- Не он один такой...
- Ну да-а... В общем, из всего, что он рассказал, самое важное такое: вскоре после того, как брата Куфякова посадили в одну камеру с Миусом, к нему пришло письмо. От Семена, соответственно. Он просил позвонить по телефону и передать привет какому-то человеку...
- Телефон? - встрепенулся Межинский.
- Он его уже не помнит, - сразу успокоил нервы начальника Тулаев. Письмо забрал через два дня какой-то парень, пришедший к нему. Причем пришел он не домой. Встречу он назначил у касс пригородных поездов Савеловского вокзала. Там и провел первую проработку. Он пообещал не только заменить его брату вышак на пятнадцать лет лагерей, но и ему самому посулил деньги...
- О-о, уже теплее, - с удовольствием достал из пачки
сигарету Межинский, покатал ее мягкими нежными пальчиками и предположил: - Услуга касалась, конечно, Миуса?
- Так точно, - снова надавил скрытую плахой стола левую
руку Тулаев и, кажется, в голове стало чуть светлее. - Он попросил в письме сообщить, кроме всего прочего, что в их муниципальном районе появился хороший управдом, а им вот-вот должны дать премию...
- А на самом деле?
- Ну, вообще-то управдомов еще при Брежневе отменили.
- Сам помню.
- Вот... А про премию вообще смешно говорить. У брата
Куфякова на заводе зарплату уже полгода не давали. Какая там премия...
- А на что он живет?
- Халтурит. То деталь кому обточит, то гайки на толчке
продаст...
Легкая тошнота сдавила пальчиками желудок Тулаева. Пришлось вздохнуть, чтобы ослабить тиски. В ночном клубе они с
Ларисой пили джин, дома у него - шампанское. Лариса уверяла, что оно настоящее французское, но он бы голову на отсечение дал, что эту газированную бурду гнали какие-нибудь ушлые поляки. От водки нижнетагильского или муромского розлива голова бы болела в три раза меньше, а слова не заскакивали, как тараканы в банке, одно за другое.
- А что ответил ему из Бутырки брат? - все-таки закурил Межинский.
- Да ничего особенного.
- Остор-рожные ребята, - выдохнул с дымом Межинский. - Видать, фильмов про разведчиков насмотрелись.
- После письма с воли об управдоме и премии Миус нарисовал
в камере над своей койкой треугольник, - чуть отклонился вбок Тулаев.
Он не выносил табачного дыма. А сейчас, кажется, не выносил сильнее всего, потому что растекающийся змеиными извивами едкий дым возвращал тошноту вовнутрь него, словно и вправду десятки змей вползали в желудок и выплескивали из своих зубов дурманящий голову яд. Душа просила тишины, успокоения, но ее зов не слышали. Начальники редко умеют слышать души подчиненных.
- Что ты говоришь? - не расслышал Межинский, вспомнивший о каталоге с заколками. Он так и не успел его толком рассмотреть.
- Треугольник Миус нарисовал. На стене. Над своей койкой.
- Равнобедренный? - спросил Межинский все, что помнил из курса средней школы о треугольниках.
- Я не видел, - вспомнил неуступчивого майора Тулаев.
Но треугольник это точно. Во-от... Причем треугольник странный, без вершины...
- Правда?
Удивление отбросило Межинского на спинку кресла. Он никогда не думал, что приговоренный к смертной казни способен на повторение курса геометрии. Да и зачем ему это в его в общем-то безнадежном положении? Может, с ума сошел? Где-то Межинский читал, что у людей порой мутился разум от мысли о скорой гибели.
- А он не того? - покрутил он пальцем у виска.
- Не думаю, - Тулаев вспомнил размазывающие кровь по плексигласу костяшки пальцев Миуса и его ширяющие острыми иглами ярости глазенки и уже самого себя еще раз убедил: - Нет, не думаю. Он в норме. Психопат, конечно, приличный, но в целом, мне кажется, крыша у него не поехала.
- Так, говоришь, вершины нет?
- Семен Куфяков уверял, что нет. Когда он получил первое письмо, ну, где про управдома и премию, то он на левой и правой не сходящихся частях треугольника поставил по точке...
- Мистика какая-то...
- Еще одна точка справа появилась и вовсе без письма. Куфяков однажды проснулся, а она уже есть.
- Ни с того ни с сего?
- Не знаю, в чем причина ее появления. Не знаю, - с радостью увидел Тулаев, что Межинский гасит окурок в пепельнице. - А вот две точки слева Миус прокорябал на стене после того, как Куфяков получил сообщение от брата, что тот вселил в его квартиру двух квартирантов.
- На самом деле, небось, никого и не вселял? - догадался Межинский.
Двумя кивками Тулаев подтвердил его правоту.
- За этим его братом, ну, что на воле, нужно установить
наблюдение, - властно посмотрел на Тулаева Межинский.
"Нужно" адресовалось лишь одному человеку. Других
сотрудников отдела "Т" Тулаев в глаза не видел, и оттого
по-военному сухо ответил:
- Есть установить наблюдение!
- Но это со второй половины дня, - поднял вверх указательный палец Межинский. - А сейчас ты поедешь в прокуратуру Московского гарнизона.
В эти минуты Тулаев готов был ехать только в одном направлении домой. Войти в квартиру, упасть на измятые простыни и спать, спать, спать. До одури, до пустоты в голове спать.
- Запомнил? - проткнул Межинский словом-вопросом забытье.
- Повторите еще раз, если можно...
- Да это ж проще пареной репы! Второй этаж, сороковой кабинет. Спросишь следователя, ведущего дело капитана 1 ранга Свидерского. Он недавно выбросился в пьяном виде из окна рабочего кабинета. Если это не самоубийство, то все гораздо хуже. Свидерский был допущен к очень важным секретам. Это раз. Но, во-вторых, он бизнесовал. В последнее время его дела явно шли плохо, он погряз в долгах и невозвратах кредитов.
- А зачем мне к нему ехать? - удивился Тулаев.
- Не перебивай!
Спиной Межинский оттолкнулся от стула, встал, прошел в угол кабинета, посмотрел на чадящий в автомобильной толпе рыжий "Икарус", и этот ни разу не виденный им Свидерский почему-то представился тоже рыжим. Наверное, зачадил он в бизнесе, заметался, да поздно было. Движок-то заглох. А на другой - ни денег, ни времени, ни сил.
"Икарус" под окном всхлипнул еще более густым и едко-черным, чем до этого, облачком, дернулся и замер. То ли сам остановился, то ли по воле заглохшего двигателя.