- Или мне уехать? - спросил Мятлев.- То есть нам уехать? - И он потянулся губами к худенькой ручке Александрины.- Хотя кто позволит?..
Конечно, думал доктор Шванебах, не считая нужным отвечать на праздные вопросы, конечно, за большие деньги можно позволить себе сомневаться и спрашивать глупости или проглотить такое прелестное существо из хлебного мякиша, имеющее такую трогательную головку и так трогательно поднесенное на ладони. Конечно...
Из-за розового куста выпорхнула рыжеволосая Аглая, торопливо оправляя белый кружев-ной воротничок на пурпурном платье, и затерялась среди деревьев. Афанасий, появившись вслед за ней, продолжал придирчиво осматривать свои владения, кружа по-прежнему.
- Все-таки, если построить стену,- сказал Мятлев,- это много даст... Ха, представляю некоторые лица...
Доктор Шванебах предложил перейти в комнаты. Солнце начинало медленно садиться, и доктор беспокоился за Александрину, но в этот момент лакей доложил, что приехала ее сиятельство княжна и желает видеть их сиятельство. Мятлев, скривившись, направился было в дом, но фрейлина уже показалась за стеклянной дверью. Она надвигалась стремительно и распахнула дверь, не обращая внимания на предупреждающие таинственные сигналы брата. Доктор Шванебах вскочил, опрокинув рюмку. Александрина медленно обернулась. В дальнем конце сада живописно застыл Афанасий. Фрейлина счастливо улыбалась. Она подошла к Александрине и поцеловала ее в холодный лоб.
- Ну вот,- сказала она по-домашнему,- я вырвалась из Царского, чтобы повидаться с вами, мои дорогие,- и уселась в подставленное лакеем кресло.В городе невыносимо. Я все время думала о вас, Alexandrine, как вам в вашем состоянии следует беречься. Но я вижу, что все уже хорошо?- Она обвела взглядом молчащих мужчин.- Серж,- голос ее зазвучал официаль-но,- я привезла вам известие о благополучном решении вашего дела: вам позволена отставка. Государь был так добр, что поинтересовался вашей жизнью. Мне пришлось рассказать о многих ваших добродетелях, о которых вы и сами, наверное, не имеете ни малейшего представления... Alexandrine, вы выглядите чудесно. Я рада. Вы знаете, ваше имение в Киевской губернии можно откупить... Сержу следует заняться этим...
- Не понимаю,- пробубнил ее брат,- это мне непонятно...
Александрина посмотрела на Мятлева. Мой князь безуспешно пытался проникнуть сквозь туман хмеля в эти невероятные перспективы. Афанасий медленно приближался.
- Пожалуй, пора перейти в комнаты,- сказал доктор, не сводя с Александрины взгляда.
- Нет,- упрямо возразил Мятлев.- Мы будем здесь. Здесь, на веранде... Здесь лучше... Но я не могу понять...
- Вы же из киевских Жильцовых? - продолжала меж тем княжна.- Я знаю... Я установила это...
- Из калужских,- сказала Александрина и кашлянула.
- Нет, нет, из киевских. Вы были маленькой девочкой, и вы успели позабыть. Из киевских.- Она обернулась к брату.- Это, знаете, из тех Жильцовых, которые... Доктор, вы помните Панина? Нет, не теперешнего, а того, берлинского, Никиту Петровича?.. Этот Жильцов, отец нашей Alexandrine... был женат на сестре жены того, берлинского, то есть матушка Alexandrine... ваша матушка, Alexandrine, была сестрой... Александрина покачала головой.
- Нет,- сказал Мятлев,- вздор. Этого не было... Но я вот что хотел бы понять... Как-то вы приезжали ко мне, и с вами притащилась Natalie Румянцева и разглядывала меня осуждающими коровьими глазами. (Елизавета Васильевна в отчаянии отмахнулась от брата.) Значит ли это, что это было выражением мнения вашего общества обо мне? Или, быть может, она ничего не знает и случайно подвернулась вам у самых моих дверей?
- Серж,- наставительно произнесла сестра,- вы злоупотребляете вином. Вы погубите себя и Alexandrine.
- Ха,- сказал Мятлев,- наконец-то! Я догадался... Я все понял... Я понял, что это должно обозначать... Ах, дорогая сестра... Ах, ты, моя дорогая...
- Он действительно напился,- сказала фрейлина Александрине, смеясь.Да, я забыла вам рассказать, что произошло у нас. У нас случилость вот что...- У фрейлины было довольно милое лицо, которое несколько портили легкий желтоватый оттенок кожи и несколько более, чем нужно, выпученные глаза, которые придавали ее облику неукротимость, что не соответствовало ее природе, но, очевидно, постепенно, с течением времени все-таки произвело воздействие на ее характер, и в тоне княжны начали иногда проскакивать свирепые нотки. Мятлев же просто не переносил этих выпученных глаз, особенно когда она выходила из себя. Отсутствие большого ума всегда усугубляет всевозможные физические несовершенства, и добрая княжна была классической иллюстрацией к этому нехитрому положению. Что касается доктора Шванебаха, так тот считал ее истеричкой по призванию, а потому не знал способов облегчить ее страдания...- А у нас случилось вот что,- сказала она,- известная вам госпожа Юрко всякими путями добивалась расположения красавца Марио - этого, из итальянской труппы,- и вот почему ее экипаж часто заставали на Мойке (а он жил там), а его видели выходящим из ее подъезда совершенно нагло... вскоре все выяснилось, а государь (он последнее время особенно нетерпим к проявлениям, безнравственности) велел выслать тренера, да, да, он уже уехал...вот только что... Госпожа Юрко в отчаянии, при дворе ее не принимают... тяжким... гнусны... скудный умом... холодность...
- Я нахожусь средь двух миров: тот мне чужой, а тот недосягаем,процитировал Мятлев и погладил неверной ладонью Александрину.
- Я как врач настаиваю на необходимости перейти в комнаты,- заявил наконец Шванебах и поклонился княжне.
Александрина, прямая и молчаливая, с бледным остановившимся лицом, с кулачком, прижатым к груди, поднялась, взяла доктора под руку.
- Почему бы вам не отвезти Alexandrine в Карлсбад? - спросила фрейлина у брата.
- Мы поедем в Михайловку,- сказал Мятлев, провожая взглядом удаляющуюся Александрину.
- Какая глупость! - удивилась сестра.- Я уверена, что ей будет лучше в Карлсбаде...
- Ха,- сказал Мятлев,- ну и ну... Я все понял... Ну и ну. Тебе бы не следовало приезжать, вот что...
- Вы глупец, Серж, я еще не все вам сказала,- жестко произнесла фрейлина.- И к тому же вы пьяны. Все вас покинули. Вы всех раздражаете и отпугиваете.