- Как красиво... и как страшно, - прошептала Санечка.
Местами по какому-то капризу ветра снег переметал дорогу, образуя плотные и пока еще невысокие поперечные и косые валы, - но прошло всего несколько минут... Автобус с натугой преодолевал их, раскачиваясь и завывая. Странно - с момента, когда началась метель, встречные машины куда-то исчезли...
Ощутимо похолодало.
Снег на минуту как будто перестал, хотя мрак сгустился. Почти прямая вертикальная молния врезалась в одинокую старую березу, стоящую в сотне шагов от дороги. На миг дерево будто опутала ослепительная паутина. Потом все померкло, и красноватый огонь, взметнувшийся из расщепленного ствола, казался тусклым.
- Господи Боже, Господи Боже, Господи Боже... громко бормотал кто-то впереди.
Ветер ударил в бок автобуса с такой силой, что наклонил его и развернул почти поперек дороги. Мотор заглох, и тут же погасли фары. Правое заднее колесо то ли спустило, то ли соскользнуло в канаву. Накренившись, автобус замер.
Стало слышно только, как ревет ветер и как потрескивает, остывая, двигатель.
Стартер несколько раз бессильно взвывал, будто бросался грудью на непреодолимую ледяную стену. Потом водитель, кряхтя, выбрался из своего кресла и встал в проходе. Был он толст и как-то нелеп.
- Мужики, - сказал он, - а ведь толкать надо. Тут метров сто, и начнется спуск. Заведется с толкача.
- Аккумулятор хороший иметь надо, - буркнул кто-то. - За что платим? Пешком дешевле ходить.
- Да нормальный аккумулятор... не знаю, что и думать. Может, от грозы?.. Мужики, померзнем ведь, если застрянем. Толкнем, а?
- Черт, так и думал, что какое-нибудь говно выплывет, - пожаловался кто-то и встал. - Пошли, что ли.
- Ты со мной, - тихо сказал Алексей. - Не отходи ни на шаг. Понимаешь? Ни на шаг.
Ему представилась картина: скользящий под неведомый уклон автобус, и в заднем стекле - белое пятнышко лица...
- Я хотела тебе шапку дать, - сказала Санечка. Ты замерзнешь.
Алексей усмехнулся. У Санечки была белая вязаная шапочка.
Водитель открьы заднюю дверь. Оттуда дунуло таким лютым холодом, что Алексей крякнул от удивления.
В передней части салона тем временем начался скандал.
- Тебе что, козел, особое приглашение требуется? - Мужичок в черном тулупчике нависал над дорогой шапкой, которая упрямо отворачивалась к окну. Наели хари на наших харчах... ну, идешь? Идешь, сучара?
- Ему нельзя, - тихо кричала женщина, - ты что, не видишь, он старик, у него больное сердце...
- Не бзди, мамаша, от свежего воздуха еще никому не плохело...
- Костя, не смей! Не пущу! - Женщина вскочила, вцепилась в своего. Тот поднимался: действительно, лет шестидесяти мужчина... Выходящие приостановились, оглядываясь.
- Ты, тулуп! - рявкнул Алексей, поднимаясь. - А ну - работать! За порядком шофер последит.
- О, защитничек... ну, щас... Да ладно. Сиди уж, падаль. Ничё, скоро мы вас всех - как в семнадцатом...
Минуя Алексея, он подчеркнуто смотрел в сторону, но по Санечке неприятно прошелся взглядом.
Ветер, может быть, и не валил с ног, но все тепло из-под одежды выдул на счет "раз". Лицо стянуло холодом, ресницы все время слипались. Вмиг одубели пальцы в тонких перчатках.
Одиннадцать человек пристроились сзади мертвого автобуса, уперлись кто куда - и, придыхая: "...три!" - стали выталкивать его из кювета. Холод пропал - только дыханием обжигало горло. Потом ниже горла... Постепенно тяжелая махина раскачалась и выползла на полотно дороги. Не останавливаясь, ее покатили вперед. Медленно, медленно... быстрее. Дорога, кажется, действительно намеревалась пойти под уклон. Наконец уже все бежали, только придерживаясь за машину. Ветер свистел натужно. Под ногами взвизгивал круто схваченный, утрамбованный влет снег.
Не останавливаясь, автобус притормозил. Бурлаки по одному стали запрыгивать в открытую дверь. Алексей видел, что черный тулупчик пропускает всех вперед, и потому сам не торопился. Вот они остались втроем: тулупчик, он и Саня. Вновь налетел плотнейший заряд острого, как осколки стекла, снега. "Алеша!" - крикнула Санечка, но он прекрасно видел и сам: в руке у тулупчика был нож, а глаза его были мутные и смотрели мимо, как у тех собак - на кладбище.
Алексей сам не ожидал от себя такой вспышки гнева. Не к этому несчастному идиоту, конечно... Он дождался, когда тулупчик нанесет удар - в живот, с рывком вверх, - повернулся боком и, захватив его руку, ударил ее о колено, ломая кости. И, не отпуская кисть сломанной руки, обвел негодяя вокруг себя, на завершении полукруга сделал ему подсечку и отправил лететь дальше, под колесо медленно катящегося автобуса. Сам же, почти не прерывая движения, подхватил обомлевшую Санечку, подсадил ее в дверь и вскочил следом. Автобус встряхнуло...
Хруст и вскрик никто не услышал.
Дверь с лязгом закрылась. Автобус медленно катился, переваливаясь.
- Алеша... - прошептала Санечка; зубы ее стучали. - Алеша, ты же его...
Не я, - еще тише прошептал Алексей. - Ты видела его глаза?
Санечка помедлила.
- Да. Я... испугалась. Они были... неживые. Как у тех собак.
- Я потом тебе все объясню, - прошептал Алексей. - Это все очень сложно... Их бросило вперед, автобус затрясло, под сиденьем зафыркало: водитель запускал двигатель. Потом раздалось несколько глухих взрывов, они слились - мотор заработал. Дружелюбное гудение наполнило салон. Водитель остановил автобус и несколько минут газовал на месте, разогревая мотор и на всякий случай подзаряжая аккумулятор. Пожилая дама в меховой шляпке подошла к Алексею.
- Спасибо вам. Мне показалось, что уже никто не способен... а муж - он правда очень болен...
- Да что вы. Все в порядке...
Кажется, становилось светлее.
Наконец, скрежетнув шестеренками, автобус уверенно онулся вперед. Небыстро, подпрыгивая на снежных абах, он скатился под уклон, потом начал карабкаться вверх. Ветер уже не выл так страшно, и снег падал редкий и мелкий.
Как ни странно, пропажи тулупчика никто не заметил. Или не захотел заметить...
Когда показались корпуса вонючего завода и мерзко-озовые дома заводского поселка, метель прекратилась, через минуту засияло солнце. Оно висело, окутанное дымкой, над ослепительной белой пеленой; чистейший снег сверкал так, будто светился еще и изнутри.