Через несколько дней Проценко доложил:

- Как будто получилось. Можно испытывать.

Некоторые старшие начальники относились к этой затее скептически. К тому же в бригаде не оказалось учебного зарядного отделения. А времени - совсем в обрез. Но командующий флотом разрешил произвести испытание сразу на боевой торпеде.

Производилось оно - тут я забегаю вперед - за два дня до десантной операции. Подойдя на полмили к пустынному берегу за Фальшивым Геленджиком, катер лейтенанта Ивана Хабарова выпустил торпеду с установкой глубины ноль. Мы с Проценко с замиранием сердца следили, как торпеда, достигнув берега и выскочив на него, поползла по песку, быстро теряя скорость. Неужели не взорвется?..

Но скорректированный ударник сработал. Мощный заряд тротила - такого хватило бы не на один дот - взметнул над берегом облако дыма и пыли. Замеры показали, что взрыв произошел в пятнадцати метрах от воды. Как раз то, что надо!

На торпедную атаку по береговым целям поступило окончательное добро. И переделать инерционные ударники на отпущенных для этого торпедах успели.

Крупные корабли к участию в готовящемся десанте не привлекались. Ни для артиллерийской подготовки и поддержки, поскольку с этим тут могли справиться береговые и армейские батареи. Ни тем более для самой высадки, ибо невозможно было представить, что противник даст, скажем, канонерской лодке дойти до портовых причалов.

Из боевых кораблей в порт могли ворваться лишь сторожевые и торпедные катера, которым легче проскочить огневые завесы и достаточно одной - двух минут для высадки небольших групп бойцов. Основную же массу высадочных средств должны были составить мотоботы, сейнеры, баркасы и прочие вспомогательные суда - как те, что обслуживали малоземельную трассу, так и переброшенные из других баз.

Никто не мог прибавить им столь ценной сейчас скорости хода. Но надо было по крайней мере защитить жизненно важные части этих легких судов хотя бы от пуль и осколков.

Получив такое задание, флагманский инженер-механик и начальник техотдела базы испытали защитные материалы, имевшиеся под рукой - пробковые матрацы, стеклопластик, тюки ваты. Все это, однако, оказалось малоэффективным, а вата вдобавок слишком хорошо горела. Оставалось одно - стальные щитки. Техотдел флота оперативно организовал изготовление их по нашим образцам, испытанным бронебойно-зажигательными пулями.

Свой особый комплект щитков получали сейнеры, мотоботы. Одевались в латы и катера-охотники: стальными пластинами прикрывались скулы их деревянных корпусов, бензобаки и моторы, рубки. Легкий бронекозырек был спроектирован для защиты расчета носовой пушки и размещавшихся на полубаке десантников.

Общий объем этой работы нетрудно представить, если учесть, что число малых кораблей и судов, привлекаемых к высадке и снабжению десанта, достигало полуторасот. Правда, бронирование не особенно нуждалось в маскировке - ведь защитные щитки были не лишними и в обычных рейсах этих судов к Малой земле.

Следовало заблаговременно решить и такой вопрос: где находиться, откуда управлять десантом командиру высадки и его штабу? Старшие начальники оставили это на мое усмотрение.

Когда захватывается плацдарм где-то в тылу врага и десантников поддерживают только высадившие их или другие корабли и только с кораблей в какой-то степени наблюдаема общая картина боя, естественно, что на одном из них находится и командующий высадкой начальник. Но годилось ли это в нашем случае?

Если обосноваться на одном из прорывающихся в порт катеров-охотников, то что дало бы это, кроме физического присутствия в центре событий? Видеть сможешь лишь то, что происходит совсем рядом. Обеспечить катер-охотник надежной многоканальной связью почти невозможно, а она необходима не только с другими кораблями, но и с артиллерией, со своим тыловым портом, с армейским и флотским командованием. И наконец, один попавший в катер снаряд может, даже если сам ты при этом уцелеешь, начисто лишить тебя возможности влиять на дальнейший ход операции.

Поразмыслив над всем этим, я пришел к убеждению, что высадкой такого десанта надо командовать с берега. М. И. Бакаев и И. М. Нестеров, с которыми я советовался, были полностью с этим согласны.

А раз с берега, то, разумеется, из такой точки, откуда больше видно. Например, с Дооба.

Подходящим местом для КП было признано уцелевшее основание маяка. Сюда и решили перенести с началом операции штаб высадки. В одном из отсеков маячного подземелья Иван Наумович Кулик развернул узел связи.

С Дооба Цемесская бухта - как на ладони, хорошо виден и Новороссийский порт. Разумеется, нельзя было рассчитывать, что отсюда охватишь собственным глазом весь ход ночного боя за высадку. Но позиции, дающей такую возможность, вероятно, вообще не нашлось бы ни на суше, ни на воде. А для контроля, в том числе и визуального, за движением всей массы десантных судов, для управления ими на переходе, для организации необходимой по обстановке помощи и поддержки этот КП был удобен.

Снова сентябрь...

Оперативная директива Военного совета Черноморского флота от 28 августа 1943 года (это был первый дошедший до меня документ, подтверждавший мою причастность к готовящемуся десанту - до того все указания давались устно) предписывала контр-адмиралу Холостякову: высадить 255-ю Краснознаменную бригаду морской пехоты, один батальон морпехоты, 1339-й стрелковый полк 318-й дивизии и 290-й стрелковый полк НКВД на участке от мыса Любви до линии фронта на восточном берегу Цемесской бухты с целью захвата города и порта Новороссийск.

Закончить подготовку к высадке требовалось к 2 сентября.

Итак, снова сентябрь... Наш флагманский минер Александр Иванович Малов, любитель истории, рассуждал как-то о том, что на этот месяц уже не раз приходились важные для Новороссийска события.

Больше века назад, в сентябре 1838 года, была обследована русскими моряками и признана удобной для стоянки кораблей бухта (тогда ее называли Суджукской) в устье речки Цемесс. Пехотинцы, строившие Кавказскую оборонительную линию, заложили здесь береговое укрепление, которое и положило начало городу, порту.