = с помощью подкупа и кумовства."[56, 423–424]

Этот софизм С.И. Поварнин называл "Готтентотской моралью". Любителям применять этот прием хочется напомнить, что "оценка — это отношение, выдаваемое за признак оцениваемого объекта" (Н.Д. Арутюнова), поэтому оценочное высказывание гораздо ярче характеризует говорящего, чем объект оценки. Выбор оценочных слов характеризует вкусы, пристрастия, политические взгляды говорящего, а особенно его этос. Поэтому в тех случаях, когда оратор прибегает к особенно грубым и сильным отрицательным оценкам (особенно к слабо аргументированным), аудитория составляет отрицательное мнение не столько об объекте, сколько о субъекте речи.

О частой неосознанности применения этой уловки говорит и тот факт, что она встречается даже в научных трудах, в целом этически безупречных. В этом случае позиция, которая разделяется автором, получает необоснованно положительно-оценочное наименование, а не разделяемая автором — отрицательно-оценочное, ср.: "Различают две основные стратегии спора — конструктивную и конфликтную (деструктивную). Как показывают их названия, при конструктивной стратегии участники спора стремятся найти истину, понять позиции, тезисы и оценить доказательства оппонента. Они стараются действовать корректно, рассуждать объективно, будучи заинтересованными прежде всего не в своей победе, а в истине и обсуждаемом предмете. При конфликтной (деструктивной) стратегии, напротив, основная цель спорящих — собственная победа и поражение оппонента. К искомому результату они стремятся, используя все возможные средства — корректные и некорректные, любые аргументы (включая "доводы к человеку" и "доводы к аудитории"), любые уловки, в том числе заведомо ложные и непроверенные факты, подтасованные статистические данные и прочее."[70, 360] Особенно наглядно выглядит неоправданная оценочность этого фрагмента, если сравнить его с соответствующим рассуждением из работы С.И. Поварнина [84, 11–12], который констатирует, что бывает спор ради истины, спор ради убеждения и спор ради победы. Причем эти виды спора различаются не качественной оценкой ее участников, а ситуацией спора. В каждом случае его ведут конкретные люди и применение этичных или недопустимых приемов зависит исключительно от их морального облика, а не от формы спора. Так, каждый адвокат хочет выиграть в судебном заседании, однако далеко не каждый из них прибегает к недопустимым софизмам; любой кандидат в депутаты мечтает о победе над конкурентами, однако и среди кандидатов в депутаты попадаются приличные люди, не способные к подтасовыванию статистических данных и намеренному искажению фактов. Никакие риторические формы и приемы не могут быть безнравственны сами по себе — таковыми их делают люди и только люди. Кроме того, как уже неоднократно говорилось, нельзя объявлять спор ради истины единственно допустимым, поскольку это только логическая форма спора, возможного не по любому вопросу. В этом противопоставлении конструктивного и деструктивного спора не нашлось места для собственно риторического спора ради убеждения, в котором доводы к человеку являются одним из главных аргументов, что вовсе не свидетельствует о безнравственности этой формы, а лишь о других целях оратора.

Предъявление критериев оценки особенно важно, если речь идет о сложном явлении, которому объективно присущи противоречивые признаки. Так, например, исполнение рок-музыки имеет положительные стороны, т. к. раскрепощает эмоции, способствует проявлению определенного мироощущения слушателя, приносит ему удовольствие, но, как доказывают врачи-психиатры, оно может приводить к нарушению нормальной психики людей. Или новый роман может способствовать формированию прогрессивных политических идей и одновременно, воспитанию дурного эстетического вкуса. Именно поэтому предъявление критерия оценки — показатель риторической культуры оратора.