- Мы тоже так считаем.

Машина плавно двинулась с места.

В городе было три церкви, но богослужения проходили только в одной; две другие еще стояли в строительных лесах, оправляясь от складского советского прошлого. Выехав на центральную улицу, "жигуль" резво направился в старую часть города.

На автостоянке, раскинувшейся у церковного забора, было тесно. Новенькие иномарки и их более скромные российс кие сестры плотно жались друг к другу теплыми железными боками. Со стороны казалось, что делают они это даже с какой-то необъяснимой симпатией, не то что на оживленных городских улицах...

"Шестерка", потыкавшись то в один ряд, то в другой, остановилась рядом с роскошным "СААБом".

- Приехали, - Скитович заглушил машину. - Ну, кто тут крайний за опиумом? - несмешно пошутил он.

- Не богохульствуй, сын мой, - Гаркавый подал девушке руку. - Видишь, до чего может довести человека неумеренное увлечение атеизмом?

- Сам не лучше, - почему-то обиделся Скитович.

- Да, - Гаркавый притворно опустил глаза, - грешен... - он помог Лене выйти.

Протолкавшись сквозь плотный строй нищих на паперти, они остановились у входа в церковь. Из полуоткрытой двери слышалось стройное пение. Лена открыла сумочку и повязала голову платком. По тому, как она это проделала, Гаркавый догадался, что девушка здесь нб впервые.

- Значит, так: ставим свечки, я смотрю иконостас, потом немного потолкаемся и уходим, - коротко проинструктировал он спутников.

- А причаститься? - удивленно спросила Лена. - Как же без этого?

Друзья переглянулись.

- Не все сразу, - дипломатично начал Скитович, - то есть, я хочу сказать, что мы еще не вполне созрели...

- После того, как мать заболела, я часто здесь бываю, - сказала девушка.

- Помогает? - машинально поинтересовался Скитович и тут же осекся, напоровшись на злой взгляд друга. - Если что, мы подождем тебя в машине, поспешил он загладить свою бестактность.

Лена грустно улыбнулась:

- Во что-то же надо верить.

- Ага, - поспешно согласился Скитович и потянул на себя обитую зеленой жестью дверь.

Пение стало громче.

Гаркавый, пропустив спутников вперед, последним вошел в притвор. Было душно и многолюдно. Огромное паникадило, висящее посреди храма, торжественно мерцало множеством свечей. Гаркавый невольно сощурился и осмотрелся: мягкий полумрак по углам, до которого не дотягивался свет, его немного успокоил.

- Я вперед, - тихо шепнул он Лене и медленно двинулся к алтарю.

Певчие на клиросе пели "Единородный сыне". Гаркавый, раздвигая плечами молящихся, пробрался почти вплотную к амвону, не обращая никакого внимания на злобное шипение возмущенных старушек.

Огромный иконостас его поразил. "Вот где деньги!" - подумал он и на всякий случай вознес глаза вверх - что ни говори, а атеистическое воспитание было не столь уж надежной опорой. Немного освоившись, он полностью сосредоточился на иконах, расположенных перед ним в шесть рядов, или так называемых "чинах". Вся история христианства в библейских сюжетах предстала перед его взором. Он внимательно разглядывал каждый, пытаясь уловить особенности письма, композиционные решения, детали, сравнивая их в уме с тем, что уже приходилось видеть.

К своему удовольствию, он отметил, что способен отличить иконы, попавшие в иконостас недавно, от тех, что украшали его давно. Даже уровень мастерства иконописца, казалось, был понятен ему.

Тем временем царские врата открылись, и высокий священник в новенькой блестящей епитрахили со словами "со страхом Божиим и верою приступите" вышел на солею. В рядах молящихся волной пробежало легкое движение. Гаркавый внимательно рассмотрел дискос в руках батюшки, крест на его груди и осторожно попятился к выходу. По пути он несколько раз попытался обратиться к Богу с просьбой простить его прегрешения, но получалось как-то фальшиво и даже бестактно...

Скитович уже ждал его на улице.

- Насмотрелся? - иронично поинтересовался он.

- Да, - Гаркавый только сейчас вспомнил, что так и не поставил свечку. - А вы свечи поставили? - спросил он, в общем, не очень переживая об упущении.

- Поставили. За тебя тоже, грешник, - не удержался, съязвил Скитович.

- Молодцы, - Гаркавый, не обращая внимания на подтрунивающий тон друга, бросил взгляд на двери, из которых начал валить народ, - а вот и Лена...

Всю обратную дорогу Скитович блистал остроумием, Гаркавый молчал, держа в руках прохладную, мягкую ладошку девушки.

На следующий день выехали ни свет ни заря. До Германовичей было семьдесят километров, из них пятьдесят по гравийке.

- Мне Марина звонила, - без особой радости сообщил Скитович, спрашивала, когда увидимся еще. Как это я ей телефон выболтал?

- Для наемников это в порядке вещей, - не преминул съязвить Гаркавый.

- Хватит уже тебе! - обиделся друг. - Ну прихвастнул по пьянке, с кем не бывает...

Гаркавый вспомнил Аллу. Никакого влечения к ней сейчас он не испытывал.

- Да плюй ты на все, у тебя еще столько этих Марин будет... посоветовал он Скитовичу.

- Может, ты и прав, - Скитович прибавил газу, - наверное, у меня депрессия. После перепоя частенько бывает.

- Знакомое состояние... с недавних пор, - Гаркавый вновь подумал о том, что с каким-то необъяснимым упорством катится по наклонной плоскости.

"Утрата нравственных ориентиров", - тут же поставил он себе диагноз и откинулся на спинку сиденья.

Германовичи оказались довольно большим селом: с костелом и церковью. Как поведала пожилая говорливая женщина, у которой они расспрашивали дорогу, до войны в селении была немецкая колония, а еще раньше здесь жил граф Герман, именем которого оно и было названо. В двухэтажной графской усадьбе с высоким фигурным фронтоном и внушительными колоннами теперь находилась школа.

- Здесь что-то должно быть, - Гаркавый напряженно всматривался в окна плывущих мимо домов - сельчане имели обычай выставлять на подоконниках разные красивые безделушки, среди которых часто попадались статуэтки мейсенского фарфорового завода, в свое время во множестве завезенные советскими солдатами из поверженной Германии, - должно... - повторил он. Видел, какая огромная усадьба? Куда-то же все оттуда делось...