Я присел около. Пятно было небольшое, но растекалось довольно быстро. Я видел такое, когда у нас в вагоне проткнули зека.

- Тебе надо в больницу!

- Толстый, тебя Бог прислал!

- Я не толстый!

- Ладно, черт с тобой! Ты - пухлый. Найди машину, мне надо в 36-ю на Измайловском парке. Тут рядом.

- Тебе "скорая" нужна!

- Я лучше знаю, что мне нужно. Если меня на "скорой" привезут, человека с работы выгонят.

Это для него характерно, я потом понял. На него работают все. И, как правило, - не за деньги. Особенно девицы. Но, надо отдать ему должное, он никогда никого не подставит. Выпустила его сестра из палаты, вернула одежду, провела по подземному ходу (мне Ефим его потом показал) - теперь он не мог приехать на "скорой", чтоб ее не репрессировали.

Никогда бы не подумал, что кто-то так легко может меня использовать. Но вместо лекции я побежал ловить машину. Благо это не было сложно: рядом полно министерств, и черные "Волги" в отсутствие начальства вовсю халтурили по улицам.

Я почти на себе допер Береславского до машины, предварительно перевязав: этому нас обучили добротно, а бинты продавались здесь же, в аптечном киоске.

Ефим явно повеселел, у него вообще от грусти до восторга один шаг.

- Вези меня, извозчик! - хрипло воскликнул он.

- Куда? - подозрительно покосился водитель.

- В юдоль скорби...

- В 36-ю, я же сказал, - уточнил я.

Въехав на территорию (у водителя на стекле висел какой-то важный пропуск), мы направились к "травме", где, как выяснилось, в настоящее время лежал Ефим. Но тот опять взбодрился и приказал остановиться у челюстно-лицевого отделения. Вышел своими ногами, и мы двинулись по длинному коридору.

У отвилка, плавно, без ступенек ведущего вниз, Береславский остановился и сказал мне:

- Бери!

- Что? - не понял я.

- Тележку. Пойдешь обратно - поставишь на место.

Действительно, здесь стояло тележек десять. Ефим достал из сумки слегка мятый, но все же белый халат. И даже белый колпак на голову.

- А мне? - спросил я.

- Ты грузчик. Не положено, - высокомерно ответил Береславский.

Вообще, он меня уже достал! Убил бы! Хорошо хоть толстым не зовет. Забыл, наверное. Вряд ли из деликатности. Самое обидное, что я, как идиот, выполняю все его требования. Но не бросить же его с дырой в легком!

(Причину ранения он так и не назвал. Наплел какую-то чушь про падение на металлический штырь.)

Мы без приключений добрались по длинному подземелью до "травмы". Нас никто не заподозрил. По дороге попадались и врачи в халатах, и разномастно одетые люди с тележками. Ефим, как всегда, все просчитал точно.

У отвилка, ведущего вверх, в "травму", нас уже ждала сестра.

- Ефимчик, ты опоздал на полчаса!

- У нас вся жизнь впереди, дорогая!

Крашеная кукла с восторгом смотрела на своего героя. Видно, ей не часто встречались болтуны.

Мы поднялись в процедурную и закрылись изнутри.

- Спирта хочешь? - спросила сестра, оценивающе меня осматривая.

- Не откажусь.

Она разлила в три мензурки, и в этот момент Береславский, облачавшийся в пижаму, потерял сознание. А красное пятно на бинтах начало расширяться толчками.

- Зови врачей! - крикнул я.

Но сестра сначала позаботилась о своих интересах, доодев Ефима и спрятав его сумку, а уж потом позвала хирурга.

Я просидел там три часа, пока Береславского не вывезли из перевязочной. Врач объяснил, что ничего особо страшного, но ране нужен покой.

Я сел у его кровати.

- Устал, толстый? - заботливо спросил Ефим.

- Собака ты очкастая, - ответил я. - Так себя ведут только идиоты.

- Действительно, это была не лучшая идея, - неожиданно легко согласился он. - Зато я нашел своего Санчо Пансу.

- Я тебе не Санчо Панса! Если б ты был здоров, я б тебе так врезал!

- Не горячись, толстый! Может, и я когда-нибудь вынесу тебя с поля боя...

Как всегда, Береславский попал в точку. Теперь его очередь.

Давай, Ефим, выноси меня с поля боя.

"Кормушка" со стуком откинулась. Я подумал, что принесли еду. Но ошибся.

- Орлов, на выход! С вещами.

Это что-то новенькое. "Уж не освобождают ли?" - мелькнула безумная мысль. Оказалось, переводят в другую камеру. После дотошного обыска конвоир повел меня к новому месту жительства.

Оно мне сразу не понравилось. В камере было человек сорок. Дышать нечем. Гомон, трудно сосредоточиться. Правда, пока и сосредотачиваться особо не на чем. На допрос еще ни разу не дернули. А об адвокате Ефим позаботится.

Я стоял у входа, ища глазами свободное место, когда ко мне подошел парень лет тридцати, весь в наколках. Одна была необычной. Что-то, прятавшееся под футболкой, - может, осьминог, может, еще какое чудо-юдо, - тянуло свои щупальца к могучей шее, подбородку и даже низу щек.

- Пошли к нам, брат, - приветливо показал он на угол камеры.

Но свободных мест там не было. Варан, так его кликали, согнал бедолагу-мужика и указал освободившуюся шконку. Я не стал изображать благородство, но все это мне не понравилось. Мне не нравится, когда мне симпатизирует первый встречный уголовник. Я не Софи Лорен. Меня больше бы устроило, если бы мое появление осталось незамеченным.

Я поблагодарил и приземлился. Варан явно был настроен поболтать.

- Как звать тебя?

- Александр Петрович.

- За что повязали?

- Пустяки, - улыбнулся я. - Пятерых замочил.

Вокруг замолчали.

- Ну да? - охнул Варан. - Не болтаешь?

Вот теперь мне не понравилось всерьез! Не удивился Варан, даю руку на отсечение! Перевод в другую камеру стал понятен. Меня решили добить? А зачем? Они же ошиблись квартирой! Ничего не понимаю. А может, у меня уже мания преследования?

- Зачем мне болтать?

- А работал кем?

- Бухгалтером.

- Бухгалтер - и замочил пятерых? - Варан говорил громко, чтобы все слышали. Ошибки быть не могло, он готовит пакость.

- Разные бывают бухгалтеры.

- Наверное, ты в армии в спецназе был?

Зря он так быстро. Предупрежден - значит вооружен.

- А ты, Варан, похоже, и сейчас на службе.

Это и называется "мертвая тишина". Зал замер. Варан изменился в лице:

- Что ты, падла, сказал?

- А что мне еще сказать? Человек пришел в дом, отдохнуть хочет. А ему допрос с пристрастием. Что можно подумать? Что ты на службе, уж извини.