Плюнет Аксинья Захаровна, тотчас из горницы вон и хлопнет дверью что есть мочи. А Патап Максимыч только улыбнется.
Когда захотелось Сушиле скуфьи, а пуще того гребтелось, как бы домашние нужды покрыть, повстречал он на пути Патапа Максимыча.
- Мир-дорога! - приветливо крикнул ему Чапурин.
- Здравствуйте, сударь Патап Максимыч,- ответил Сушило, снимая побуревшую от времени и запыленную в дороге широкополую шляпу.
- С ярмарки, что ль? - Чапурин спросил.
- Какая нам ярмарка? Не такие карманы, чтоб по ярмаркам нам разъезжать,ответил Сушило.
- Зачем же в город-от ездил?
- Ребят в семинарию свез. Да в консисторию требовали,- сказал поп Сушило.
- Что за требованье?.. Аль бедушка какая стряслась?..- с участьем спросил у него Патап Максимыч.
- Голову за вашего брата намылили,- промолвил Сушило.
- Как так за нашего брата? - с удивленьем спросил Патап Максимыч.
- Да так же,- ответил Сушило.- Говорят, уж больно много вам потачки даю. Раскольникам-де потворствуешь...
Времена пошли теперь строгие: чуть что, вашего брата тотчас под караул.
- А ты не больно пугай, не то, пожалуй, и струшу,- шутливо молвил Патап Максимыч - Говори-ка лучше делом.
- Делом и говорю,- высокомерно ответил Сушило.- Слыхал, чай, что не вашему брату, лесному мужику, чета, московских первостатейных по дальним городам разослали: Гучкова, Стрелкова, Егора Кузьмина.
- Не нашего согласу,- нахмурясь, промолвил Патап Максимыч.- Они беспоповы. - Все едино, одного помету слепые щенята,- язвительно сказал поп Сушило.
Взорвало Патапа Максимыча. "Как сметь попу щенком меня обзывать!.." Но сдержался. Чего доброго?.. Еще кляузу подымет, суд наведет. Слова не вымолвил в ответ, велел работнику ехать скорее. Сушило крикнул:
- А ведь у тебя в задней-то моленна.
- Так что же?
- А в моленной скитницы службу справляют.
- Ну справляют. Так что же?
- Беглы попы наезжают.
- Не тебя ли позвать? - усмехнулся Патап Максимыч.- Не беспокойся, брат, не позову.
- К тому говорю, что ты теперича, значит, в моих руках,- крикнул поп.Сейчас могу в консисторию донесть. Потянут к суду, напрыгаешься.
- Да ты с чего это взял? К чему речь-то свою клонишь? - в порыве гнева, едва сдерживаясь, чтоб бранного слова не молвить, вскричал Патап Максимыч.
- А к тому моя речь,- вполголоса молвил Сушило, подойдя к Патапу Максимычу, чтоб работник его не слыхал.- К тому моя речь, что ежели хочешь в покое остаться, пятью стами целковых снабди... Тебе это плевое дело, а мне большая подмога. Не то завтра же "репорт" на тебя отправлю.
Попроси Сушило у Патапа Максимыча честью, расскажи ему про свои нужды, он бы, пожалуй, и дал, но тут взбеленился, выругался и зычным голосом крикнул работнику:
- Уезжай от греха поскорей!.. Ну, живо!..
А поп остался середь дороги и, глядя на пыль, поднявшуюся из-под колес чапуринской тележки, злобно примолвил:
- Помни ты это, Патапка Чапурин, а я не забуду!.. И не забыл. Написал "репорт", что в деревне Осиповке у торгующего по свидетельству первого рода крестьянина Патапа Чапурина имеется "публичная" моленна, а по слухам якобы-де в оной находятся престол и полотняная церковь, а раскольничье-де служение совершают жительницы разных скитов и наезжающий по временам из Городца беглый поп. Консистория начала дело, и хоть оно ничем не кончилось, однако ж немало принесло Патапу Максимычу досад, хлопот и расходов. А пуще всего Аксинья Захаровна. Не сказал ей муж ни про донос, ни про следствие, от сторонних людей все проведала и с злорадной усмешкой стала приставать к Патапу Максимычу: "Ну что?.. Не моя ль правда вышла?.. Вот те и ближний!.. вот те и приятель!.. Попомнил неверный поп твои милости?.. А?.."
И с той поры, как ни случится, бывало, Патапу Максимычу встретиться с попом Сушилой, тотчас от него отворотится и даже зачнет оплевываться, а Сушило каждый раз вслед ему крикнет, бывало: "Праздник такой-то на дворе, гостей жди: с понятыми приеду, накрою на службе в моленной... И про эти угрозы от людей стороной узнавала Аксинья Захаровна и каждый раз, как в моленную люди сойдутся, строго-настрого наказывала старику Пантелею ставить на задах усадьбы караульных, чтоб неверный поп в самом деле службы врасплох не накрыл.
Прошел год, опять настала ярмарка, опять на дороге встретился с попом Патап Максимыч. Поп из города, Чапурин в город.
- На ярмарку, что ли? - крикнул Сушило.
- На ярмарку,- сухо ответил Чапурин.
- Купи моей матушке попадье гарнитуровый сарафан да парчовый холодник. Не купишь, так прижму, что вспокаешься,- сказал Сушило.
- Не жирно ли будет? Да и твоей ли чумазой попадье в шелках ходить? усмехнулся Патап Максимыч и поехал своей дорогой.
- Помни это слово, а я его не забуду!..- кричал ему вслед Сушило.Бархаты, соболи станешь дарить, да уж я не приму. Станешь руки ломать, станешь ногти кусать, да будет уж поздно!..
Какие ни писал Сушило "репорты", ничего не поделал с Чапуриным. И оттого злоба стала разбирать его пуще. Слышать не мог он имени Патапа Максимыча. И замышлял донять его не мытьем, так катаньем!
* * *
Солнце с полден своротило, когда запылилась дорожка, ведущая к Свиблову. Тихо в погосте: Сушило после обеда отдыхал, дьячок Игнатий да пономарь Ипатий гоняли голубей; поповы, дьячковы и пономаревы дети по грибы ушли, один Груздок сидел возле мостика, ловя в мутном омуте гольцов на удочку. Заслышав шум подъезжавшей тележки, поднял он голову и, увидев молодого человека, одетого по-немецкому, диву дался.
"Кто бы такой? - думал сам про себя рыболов.- Приказный из городу, так ехал бы с ямщиком, да у него и борода была бы не бритая, господ по здешним местам не водится,- разве попович невесту смотреть к батюшке едет?.. Так где ему взять таких лошадей?
- Эй ты, любезный!- крикнул Самоквасов, осаживая лошадей.
Пристально поглядел на него Груздок и сердито пробормотал что-то под нос. Был он суров и сумрачен нравом. Одичав на безлюдье, не любил вдаваться с посторонними в разговоры.
- Подь-ка поближе сюда!- крикнул ему Самоквасов.
- Сам облегчись, видишь, за делом сижу,- грубо ответил Груздок.
- Лошадей оставить нельзя, и к тебе подъехать нельзя. Ишь какой косогор! сказал Самоквасов.