– Ну вот, как я и думал, Никита… – с печальной улыбкой молвил дедок Сократыч. – Слово «крест» бытует в уголовном жаргоне. И, согласно Василию, означает оно всего-навсего – нож. Которым режут…

– Что-то вы какой-то грустный сегодня, Платон Сократович, – заметил Кляпов.

Дедок вздохнул.

– Есть причины, Никита, есть причины… Каковыми, если, конечно, хотите, могу поделиться…

– Тогда подождите минутку… – Кляпов повернулся к переминающемуся рядом Кресту. – Йоц! Сли!..

И, не оглядываясь, двинулся к средних размеров камушку, закрученному спиралью, как домик улитки. Крест, затрепетав, устремился следом.

– От! – сказал Никита, указывая на нужный выступ. – Сьок?

– Зать! – немедленно выпалил Крест.

– Зать тебе… – недовольно отозвался Никита. – Вот раздолбишь – тогда и будет тебе «зать»…

Проследив за первыми ударами, он кивнул и вернулся к Сократычу. Исполненные скорби прозрачные глаза дедка были устремлены мимо Кляпова.

– Собственно, это даже и не версия, Никита… – проговорил Сократыч, по-прежнему не сводя горестного взгляда с Креста, неловко заносящего ломик. – Так, подозрение… Но уж больно, знаете, неприятное… Просто меня поразило, с какой легкостью ваш друг утратил родную речь и перешел на пресловутый пиджин-рашен… Все эти «от», «сли», «тьок»… Скажите, а как у него сейчас складываются отношения с побирушками?

– Да вроде помирились, – нехотя отвечал Никита. – Дразнить стали поменьше…

– Нет, я о другом… Общается он с ними?

– Да больше, чем с нами!

– Вот-вот-вот-вот-вот… – Розовое чело Сократыча затуманилось вновь. – Помните, я излагал версию, что с нашим приходом побирушки остались не у дел и выродились? Так вот в версии этой меня смущал всего один момент: как можно выродиться без смены поколений?.. А сегодня ночью пришла такая страшненькая, знаете, мысль… Что если хозяева, не нуждаясь больше в услугах побирушек, поступили с ними так же, как с Крестом? А? Бац, знаете, и все проблемы решены… А мы вот с вами смеемся над их ужимками и даже и не подозреваем, что в будущем нас ждет то же самое… Простите, а что я сказал веселого, Никита?

Зажмурясь и ухватив переносицу двумя пальцами, Никита Кляпов сотрясался от беззвучного злобного смеха.

– Извините, – сказал он и встряхнул головой. – Просто мне подумалось, что все мои проблемы тогда, действительно, будут решены… Отупеть и на все наплевать – да я чуть ли не мечтаю об этом!

– Ну да, ну да… – деревянно поддакнул Сократыч, нервно оглаживая бородку. – Блаженны нищие духом… А мне как прикажете быть в таком случае? Зать? Сплошное «зать»? Нет уж, увольте… Если у меня и есть что-либо дорогое в этой жизни – так это мой разум! Запомните это, Никита!..

Удары по глыбе внезапно прекратились, и оба услышали, как с глухим стуком упал на покрытие ломик. Обернулись. Крест стоял, обмерев, и с ужасом провожал глазами прокатившую мимо надзорку. Никита бросился к нему.

– Ну, все, все… – испуганно приговаривал он, похлопывая и поглаживая Креста по судорожно вздрагивающим мышцам. – Дьец… Уехала…

Кое-как успокоив питомца и снова вручив ему ломик, Никита решительным шагом подошел к дедку.

– Опровергнуть? – прямо спросил он.

– Что ж, попробуйте. – Сократыч посмотрел на него с любопытством.

Никита оглянулся на Креста.

– Видели, как он испугался? А побирушки надзорок не боятся…

– Н-ну… Возможно, прошло много времени… Забыли, осмелели…

– Хорошо, – сказал Никита. – А с чего вы вообще решили, что они глупее нас с вами? Вы хоть одну фразу на их языке прощебетать можете? А они на нашем чирикают вовсю… Ладно. Взять того же Креста. Да я перед ним хуже всякого побирушки унижался… И что же из этого следует? Что он был умней меня?

С каждым словом личико Сократыча прояснялось все больше и больше.

– Никита… – растроганно сказал он наконец, пожимая Кляпову локоть. – Спасибо… Не то чтобы вы меня убедили, но…

Но в этот момент ломик Креста угодил в напряженку, и глыба, издав звук пушечного выстрела, как бы провалилась сама в себя и осела грудой крупного белого щебня. Никита извинился и кинулся к питомцу (с минуты на минуту должна была показаться надзорка).

Повеселевший дедок двинулся было своей дорогой, но не пройдя и десятка шагов столкнулся с озабоченным Ромкой. Руки и нос хулигана были обильно припудрены серым порошком. Да и пузо – тоже…

– Дед! – Ромка обрадовался. – Тебя-то мне и надо! Ты ж у нас все знаешь!..

Чувствовал, стервец, где у Сократыча слабая струнка.

– Ну, во-первых, не все, – отвечал ему польщенный дедок. – А во-вторых, не уверен, что знаю. Что вас интересует, Рома?

– Вот, например, памятник, – сказал Ромка, и воздел серые по локоть руки, давая понять, насколько этот памятник громаден. – Он – как? Пустой внутри или весь из бетона?

Седенькие бровки взмыли изумленно.

– Вы собираетесь возводить памятник, Рома? И кому же, позвольте спросить?

– Да нет, – отмахнулся тот. – Поспорили просто… Ну так как?

– Н-ну… Смотря какой памятник… Помельче – те, конечно, монолитные… А вот колоссы всякие… Их, по-моему, собирают из блоков… Укладывают, знаете, такие бетонные кольца – одно на другое…

– Ага… – несколько ошарашенно молвил Ромка, оглаживая ладонями невидимый круг. – Ну, понятно… Кольцами, значит…

Дышащие бледным свечением ребристые айсберги опор отяжелели, налились желтизной, покрытие блеснуло, как пруд в безветренное пасмурное утро. Мир просыпался. Светлые пятна скоков стали темными, по верхней и нижней тверди побежали едва уловимые рваные тени, похожие на клочья облаков.

В проулках белели в ожидании людей невесть когда возникшие новые камушки. Рассвет ласково омыл знакомую глыбу, слегка похожую на постамент Медного Всадника, и одинокую человеческую фигуру на ее выдающемся вперед уступе.

Расправив грудь, Ромка оглядел окрестности, потом обернулся. Два мешка, сетка с алыми капсулами и всякий мелкий инструмент удобно угнездились в седловине замечательной глыбы. Клавкин броневичок был просто обречен на роль пьедестала.

– А вот фиг вам!.. – еле слышно шепнул Ромка, запрокинув вдохновенное лицо к невероятно высокому потолку.