Вероятно, более достойную дочь, чем я, огорчали бы потери, что нес король, которого поддерживал когда-то мой отец, но я никогда не разделяла политических привязанностей и убеждений отца, а теперь вообще не любила всех королей и все их дела. Почему я должна любить короля Дэвида? О, если бы он не начинал эту войну, которая стала причиной смерти отца, да и Магнуса тоже! Да еще и по какому поводу война! За право Матильды править страной, будь проклята ее гордыня и жадность! А король Стефан отобрал у меня Улль, хотя я была ни в чем не виновата.

Я нашла местечко присесть, со злостью откусила кусок бутерброда, чуть помедлила и стала старательно его жевать. Разве я должна быть голодна, удивилась я, если сделала уже глоток вина? Хотя мой отец и братья умерли сравнительно недавно, но горе мое было уже приглушенным, сдержанным. Сейчас я чувствовала больше злости на этих тупиц королей и их раздоры, чем скорбь. Наверное в эти месяцы, которые не сохранились в моей памяти, я, отгоревала, и печаль моя затихла, как это бывает со всеми бедами. Вспоминая моих родных, я уже не испытывала этих выматывающих, опустошающих приступов боли и отчаяния. Была только боль одиночества. А от сознания, что в мире не осталось никого, кто бы любил меня или кого я могла бы любить, мгновенно тускнели все краски жизни.

И все же тупая опустошенность не могла больше душить меня. Для меня забрезжил луч надежды. Я могла вернуть Улль… с помощью Бруно… И может быть, после того, как я вернула бы наши земли, мне не нужно было больше терпеть его.

Вдруг у меня пробежал мороз по коже: я снова почувствовала, что за мной наблюдают. Но на этот раз я не поймала на себе взгляда королевы. Я понимала, что, хотя Бруно и любимчик короля, вернуть ему Улль будет нелегко. А может, вообще это делалось только для того, чтобы успокоить меня?

Я не знала, каким влиянием обладает королева, – некоторых женщин понять очень сложно. У Мод не было претензий на власть. Она не была ни кроткой, ни деспотичной, держала себя легко и уверенно и с женщинами, и с мужчинами, которые служили ей. Но каким бы ни было ее влияние на мужа, недоверие, которое королева испытывала ко мне, могло, конечно, помешать убедить короля передарить земли. Нет, Бруно не лгал насчет недоверия ко мне Мод. Обычно королева не уделяла никакого внимания тем, у кого нет ни родни, ни наследства. Почему она так внимательна ко мне? Значит есть что-то такое, чего она боится и чем я могу причинить ей вред. Каким-то образом я должна доказать, что не представляю угрозы.

Но не так-то просто доказывать свою невиновность. Особенно когда неизвестно, каково само преступление, кроме, конечно, факта измены королю.

Итак, я обнаружила себя с аппетитом жующей хлеб, который был пышнее и вкуснее того, что мы пекли в Улле, и сыр, тоже более утонченного вкуса, чем у нас.

– Приятно видеть, что ты ешь с таким аппетитом.

Я подняла глаза и столкнулась взглядом с небольшими темными глазами Мод, яркими, как ониксы. Я хотела встать, но она жестом остановила меня и села сама в конце скамьи, на которой сидела я. Я видела: она ждет ответа, хотя вопроса и не задавала. И я сказала:

– Просто страх, от которого я так долго не могла прийти в себя, немного утих.

Я ответила первое, что пришло в голову, и не сразу поняла, что этим ответом повела себя как раз так, как и обещала Бруно, чтобы избавить себя от роли слабоумной. Могу поклясться, она была поражена моим ответом, а может быть, тем, что вообще я ответила, да еще так быстро, но она продолжала думать о чем-то своем. Наконец Мод приподняла брови:

– Ты умнее, чем кажешься, Мелюзина, – усмехнулась она. – Я никогда не поверю, что ты не хотела победы короля Дэвида.

– Победы короля Дэвида? – равнодушно откликнулась я. – Разве я не слышала только что о его поражении?

– Верно, – оборвала меня Мод, пристально глядя мне в. глаза. – Я спрашиваю, почему это обрадовало тебя?

– Я не радуюсь, – сказала я. – Мне все равно. Что бы вы ни думали, мне все равно.

– Ты вдруг стала остра на язычок, – прошептала королева, как будто готовя мне ловушку.

Я пожала плечами.

– Я сказала лишь, что все самое худшее со мной уже случилось. Мне уже нечего бояться, а мысленно я стараюсь не возвращаться к этому.

Мод возмущенно взглянула на меня.

– Чего бояться, если, как ты говоришь, ты и не думала, что король Дэвид победит? А что же ты думала? Что мы, я и Стефан, – чудовища? Мой муж столько времени провел с тобой, стараясь тебя успокоить, больше, чем с любой другой леди, и ты даже улыбнулась тогда ему.

Разумеется, это было для меня новостью, но я опустила глаза и ответила: – Никто не смеет грубить королю, но мне трудно поверить, что муж моей госпожи оказывал мне внимания больше, чем другим.

Добрая усмешка мелькнула на лице королевы.

– Дитя, – сказала она, – ты боялась, что я буду ревновать? Или что у Стефана нечистые помыслы? Почему же ты не сказала?

– Я всего боялась, – пробормотала я, решив, что королева смеется надо мной.

Я была удивлена. Пожилая женщина, к тому же никогда не блиставшая красотой, обычно ревнует, когда ее муж оказывает много внимания более молодым и привлекательным девушкам. И даже если мой муж отвернется от меня, я все равно знаю, что я красивее, чем королева Мод. Конечно, некоторые женщины настолько ненавидели своих мужей, что даже любили и оберегали их любовниц, но в скрытой усмешке Мод не было горечи. Это был взгляд женщины, очень уверенной в своем муже.

Мысли быстро проносились в голове, и я поняла, что и в беседе с королевой можно разрешить себе отвлечься, подумать о постороннем.

– А теперь, когда у тебя есть муж, ты ничего не боишься? – спросила она таким вкрадчивым и ласковым голосом, что я чуть не попалась и не выкрикнула, что мужчина, который насилует женщину в бессознательном состоянии, еще не настоящий муж. К счастью, я вовремя спохватилась. К тому же я вспомнила, что королева хорошо отзывалась о Бруно наутро после свадьбы. Поэтому я пожала плечами, не поднимая глаз, и ответила, надеюсь, с должной долей угрюмой покорности и облегчения:

– Наверное, я боялась, чтобы вы не отдали меня кому-нибудь еще похуже. Не могу сказать, что я счастлива оказаться женой сына путаны, у которого за душой нет ничего, кроме его воинских достоинств, но он не груб со мной.

– И не будет, если ты не будешь называть его сыном путаны и даже намекать на это, – сказала Мод. – Я тебе клянусь, что, если я еще раз услышу такие слова, я заставлю тебя очень горько пожалеть об этом. Бруно не в ответе за ремесло матери. Ну-ка, посмотри мне в глаза. Я хочу, чтобы ты поняла, что я не шучу.

Я покраснела. Но не от стыда или от злости, как это подумала королева. Моя неприязнь к мужу не была связана с его происхождением. Покраснела я от удовольствия: мне удалось заставить Мод поверить в то, что я хотела. Пусть она думает, что меня легко запугать.

– Я не виню его, – прошептала я. – И моя честь, хочу я этого или нет, принадлежит ему. Вы можете быть уверены, я не буду перечить ему перед кем-то другим или дразнить его, навлекая на себя его гнев.

Мод вздохнула.

– Я сомневаюсь, чтобы он мог ударить тебя, если ты скажешь правду. Бруно честный и благородный человек, у него масса достоинств, но ты никогда не сможешь завоевать его любовь, если обнаружишь свое презрение к нему. О, я знаю, ты сейчас не думаешь, что это имеет какую-то ценность, потому что все вы считаете себя умнее других, но я скажу тебе: нет большего счастья на свете, чем хороший брак.

Она кивнула и вздохнула опять.

– Очень жаль, что даже самые умные женщины бывают такими глупыми. Это неважно, что ты сейчас думаешь. Придержи язык хотя бы из страха передо мной или по другой какой причине. Бруно – хороший парень, и я не хочу ему зла. Я хочу еще предостеречь тебя, но ты, конечно же, можешь опять этим пренебречь: Бруно предан королю, и с этим ты ничего не сможешь сделать. Но если ты не замучишь его своим непослушанием, твоя жизнь с ним будет сладкой.