Изменить стиль страницы

Я стоял сзади, за Валераном, направляя оруженосцев, которые подавали блюда на стол, но старался двигаться как можно меньше, чтобы не особенно бросаться в глаза Валерану. Я знал, что он не любил меня, думаю, не из-за какой-то личной причины, а из-за доверия, которое оказывал мне Стефан. Мне кажется, Валеран не любил никого, кто пользовался доверием или любовью Стефана, за исключением тех, кто был связан с ним узами крови или простого интереса.

Наблюдая легкое общение Стефана с Валераном, их конфиденциальный разговор, я вспомнил, как натянуто беседовал король со своим братом и епископом Солсберийским. Я не хочу, чтобы Генрих Винчестерский управлял королем, но я также не хочу, чтобы им управлял Валеран де Мюлан. Я помнил, как Валеран предал короля Генриха, нежно любившего его, и боялся, что он больше беспокоится о своем богатстве и власти, чем о благополучии короля и королевства.

То, как переглядывались Стефан и Валеран, дало мне понять, что Валеран убедил короля сделать что-то, чего могут не одобрить другие, и я хотел узнать, в чем же он его убедил. Это оказалось непросто. Поскольку тема была настолько серьезной, что обсуждалась в королевской спальне, Валеран, разумеется, не говорил открыто. Стефан же, наоборот, важно поглядывая на Валерана, вновь и вновь обращался к теме, занимавшей его ум. Иногда в таких случаях я мог вмешиваться, убеждая короля рассматривать предложения Валерана с разных точек зрения. Но на этот раз я не узнал ничего. Валеран умно перевел застольную беседу на другую тему и заговорил о новом ястребе, которого он подарил королю.

Однако их беседа о силе и ловкости птицы, которую они планировали проверить позже, неожиданно была прервана пажем, сообщившим, что прибыл посланник от архиепископа Тарстена и теперь он идет в зал. Стефан с нетерпением вскочил и пошел навстречу. Я последовал за ним, и сердце внезапно запрыгало у меня в груди.

– Бог спас нас! – воскликнул гонец, как только пересек порог и увидел Стефана. – Трупы шотландцев покрывают поле Норталлертона, как срезанный тростник, а те, кому удалось спастись, бежали в беспорядке на север. Армии короля Дэвида больше не существует.

– Добро пожаловать! – ответил Стефан, похлопывая по плечу молодого монаха. – Мы долго ждали этого. Я уверен, Бог, явил свою милость благодаря благословению Тарстена. И теперь, когда угроза с севера ликвидирована, мир воцарится в стране. Входи, садись со мной и расскажи мне все новости.

Стефан повел монаха к столу, а я шел за ними по пятам, сразу забыв про намерения Валерана в своем беспокойстве о Хью, который, я был уверен, участвовал в битве.

Но благодаря новостям о том, что потом получило название Битвы при Штандарте (пункт сбора сил, верных Стефану, был у штандарта с вымпелами в честь святых угодников и дароносицы, приготовленных и освященных архиепископом Тарстеном), я узнал, что именно навязал Стефану Валеран, и получил разрешение ехать на север.

Закусывая хлебом, сыром и пирогом и запивая элем (на этом настоял король), монах описывал битву, которую он наблюдал, находясь на холме, где был водружен штандарт. Потом монах рассказал Стефану, что Вильям д'Омаль организовал преследование шотландцев и вознамерился отбить замки, которые были сданы Дэвиду.

Вдруг Валеран, слушавший с большим интересом, опершись локтем на стол, выпрямился и тронул Стефана за плечо.

– Милорд, Омаль должен быть награжден, – сказал он. – Мне кажется, что наиболее подходящей наградой для него будет графство Йорк. Он имеет хорошую репутацию у местных баронов, знает графство и заинтересован в его защите. Не разумно ли дать власть над севером в руки такого верного и опытного человека? Возможно, он может получить полномочия одновременно с тем, как вы пожалуете мне Вустер, а Хью – Бедфорд и официально признаете Джилберта графом Пембрука?

Меня охватило отчаяние: я боялся за Хью. Если я правильно понял, то значительное число родственников Валерана станет английскими дворянами. Роберт, близнец Валерана, – уже граф Лестерский. Вильям де Ворен, единокровный брат Валерана, – граф Суррейский. Роджер Бомонт, первый кузен Валерана, связанный вдобавок с ним женитьбой на его единокровной сестре, – граф Уорик. А теперь еще трое получают графский титул: сам Валеран будет владеть Вустером; Хью, о котором он говорил, был младшим из трех родных братьев Бомонт, и его называли Нищим, потому что у него не было земель, но он больше не будет нищим, а станет графом Бедфордским; Джилберт де Клар, женатый на родной сестре Валерана, получит титул, которого он так долго добивался, и станет графом Пембрука. Не удивительно, что король и Валеран говорили об этом наедине, в спальне короля.

Разумеется, я понимал, что не должен касаться этой темы или тем более судить о ней. Но я опасался, что возвышение Бомонтов вызовет недовольство других благородных фамилий, и они могут оскорбиться. Конечно, все, что я скажу по этому вопросу, может показаться слишком самонадеянным. Без сомнения, Валеран продвигал своих родственников в надежде, что они будут поддерживать его, но у меня не было большой уверенности, что это произойдет. Я знал, что близнец Валерана Роберт Лестерский не принимал участия в его восстании против короля Генриха, а Роберта уважали за его трезвые суждения как и Вильяма де Ворена. Из того, что я знал и о чем мог догадываться, вытекало, что как отказ продвигать кандидатов Валерана, так и согласие могли с одинаковой вероятностью привести к дурным результатам. И я не видел никакой пользы от своего вмешательства.

А король, переполненный энтузиазмом от хороших известий, согласно кивнул Валерану и снова повернулся к монаху спросить его, не хочет ли он еще о чем-нибудь рассказать. Не знаю, были ли еще какие-нибудь новости у монаха, но он глубокомысленно нахмурился, услышав предложение Валерана, и в ответ на вопрос Стефана покачал головой, как человек, желающий подумать в одиночестве. Стефан, уверенный, что у гонца нет денег, снял дорогое кольцо со своего пальца и наградил его за хорошие известия. Потом разрешил монаху идти отдохнуть.

Мгновенно все мои мысли о возвышении Бомонтов были отброшены. Что делать? Я не мог покинуть короля и в то же время не был уверен, что мне удастся позже найти монаха.

– Милорд! – воскликнул я, – Можно мне переговорить с посланником?

– Пожалуйста, – мягко ответил Стефан, – но он ничего не знает ни о Джернейве, ни о твоей сестре.

– Я знаю, милорд, но мой друг Хью Лайкорн, приемный сын архиепископа Тарстена, должен был участвовать в битве. – Я повернулся к монаху: – Тебе известен Хью Лайкорн?

– Разумеется, но я ничего не знаю о нем. – улыбнулся монах.

– Должно быть, у него все хорошо. Сэр Хью был одним из командиров под началом сэра Вальтера Эспека а я говорил с сэром Вальтером и уверен: если бы что-нибудь случилось с сэром Хью, сэр Вальтер послал бы известия моему господину архиепископу.

Я вздохнул с облегчением и пылко поблагодарил посланника. Каждый раз, когда я вспоминал, как печалилась Одрис, расставаясь с Хью, даже в тех случаях, когда знала, что с ним все в порядке. Меня охватывала тревога и страх за нее: что будет с ней, если она узнает о его смерти? Как потом оказалось, монах ошибался, и мое облегчение было преждевременным, но, поскольку Хью поправился, я был благодарен монаху за его ошибку. Монах встал, почтительно поклонился королю и вышел из-за стола. Я собрался приготовить комнату, но успел сделать лишь несколько шагов, как Валеран поднял руку и, остановив меня, сказал королю:

– Милорд, сегодня, видимо, такой день, когда все дела должны идти хорошо. Я только что подумал, где бы нам найти человека, с которым можно отправить послание Омалю, – и вот он. Ведь ты с севера, Бруно, не так ли?

Стефан не дал мне ответить. Смеясь над тем, что показалось мне большой самонадеянностью со стороны Валерана, он сказал:

– Ты не вправе распоряжаться моим фаворитом. Я могу отправить послание с этим монахом или найти кого-нибудь еще, чтобы передать мои благодарности тем, кто защищает королевство.