- Назначение сочту почетным, ответственность сознаю.

О том, что ему уже не удастся поступить в том году в Военно-политическую академию, как он собирался, Пастухов не стал и упоминать.

Успех в огромной мере зависел от электромеханической боевой части корабля. Собственно говоря, именно ее люди, обслуживающие основные механизмы лодки, управляющие ее энергетикой, и должны были доказать, что они вправе считать себя стахановцами. Возглавлял это подразделение инженер-механик Г. Е. Горский. Много дней он почти не сходил с лодки, проверяя со своими подчиненными всю материальную часть.

Самым молодым среди командного состава Щ-117 был двадцатилетний штурман Михаил Котухов. Он числился еще корабельным курсантом, проходя предвыпускную стажировку. Однако Египко считал его достаточно подготовленным для самостоятельной работы в море.

Знакомясь в свое время с Котуховым, я услышал интересный рассказ о том, как он попал на флот.

Рос он в малоизвестном тогда городке Набережные Челны на Каме. Там останавливались пассажирские пароходы. Во время школьных каникул Миша Котухов подрабатывал, продавая пассажирам газеты и журналы. Взбежав как-то на подошедший пароход, он увидел на палубе двух пожилых женщин, в одной из которых сразу узнал Надежду Константиновну Крупскую. А другая была Марией Ильиничной Ульяновой. Крупская подозвала мальчика, завела разговор. Когда спросила, кем он хочет стать, Миша признался, что мечтает быть капитаном речного парохода. А может быть, тебе пойти в военно-морское училище? спросила Надежда Константиновна. - Тогда станешь командиром-моряком. Мальчик ответил, что это, конечно, еще лучше, но он не знает, как в такое училище попасть. Крупская обещала навести справки, а Мария Ильинична, уже под отвальный гудок парохода, записала на купленном у Миши журнале его адрес.

Вскоре секретарь Крупской по поручению Надежды Константиновны сообщила Михаилу, какие есть военно-морские училища и каковы условия приема. Поступать ему было еще рано, но переписка с секретарем Крупской продолжалась. Когда Котухов заканчивал восьмой класс, пришло письмо, извещавшее, что он может в том же году поступить на подготовительный курс училища имени Фрунзе. К письму прилагалась бумага в военкомат с просьбой выдать предъявителю литер до Ленинграда.

Так и стал паренек с Камы штурманом-подводником...

В середине зимы в Японском море нередки и штормы и сильные морозы. Но для стахановского похода погоду не выбирали. Опасались подводники, кажется, лишь одного - как бы кого-то не оставили на берегу врачи. А с каким рвением готовились люди к плаванию, просто не передать. Заглянешь на лодку вечером, когда на борту обычно остаются лишь вахтенные, и застаешь там всю команду копаются в механизмах, забыв и про новый фильм, который показывают на плавбазе.

Когда лодка была окончательно готова, команде дали отдохнуть. 11 января 1936 года Щ-117 вышла в море. Все, кто не посвящался в замысел эксперимента, считали, что лодка просто идет в дозор. Намеченные сроки плавания были известны немногим.

Щ-117 несла обычную позиционную службу: днем - под водой, ночью - на поверхности. Только распорядок жизни экипажа был сдвинут на двенадцать часов.

Ночью, в надводном положении, требуется наибольшая готовность к разным неожиданностям. В это же время производится зарядка батарей, подкачка воздуха в баллоны, приборка в отсеках, а нередко и скалывание льда с палубы. Словом, дела хватает для всех, а днем практически занята лишь ходовая вахта. Поэтому Египко с Пастуховым и решили поменять местами день и ночь: в 19 часов побудка, в полночь обед, а рано утром - ужин. Днем, после погружения, когда в отсеках наступала тишина и прекращалась качка, свободные от службы ложились спать.

Такой распорядок обеспечивал и боевую готовность лодки, и отдых экипажа, и люди быстро к нему привыкли.

Об обстановке плавания Египко доносил кратко, и многие подробности стали известны уже потом. А январь стоял холодный, иные дни напоминали зиму, выдавшуюся два года назад. Разыгрывались и штормы.

Однажды волны оторвали в надстройке край стального листа, который, ударяя по корпусу, мог вызвать новые повреждения. Командир поручил навести там порядок боцману Шаронову и краснофлотцу Пекарскому, и они долго проработали в окатываемой ледяными волнами надстройке. А там не то что работать, а и дышать было не легко - приходилось выбирать момент для каждого вдоха... Через несколько дней двое других краснофлотцев в таких же примерно условиях отремонтировали рулевой привод.

Необходимость производить работы подобного рода возникала, как известно, и в боевых условиях. Если весь стахановский поход явился своего рода репетицией длительных плаваний подводников в военное время, то и практика устранения повреждений показала, к чему следует быть готовым, чтобы не пришлось раньше времени возвращаться в базу.

В одних случаях успех обеспечивали отвага и выносливость, в других смекалка и мастерство. Понадобилось, например, заменить в электродвигателе деталь, которая вообще-то изготовляется на токарном станке. Станка на лодке не было, однако сделать эту деталь сумели.

Истекли первые двадцать суток похода. Еще ни одна щука, ни одна наша лодка среднего тоннажа не бывала непрерывно в море, без пополнения запасов, дольше этого срока. Я решил, не полагаясь на одни доклады, посмотреть, что делается на борту Щ-117. Приказав Египко быть к определенному часу в такой-то точке, в 60 милях от базы, вылетел туда на нашей стрекозе - связном гидросамолете.

На море было тихо, и стрекоза села недалеко от лодки. На палубе, у рубки, меня встретили Египко и Пастухов, немного похудевшие, но бодрые, чисто выбритые.

Так выглядели и все остальные. А механизмы в отсеках сверкали, словно перед смотром в базе. Потом выяснилось: образцовый порядок все-таки наводили специально. Но не по случаю моего прибытия (о нем узнали незадолго), а в честь того, что старая автономность осталась за кормой. На лодке уже состоялся праздничный обед, и все хвалили кока Романовского за торт и глинтвейн, который он сварил, добавив в компот немного спирта.