- Ох, искушение!..- едва слышно промолвил совсем растерявшийся Василий Борисыч.

- Отлынивать? - громче прежнего крикнула на него Фленушка.

- Да нет,- робко отвечал Василий Борисыч.- Нет. Куда уж тут отлынивать... Попал в мережу, так чего уж тут разговаривать!.. Не выпрыгнешь... А все-таки боязно, Флена Васильевна.

- Речи о том чтобы не было. Слышишь? - повелительно крикнула Фленушка.- Не то знаешь Самоквасова? Справится... Ребер, пожалуй, не досчитаешься!.. Вздохнул Василий Борисыч.

- Наверх ступай, невеста ждет. Возьми у нее кольцо да ленту из косы. Силой-то посмеешь ли взять?

- Как же это возможно, Флена Васильевна? Вдруг силой!..- робко проговорил Василий Борисыч.

- Ну, ступай, ступай,- крикнула Фленушка и протолкала вон из горницы оторопевшего московского посланника. Он не отвечал, вздыхал только да говорил свое:

- Искушение!

* * *

Петр Степаныч совсем разошелся с Фленушкой. Еще на другой день после черствых именин, когда привелось ему и днем и вечером подслушивать речи девичьи, улучил он времечко тайком поговорить с нею. Самоквасов был прямой человек, да и Фленушка не того десятка, чтоб издалека да обходцем можно было к ней подъезжать с намеками. Свиделись они середь бела дня в рощице, что подле кладбища росла. Встретились ненароком.

Стал Самоквасов перед Фленушкой, сам подбоченился и с усмешкой промолвил ей:

- А вечорашний день каких див я наслушался!

- А ты лишнего-то не мели, нечего нам с тобой канителиться (Канителить длить, волочить, медлить делом. Иногда ссориться, браниться.). Не сказывай обиняком, режь правду прямиком,- смело глядя в глаза Самоквасову, с задором промолвила Фленушка.

- Вечор, как Дарья Никитишна сказки вам сказывала, я у тебя под окном сидел,- молвил Петр Степаныч.

- Знаю,- спокойно промолвила Фленушка.

- А когда свои речи вела, знала ли ты, что я недалёко? - спросил Самоквасов.

- Нет, не знала.

- Значит, не то чтобы в посмех, от настоящего сердца, от души своей говорила?

- От всего моего сердца, ото всей души те слова говорила я,- ответила Фленушка.

- Значит, что же?

- Сам разбирай. Призадумался Петр Степаныч. Оба примолкли.

- Не чаял этого, не думал,- сказал он, наконец.

- Никогда не таила от тебя я мыслей своих,- тихо, с едва заметной грустью молвила Фленушка.- Всегда говорила, что в мужья ты мне не годишься... Разве не сказывала я тебе, что буду женой злой, неугодливой? Нешто не говорила, что такова уж я на свет уродилась, что никогда не бывать мне кроткой, покорной женой? Нешто не говорила, что у нас с тобой будет один конец - либо сама петлю на шею, либо тебе отравы дам?..

- Бахвалилась (Бахвалиться - хвастаться, самохвальничать. ),- сказал Самоквасов.

- Не из таковских я, не бахвалка,- перервала его Фленушка.- Прямое дело говорила. Вольно было не слушать речей моих.

- Зачем же столько времени ты проводила меня? - с жаром спросил ее Петр Степаныч.

- Чем же я проводила тебя? - вскинув пылающими глазами на Самоквасова, спросила Фленушка.

- Как чем? Обнимала, целовала, в перелеске под кустиком до утренней зари, бывало, вместе с тобой мы просиживали, тайные, любовные речи говаривали...- с укором говорил ей Петр Степаныч.

- Со скуки,- пожав плечами, холодно молвила Фленушка.

- Так как же?.. Расставаться?..- подумав немного, сказал Самоквасов.

- Самое лучшее дело,- молвила Фленушка.- Каждому свой путь-дорога, друг другу в тягость не будем...

Побаловались - шабаш... Ищи себе невесту хорошую... А я!.. Ну, прощай!..

- Не чаял я этого!..- в раздумье сказал Самоквасов.

- Мало ль чего мы не чаем, мало ль чего мы не ждем?..- грустно молвила Фленушка.- Над людьми судьба, Петр Степаныч... Супротив судьбы ничего не поделаешь.

- Прощай, Флена Васильевна,- тихо проговорил Самоквасов и хотел идти.

- Прощай,- едва слышно промолвила Фленушка, вся покраснев и низко склонив голову.

И не сделал он пяти шагов, как, закинув назад голову, громким смеющимся голосом Фленушка ему крикнула:

- Стой, Петя, погоди!.. Обещанья не забудь!..

- Какого обещанья? - спросил Самоквасов.

- Забыл? - с усмешкой молвила Фленушка.- Коротка ж, парень, у тебя память-то.

- Да ты про что? - в недоуменье спрашивал ее Петр Степаныч. - А насчет Василья-то Борисыча,- сказала Фленушка.

- Окрутить-то?.. Небойсь, окрутим. Сказано - сделано. От своих слов я не отретчик.

- Ладно.

И разошлись. Бойко прошел Самоквасов в обитель Бояркиных, весело прошла по двору Фленушка, но, придя в горницу, заперлась на крюк и, кинувшись ничком в постелю, горько зарыдала.

И то было еще до отъезда Манефы на праздник в Шарпанский скит.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Середи болот, середи лесов, в сторону от проселка, что ведет из Комарова в Осиповку, на песчаной горке, что желтеет над маловодной, но омутистой речкой, стоит село Свиблово. Селом только пишется, на самом-то деле "погост" (Населенная местность, где церковь с кладбищем, но домов, кроме принадлежащих духовенству, нет.).

Возле ветхого бревенчатого мостика, перекинутого через речку, ветшает бедная деревянная церковь. Высокая, обширная паперть, вдоль северной стены крытые переходы, церковные подклеты, маленькие высоко прорубленные окна, полусгнившая деревянная черепица на покачнувшейся главе, склонившаяся набок колокольня с выросшею на ней рябинкой, обильно поросшая ягелем крыша,- все говорит, что не первое столетие стоит свибловская церковь, но никому в голову еще не приходило хоть маленько поправить ее. Кругом бедное могилами, но обильное сеном кладбище.

В стороне, вдоль венца горки, три домика; между ними "сады", где, кроме объеденной червями черемухи да пары рябин, иных деревьев не росло. Гряды с луком, с редькой, с морковью и другими овощами тянулись по садам , и на каждой грядке красовались яркие цветы маку и высоко поднимавшие золотые свои шапки подсолнечники... Ближний к церкви домик был просторней и приглядней двух остальных: по лицу пять окон с подъемными рамами и зелеными ставнями, крылечко выведено на улицу, крыша на четыре ската, к углам ее для стока воды прилажены крылатые змеи из старой проржавевшей жести. В окнах миткалевые занавески и горшки с бальзамином, капуцином и стручковым перцем.