Однако вот подступили иноверцы и потребовали оплевать это, отторгнуть из сердца, забыть и принять взамен их не ведомого никому Христа, родившегося, жившего и умершего в чужих, далеких отсюда землях. Почему пришельцы хотят, чтобы он, Всеслав, все другие народы Руси отреклись от своих богов?! Ведь боги жили с ними в ненастьях и горе, праздниках и радости; как забыть и прогнать их?! Или нужно кумиров прятать, а иноверцам лгать?!
Куда-то ведь старики схоронили Рода! И зачем убили себя?! Боялись, что муками дознают их тайну; а может, не хотели смотреть, как рушат русскую веру?! И как сможет устоять он сам, когда палачи будут приближаться к нему?!
- Ну-ка вылезай, быстро! - оглушил Всеслава выкрик.
Соловей стал надевать полушубок, но тут же одумался, скинул его и, ухватившись за веревку, полез наверх. Едва он перешагнул через наружные венцы и остановился, зажмурившись от яркого солнца, отроки молча связали ему, но не туго, руки, повели к улице.
Здесь было еще пустынно; из окон выплывал и сразу же таял в чистом воздухе дым, бродили вдоль изгородей куры. Одна чего-то испугалась и, квохча и взмахивая крыльями, долго бежала впереди пленника и его сторожей.
Когда завернули за церковь, стало ясно, почему в веси безлюдно, смерды из Чижей и, как сразу же увидел Всеслав, из Липовой Гривы плотной толпой стояли у стены храма.
Византийцы молча сидели за столом. Отроки остановили перед ними волхва, отошли в сторону.
Кулик долго рассматривал Всеслава, потом поднялся, подошел к пленнику. "Идем!" - позвал он, двинулся к храму. Они шагали среди расступавшихся смердов, и волхв испытующе глядел в их лица. Сперва ему показалось, что он видит в глазах соплеменников сострадание, сочувствие, но чем дольше шел, тем яснее понимал, что на него смотрят с напряженным вопросом: русичи пытались по его взгляду угадать, как он готов к испытанию. Он оказался первым, кому предстояло пройти искушение и, может быть, казнь, ему надлежало сделать главный выбор, и люди ждали его слов и действий. Они совокупили в нем свои надежды и веру, и впредь ему предстояло говорить и делать не только за себя, но и за всех единоверцев, за Ора и Ратая, спрятавших Рода; в нем, волхве, соединилось прошлое и будущее этих людей, и отныне для него пути назад не было. Но путь вперед вел только к гибельному сражению с византийцами, и Всеслав с ожесточением осознавал, что только его смерть сохранит ему право на жизнь в душах и в памяти русичей.
Волхв шагал сквозь толпу и с каждым шагом бесповоротно понимал, что отныне он совершенно одинок: две могучие силы, две веры приготовились сшибиться друг с другом, и удариться они могли только на Всеславе, так или иначе уничтожив его.
Короткий путь проделал волхв от места судилища до церкви, но за это время горькая решимость окончательно утвердилась в нем. Остро ощутив неизбежность подвига, Всеслав будто ожил, в душе его посветлело и прояснилось главное - он должен победить христиан. Не отводить беду, а биться - неужели Род и Сварожич не помогут ему?!
- Зайди! - громче повторил Кулик.
Волхв и попин стояли перед распахнутыми дверями храма, откуда духовито пахло разогретой сосновой смолой. Проскрипели под их ногами доски пола, и русич и византиец замерли в середине церкви. Сверху, с потолка, душистый воздух рассекали лучи солнца; они упирались золотисто-белыми пятнами в новый пол, светились, и поэтому казалось, что храм густо заполнен солнцем.
Кулик потянул волхва за связанные руки, провел к передней стене. На ней золотом горела единственная пока икона. Молодой Христос всепонимающим взором пробивался к душе Всеслава; глаза чужого бога испытующе и сострадательно глядели на русича. Он, тот бог, знал о нем все, ведал прошлое и прозревал будущее; он знал все - и поэтому сострадал о иноплеменном ему человеке. И волхв не сводил взора с лица чужеземного кумира. Ему показалось, что глаза Христа сейчас оживут. Но ничего не менялось, и понемногу оцепенение сошло с сердца Соловья. Он отвернулся, стал осматривать постройку, заметил сложенные в углу плотницкие секиры, поблескивающие ледяным холодом.
- Не глумись, волхв, - строго произнес попин. - Гляди перед собой вот истинный бог, и ему поклоняются люди всей земли!
- Нет во мне зла на твоего бога! Разве ты не понимаешь этого?! Вы любите своего Христа, ладно! Мы кланяемся своему Роду. Пусть так будет! Я же не пришел на твою землю с оружием и не загоняю византийцев в реку, не меняю их имен!
- Наш бог выше, потому мы и несем его миру!
- Ты сам это порешил?
- Это ведомо каждому!
- Однако мы здесь не знаем этого! Пойми, чужеземец, разве могут люди, извечно поклонявшиеся одним богам, вдруг перевернуться в себе и принять иных кумиров?!
- Так надо!
- Тебе так надо, князьям и грекам-христианам надо, но нам-то зачем?!
- И тебе это надо! Вот он, - Кулик повернулся к Христу, - он пришел на всю нашу землю, чтобы спасти людей, он великие страдания принял за безмерные грехи...
- Во мне нет грехов перед твоим богом, и ему не нужно было страдать за меня. Поэтому и я не обязан ему ни в чем.
- Это потому, что ты не знаешь, что есть грех, а что жизнь истинная, святая!
- Кто живет по совести, тот и безгрешен. Душа же у нас и совесть с пращурных лет есть, по их воле и живем. Потому-то ваш бог нам и не нужен, хороший он или нехороший... Лишний он на нашей земле...
- Ты слеп и неразумен! Ведь душа человека, как и тело его, сотворены богом!
- Опомнись, пришелец! Как же это моя душа сотворена чужим, иноземным богом?! Неужто заморский бог русские души творил?! Душа человека и совесть его только на своей земле и могут родиться, да и жить только на ней способны... Со своей земли ушел, от отчих могил ушел - и все, души лишился!
- Как тьма укутала разум твой! Подумай! Ты, изгой, до белой головы скитался по городам и весям, потому что ворог в младенчестве твоем разорил дом твой... Оттого и горе тебе... Но с именем Христа соединятся все края Руси, великая держава станет, и ни один враг не дерзнет вас тронуть. И вы, и дети ваши, и все будущие жители ваших земель жить впредь будут безопасно. Все племена и роды соединятся, и могучее величие придет к Руси - от Чуди до Дикого поля. А сейчас вы как смоковница у дороги - рубят и обрывают все...