- Как, по-твоему, этим напитком можно сделать возлияние кому-нибудь из богов или нет?

У грузного, пышущего плотским жаром исполнителя приговора от удивления отвисла нижняя губа.

- Мы стираем ровно столько, Сократ, сколько надо для... - сумел он наконец вымолвить в ответ, да не смог завершить фразы.

- Для того, чтобы я протянул ноги! - завершил его ответ Сократ. - Жаль! А я бы с радостью совершил возлияние Аполлону и Эроту, моим покровителям и мучителям... Ну да я и так, надеюсь, останусь им любезен!

Аполлодор, лишь бы отдалить страшный миг, выступил вперед и срывающимся голосом предложил Сократу свой прекрасный плащ, чтобы, хоть в последние мгновения, облачен был философ в богатый наряд. Но смертник мотнул лобастой головой и ответил с усмешкой:

- Неужели мой собственный гиматий годился, чтобы в нем жить, и не годится, чтобы в нем умереть?

Аполлодор закусил губу, чтобы опять не разреветься. А Сократ, не теряя больше времени, поднес чашу к губам и выпил ее до дна - спокойно и легко, как пил свое любимое хиосское.

Единый вздох ужаса огласил темницу. Ученики молча уставились на Сократа, а тот прикрыл веками выпуклые глаза, прислушиваясь к себе. Первым всхлипнул Аполлодор, за ним Симмий, Кебет и даже закаленный жизнью Критон. Лишь дебелый отравитель с профессиональным любопытством наблюдал за Сократом. А тот недовольно поморщился, услыхав всхлипы, открыл глаза и сказал с мягкой укоризной:

- Ну что вы, что вы, чудаки! Я для того и отослал отсюда детей и Ксантиппу, чтобы они не устроили подобного бесчинства. Тише, сдержите себя!

И вдруг он стронулся с места, притопнул одной ногой, потом другой и пустился в последний пляс. Его шишковатая плешивая голова покрылась потом, густые, седые брови взмокли и потемнели, из ноздрей крупного вздернутого носа с шумом вырывалось дыхание, выпученные глаза блестели то ли от возбуждения, то ли от выступивших слез. Развевался его видавший виды бурый гиматий, во всех движениях пляшущего была какая-то дикая отчаянная страсть. Это еще больше походило на пляску Силена.

Отравитель, ошарашенный впервые увиденным, даже попятился назад, глаза его стали такими же выпученными, как у его жертвы. Ученики перестали рыдать - молча с ужасом уставились на Сократа. А тот наконец оборвал пляску и, отдышавшись, удовлетворенно произнес:

- Ну вот, теперь яд разошелся как следует!

С этими словами он подошел к топчану и прилег на него, воздев глаза к темному потолку. Под свежим белым хитоном высоко воздымался с дыханием его живот.

Никто не смог стронуться с места, лишь отравитель подошел к ложу смертника и со знанием дела ощупал тому ступни и голени.

- Холодает! - произнес он самодовольно.

Потом сильно стиснул ступню Сократа и спросил, чувствует ли он.

- Клянусь псом, не чувствую! - буднично ответил смертник. Дыхание его уже стало прерывистым, хрипловатым.

Исполнитель приговора стал ощупывать ноги Сократа, ведя руками все выше: уже и колени казнимого перестали ощущать сдавливание...

- Как только холод подступит к сердцу, он отойдет... - сказал отравитель с блуждающей доброй улыбкой. - Яд у меня хороший, быстро и безотказно действует...

Ученики, не двигаясь, молча глядели, как этот пышнотелый посланник афинских архонтов мнет руками уже вовсе не мерно, а судорожно вздымающийся живот Сократа. Ужас и растерянность смешались на их лицах.

Наконец седовласый Критон шагнул вперед и властной рукой аристократа отстранил отравителя. Встав на колени, он склонился над Сократом. Тот лежал с закрытыми глазами, видно было, как напрягается его лицо, чтобы не выдать муки, не стать еще более безобразным...

Быть может, уловив дыхание склонившегося друга, Сократ открыл глаза. Сколько всего было в этом бездонном взгляде - ни Критон и никто другой передать не смог.

А потом он перевел взгляд с Критона на окошко темницы и, превозмогая боль, улыбнулся, увидав, что в этом небольшом проеме еще не темень, еще крадутся через него последние лучи...

Дыхание с хрипом и свистом вырывалось изо рта умирающего, губы его вдруг шевельнулись. Критон понял, что друг силится что-то сказать, склонился над ним еще ниже, приблизив ухо к его губам.

- Ас... Ас... - вырывалось со свистом из холодеющих губ.

Критон и все присутствовавшие при смерти Сократа подумали, что поминает он бога врачевания Асклепия. Гораздо позже Платон затвердил с чужих слов эту неверную догадку в одном из своих знаменитых диалогов.

Никто не знал, последним словом Сократа было имя Любимой.

О боги всемогущие, дайте каждому достойному умереть с этим словом на устах! Март-июнь 1994 г.

ПОЯСНЕНИЕ НЕКОТОРЫХ СЛОВ И ПОНЯТИЙ:

агора - площадь для проведения собраний, игравшая роль центра городской общественной жизни,

Аид - подземный мир, царство мертвых,

Академ - местность в Афинах, названная по имени героя Академа, где располагался гимнасий,

Ареопаг - холм в Афинах, место заседания судилища,

архонт - одно из ежегодно избираемых высших должностей лиц в Афинах,

Афинский Морской Союз - образованное в 478-477 гг. до н.э. антиперсидское объединение греческих государств,

гелиэя - солнечное место собраний, созданный Солоном народный суд в Афинах,

гетеры - спутницы, женщины различных социальных слоев, ведущие свободный, независимый образ жизни,

гимнасий - помещение для физического воспитания (гимнастика), где упражнялись в обнаженном виде,

гоплит - тяжеловооруженный пехотинец греческого ополчения,

демиург - творец, сотворитель мира,

Длинные стены - три построенные после 461 г. до н.э. стены между Афинами с морским портом Пиреем и селением Фалерон, служащие крепостным укреплением,

Ликей - северо-восточный пригород Афин с храмом Аполлона Ликейского,

олигархия - господство нескольких немногочисленных, но могущественных знатных родов,

палестра - место для спортивной борьбы и упражнений,

перистиль - крытый двор, окруженный колоннадой,

пифия - жрица-прорицательница,

Правительство Тридцати - тирания Тридцати, господство олигархов во главе с Критием,

софист - учитель мудрости,

сикофант - доносчик,