Светлана Заслонова была дома.

- Здравствуйте, - сказал я ей. - Помните, меня зовут Скрипка. Но не потому, что я скриплю. Вот у меня был приятель, так у него была фамилия Визг. Совершенно уникальная фамилия. И, что удивительно, он на самом деле имел очень тонкий, визгливый голос. А когда вступай в спор - а он постоянно с кем-то спорил, - так просто визжал как автомобиль при экстренном торможении. Но к моей фамилии это не имеет никакого отношения. Она очень музыкальная.

Дочь профессора была, по-моему, несколько ошарашена и моим визитом, и моим рассказом. Видимо, поэтому она сказала:

- Проходите.

Я прошел.

- А ремонт в квартире вы давно делали, - сказал я.

- Вообще не делали, - удивленно сказала она. - Как въехали сюда, так и живем. А что?

- Да вот я обратил внимание на пятно вон на той стене, возле которой у вас ничего не стоит. Оно такой странной формы, напоминает Южную Америку, в которую уже седьмой год мечтает уехать моя знакомая...

- Да, это мы с Валерой как-то поссорились, и я бросила в него ручку со стола. Попала в стену. Ручка оказалась чернильная. Мы собирались пятно чем-то заклеить, но у нас подходящих обоев не было.

- А почему вы такая напряженная? - спросил я тихо.

- Почему я напряженная?

- Наверное потому, что вы вспомнили, что именно у этой стенки снимали признание вашего мужа в убийстве вашего отца. У вас же есть видеокамера?

- Есть.

- Вот. Вы убили вашего отца. Наверное, это не было запланированное убийство. Просто он уличил вас в краже. И вы ударили его пепельницей. А потом выбросили папу из окна.

- Вы несете чушь.

- Вас видели выходящей из подъезда его дома в утро убийства.

- Кто?

- Свидетельница. Потом о вашем поступке - вернее, проступке - узнал ваш муж. И вы уговорили его взять убийство на себя. Вы записали на пленку его заявление. Наверное, вы хотели передать эту пленку в милицию, но потом решили, что если ее показать по телевизору, будет надежнее. Позвонили Петропавловскому. Попросили мальчишку занести пленку в студию. Мы нашли этого подростка. Он опознал вас.

- Вы сошли с ума. Зачем мне было записывать эту пленку?

- Я не сошел с ума. Я думаю, что вы сказали мужу, что видеозапись нужна только на самый крайний случай, если вас будут подозревать в убийстве. Потом вы договорились с мужем встретиться в квартире отца. Попросили его открыть окно, заглянуть вниз. Под каким предлогом - не знаю. И выбросили его из окна. И вас опять-таки видели. Вас видел священник - тот самый, который порубил вам топором вешалку. Помните?

Светлана молчала. Я подумал, что ее сопротивление уже сломлено. И продолжил:

- Да, забыл сказать, все это произошло из-за того, что вы украли спрятанную отцом икону в золотом окладе. Он сначала заподозрил вашего мужа, потом вас. И оказался прав.

- Уходите.

- Не уйду. Признайтесь, Светлана.

- Я вызову милицию.

- Вызывайте. Им-то вы все и расскажете.

Она не вызывала милицию. И не признавалась. Ситуация становилась тупиковой. Хуже того - она становилась дурацкой. Но закончилось все еще хуже. Светлана Заслонова вдруг сказала:

- Если вы не уходите, уйду я.

И ушла. Я остался. Осмотрел квартиру...

Потом тоже вышел, захлопнув дверь, и поехал к Обнорскому.

* 24 *

Обнорский мрачно сидел на простом деревянном стуле и ничего не говорил. Я ему уже почти все рассказал.

- Понимаешь, это она убила. И я подумал, что смогу ее расколоть. Я понял, что это она, когда вспомнил, что пятно, которое заметно на пленке, я видел в ее квартире.

- Откуда ты взял показания свидетелей? - наконец спросил Обнорский.

- Они были. Почти. Старушка из дома профессора говорила, что видела какую-то женщину в день убийства.

- А священник?

- Священник не говорил. Но он мог видеть. Он же одно время ночевал рядом с этим домом.

- А подросток?

- Подростка я придумал для большей убедительности.

Обнорский замолчал очень надолго. Я думал, навсегда.

- Значит так, Алексей. Ты отстраняешься от всех дел, кроме хозяйственных. Тебе пока строгий выговор. А там посмотрим. И сейчас же вместе с Зудинцевым поезжайте к следователю, который ведет это дело.

* 25 *

Самое удивительное, что я был прав. Светлану Заслонову задержали в аэропорту. Через день она созналась. Вот только в том пакете была не икона, а векселя одного очень известного банка на очень приличную сумму.

Все оказалось, конечно, не так уж и загадочно. У дочери профессора был приятель. Очень близкий. Настолько близкий, что непонятно, почему она вышла замуж не за него, а за Валерия.

И этот приятель задолжал каким-то своим приятелям большие деньги. Светлана решила помочь. Просила у отца. Тот отказал. Тогда она стащила векселя. Профессор в конце концов выяснил, кто предъявил векселя к оплате. Прошел по цепочке. И вышел на дочь. Тут произошла сцена, в результате которой профессора не стало.

Что еще рассказать об этой истории?

Отец Николай так больше и не объявился. Ни у нас, ни в милиции. А практически всю лесозаготовительную отрасль на Северо-Западе контролирует сейчас группировка Рушана.

Горностаева по-прежнему страдает недостатком культуры, выражающимся в демонстративном неисполнении требований к личному составу.

А с меня выговор сняли. Искупил дальнейшей непорочной службой.

ДЕЛО О ПРОПАВШИХ БРЮКАХ

Рассказывает Михаил Модестов

"Бывший виолончелист оркестра Мариинского театра.

Бесконфликтен. Исполнителен.

Вежлив.

...Недостатки: рассеян, физически не развит, близорук.

Слишком мягок при общении с источниками.

Рекомендации к использованию: поскольку общественнозначимые криминальные события в области культуры происходят нечасто, предлагается постепенно перепрофилировать, поручить Модестову расследование в другой сфере".

Из служебной характеристики

Еле слышное гудение процессора и полное одиночество (редкое в обычном шатании народа по коридорам и отделам агентства) вызывали вообще-то свойственный мне, но всячески подавляемый мною же прилив вдохновения.

Нынешний приступ был отчасти связан с тем, что, во-первых, герой моих разоблачающих материалов наконец-то перестал быть лишь совокупностью сведений о нем и обрел реальные очертания. А во-вторых, на носу была очередная аттестация, то есть сопоставление всех "за" и "против" моего пребывания в агентстве. Естественно, я был "за". Мое пребывание в Мариинке и все последующие события, с ней связанные, теперь казались мне небытием. О прошлых временах напоминали лишь многочисленные знакомые, с которыми я предпочел бы сейчас быть незнакомым вовсе. Однако этих встреч было не избежать - в агентстве я считался специалистом-расследователем в области культуры.