— Возможно и так. С другой стороны, если у нас не получится… — задумался Джеймс. — Я не исключаю такой возможности, Эли. Так вот: если у нас не получится, то малыш на берегу будет в ещё большей опасности, чем у нас на борту.

— Значит, придётся возить его за собой, ничего не поделаешь…

— Эли, я не был так дружен с Требютором, но я сделаю всё возможное, чтобы его сын вырос достойным человеком. Маленький Джон…

— Жан, — лукаво улыбнулась Галка.

— Неважно, как мы будем его называть, дорогая, — в голосе Джеймса прорезалась ирония.

— Ага, — кивнула Галка. — Папа англичанин, мама русская, а сын француз. Ситуёвина — зашибись. Просто анекдот какой-то.

— Эли… — Джеймс изобразил нечто вроде стона отчаяния. — Я с ума сойду, если ты ещё и ребёнка научишь так выражаться.

— Да ладно тебе, Джек, — теперь Галка рассмеялась в голос. — У нас с тобой теперь будет разделение труда: ты будешь учить Жана хорошим манерам, а я — плохим. Что-нибудь из этого ему в жизни точно пригодится…

Кое-кого удивляет, что наша карибская братва достаточно быстро превратилась в настоящий флот. Меня тоже это удивляло. До поры до времени. Пока я не поняла, что у меня есть один мощный союзник.

Море.

Море со своим тяжёлым характером каждый миг испытывает нас на излом. И, чтобы выжить здесь, мало быстро махать саблей, метко стрелять или ловко драться в рукопашной. Здесь не выжить без умения работать в команде. Море сплачивает людей так, как на суше их способна сплотить только сильная идея. И если раньше здешние пираты, получив свою долю добычи, быстро забывали о том, что они команда, то сейчас кое-что изменилось. Эскадры-то какие! И берём мы противника не столько числом, сколько умением, которое очень сильно зависит от сплочённости. Этим мы и отличаемся от сухопутной братвы, которая, чуть запахнет керосином, сразу накладывает в штаны и разбегается в разные стороны. Им никогда не стать настоящей силой.

Мы — стали.

Вечером того же дня Галка получила письмо. И по тому, как внезапно побледнела, подобралась жена, Джеймс понял: вот он и настал, решающий момент.

— Ты боишься, Эли? — спросил он.

Галка провела ладонями по лицу — будто умываясь. Откинулась на спинку резного стула. Затем посмотрела в окно каюты. Там, за кормой стоявшей на рейде «Гардарики», драгоценным рубиновым ожерельем светился закат. "Ветер будет, — подумалось вдруг. — Если западный, то плохо…"

— Джек, мне все эти годы было страшно, — едва слышно прошептала Галка. — Только пойти у страха на поводу означало смерть. Поэтому я…

— …сама держала страх на поводке, — мягко улыбнулся Джеймс. — Потому весь Мэйн знает тебя как капитана Спарроу, которая самого чёрта не боится. Но я сейчас говорил об этом письме. Тебе страшно делать шаг за черту, из-за которой уже не будет возврата.

— Да, Джек, — Галка посмотрела на мужа со странной смесью любви и сожаления. — Знаешь, чего я боюсь? За этой чертой слишком многое будет зависеть не от нас. Я готова предложить Франции довольно выгодный вариант, от которого сложно отказаться. И если Франция его не примет — а это возможно: король не с той ноги встанет, месье Кольбер будет не в духе, Англия подумает и снова влезет в войну против коалиции — то жить нам останется недолго. Тогда — всё напрасно. Все эти годы, что я ломала через колено себя и других… Джек, что мне тогда останется делать? Только поднимать чёрный флаг и воевать против всех. Опять-таки, недолго.

— Но это будет куда более мужественный поступок, чем просто сдаться на милость великих держав, — Джеймс — невиданное дело! — присел на краешек стола. — Я уверен, многие пойдут за тобой. Пусть это будет конец нашей истории, но зато какой громкий!

— Не обольщайся, Джек, — горько усмехнулась Галка. — Уж кто, кто, а мы в своём двадцать первом веке навидались, как из нормального человека делают в лучшем случае посмешище, а в худшем — чудовище. Подчистят архивы, нарисуют фальшивки, скроют или уничтожат то, что не вписывается в их схемы — и будь здоров. При одном упоминании твоего имени будут плеваться и ругаться. Причём, заметь: распространять лживые байки будут люди, которым тем же манером создадут имидж честных и непредвзятых… Вот с этим как воевать прикажешь, солнце моё?

— Эли, это пока ещё далёкая перспектива.

— Да? А вот это как тебе понравится? — Галка с мрачным смешком достала из шкатулки, стоявшей на столе, пухлый бумажный пакет со сломанной печатью. — Мой доверенный человек пишет из Голландии, что Хорн издал брошюрку некоего доктора Эксвемелина. С описанием панамского похода и намёком, что это прелюдия к выпуску полноценной книги. Вот один экземпляр. Ты прочитай, дорогой. Только сразу предупреждаю — посуду и окна не бить.

Брошюрка была не слишком толстая, без твёрдого переплёта, с красивым корабликом на обложке. Джеймс пролистал, бегло прочёл пару страниц. Нахмурился. Пролистал дальше, остановился, прочёл внимательнее пару абзацев… и с непечатным ругательством швырнул брошюру на стол.

— Мерзкая ложь! — возмущённо воскликнул он. — Господи, какой же он лжец и клеветник! Знал бы, что он напишет о тебе такое — прирезал бы, и плевать, что мог мне наговорить после этого Требютор!

— Но эту "мерзкую ложь", мой дорогой, читают в Европе, и принимают за чистую монету, — пожала плечами Галка. — Кто знает, что это фальшивка? Только мы с тобой, д'Ожерон, пара тысяч жителей Панамы, да ещё наша братва. А люди в Европе читают и думают: и носит же земля такую тварь, как эта Спарроу… В моём мире — точнее, в восемнадцатом веке моего мира — чтобы удержать людей от миграции в Россию при императрице Екатерине, в Европе издавали что-то наподобие. Со всякими жутями про кровожадных русских и даже "свидетельствами очевидцев" про то, как эти варвары не брезгуют закусить случайным прохожим… Но тут что-то не так. Не клеится что-то. Насколько я знала этого доктора, он любитель слегка приврать, но подобную чушь никогда бы не написал. И не издал.

— Эли, я боюсь предположить, что это дело рук моих соотечественников. Они не могут отомстить тебе силой оружия, и предпочли пустить в ход грязный приём. Но как ты думаешь ответить? Я бы подал в суд на автора и издателя.

— Как говорят мои соотечественники, клин клином вышибают, — хмуро произнесла Галка. — Поглядим, как там управится в Голландии мой человек. Я дала ему достаточно денег и указание их не жалеть. А это значит, что Хорна он уломает… Дорогой, не переживай, — она встала и обняла его. — Если это сделали англичане, то им же хуже. Их месть — это месть неудачников. А мы плюнем на них с высокой горки и продолжим своё дело.

— Значит, ты решилась, — Джеймс погладил её по выгоревшим на злом солнышке Мэйна волосам.

— Я давно решилась. Осталось только послать свой страх куда подальше и действовать.

— Тогда возвращаемся в Алькасар де Колон. В полночь нас ждут. И не думай, будто ты пойдёшь туда без меня.

— Я люблю тебя, Джек…

Плеск воды, бьющейся о борт «Гардарики», скрип рангоута, негромкая песня, доносившаяся из кают-компании… Это был их мир, их дом. И за этот мир, этот дом они готовы были сражаться с кем угодно.