И впервые за полгода человеческий смех раздался в этой ледовой пустыне.
- Какая милая враждебность, мой нежный эскорт! Бракси полюбили бы вас.
Она больше говорила для себя, обнаружив, что человеческий голос - даже ее собственный - оказался так необходим ей в этой серой пустыне. - У вас свой злобный ритуал и правила игры во вражду.
Она оглянулась на стаю - тридцать, не меньше, мощных особей следовало за ней. Точно считать она не стала.
- Итак, друзья, я думаю, мы понимаем друг друга. Я буду кормить вас так долго, как только смогу, и вы будете моим эскортом... Весь вопрос в том, что будет раньше: последний из ферцу или западные горы?
"Нет, я еще буду идти пешком. Но то время еще не пришло".
Она разбила лагерь до прихода ночи, разожгла костер, стараясь экономить воспламеняющийся порошок. И затем, как будто бы ничего не изменилось со вчерашнего дня, она убила одного из ферцу и провела вечер, разделывая тушу. Лучшие куски она использовала для собственного ужина и для того, чтобы накормить остальных животных - от их силы и выносливости теперь зависело многое. Большую часть мяса она швырнула поджидающей стае.
- Ваша доля, - пробормотала она, наблюдая за ритуалом дележа.
В последующие дни ее удивило, что ферцу весьма выносливы. Когда осталось только четверо животных, ей пришлось облегчить сани - трудная задача, поскольку все было жизненно важным. Кисуну могли быстро передвигаться в течение долгого времени, довольствуясь небольшим количеством пищи, пока бежали в стороне, сопровождая Анжу. Она кормила их, когда чувствовала обострение их голода. Ферцу же она кормила регулярно, чтобы они не ослабели и могли продолжать путь. Сама Анжа ела только в случае крайней необходимости. Вновь и вновь она повторяла для самой себя: "Ацийская медицина восстановит все".
Таким образом, она заключила своего рода сделку с хищниками, и они держались на расстоянии. Ей, правда, приходилось жертвовать своим здоровьем во имя продвижения вперед...
Она старалась не спать, но усталость брала свое - проснувшись резко, словно от толчка, она обнаружила, что задремала, сама того не заметив.
Дни казались бесконечными, голод стал верным спутником. Она перестала взглядом искать горы - они стали чертой прошлого, чем-то, что присутствовало на задворках ее памяти, но требовалось слишком много усилий, чтобы извлечь оттуда это воспоминание. Вечное безмолвие, голод и холод одержали победу.
Вскоре остались только двое ферцу, они уже не могли тянуть сани. Смирившись, Анжа сделала своего рода поводки для испуганных животных и продолжила путь пешком. Желтые глаза ее врагов, казалось, смеялись над ней: "Теперь - дело времени". В тишине дерлетской ночи Анжа почти слышала эти слова, как будто бы кто-то произнес их. Но голос был неузнаваем - ни ноты знакомой интонации, ни звука из какого-либо известного ей языка...
Каждую ночь, разбивая лагерь, Анжа пыталась обнаружить в этой ледяной пустыне еще какую-нибудь жизнь - кроме своего кровожадного эскорта. Если бы снежная змея появилась где-нибудь, она постаралась бы убить ее. Но не было даже этого. Кисуну пока не съели ее - но оставалось все меньше надежды сдержать условия сделки.
Вскоре не стало ни одного ферцу.
- Вот так, мои друзья! - она привыкла к присутствию стаи и постоянно разговаривала вслух. С болью она смотрела на ледовые поля. Полгода... Этот период времени показался ей страшно долгим: день за днем - все похожи один на другой. Теперь у нее впереди только вечность. - Вот так!
Далеко на западе в облачном занавесе появился просвет. Она отвернулась от мерцающих вспышек солнечного света. Все обещания бесполезны, а надежда в этой пустыне - лишь повод для муки. Но следя за тем, как свет скользит по льду, она застыла, увидев что-то вдалеке. Анжа не успела разглядеть облака сомкнулись, и вновь воцарилась мгла.
Она задрожала.
- Хаша... - прошептала она. И это почти забытое имя вернуло ее память к тем людям, увидеть которых она уже потеряла надежду. Они будут ждать ее там, вместе с местными жителями, там - у подножия гор, чтобы приветствовать ее, если ей суждено дойти. Это было видение, но надежда?.. Кисуну не дадут ей дойти, но даже не будь их, она была не уверена, что не упадет от истощения.
"Ты прошла весь этот путь, чтобы сдаться сейчас? Помни, ставка - не твоя жизнь, ты не хотела жить, ставка - месть, право на которую ты завоевываешь. Помни самое важное - у тебя есть теперь полномочия Имперского посла и влиятельные люди, готовые помочь. И это все".
Кисуну наблюдали за ней.
Ее будут ждать там - у подножия гор. И будет еда, много еды! Горькая ирония. Еще немного на запад - и она накормила бы этих хищников вволю. Если бы только они могли это понять!
Она вновь попыталась коснуться их разума, но столкнулась опять с чем-то столь чужеродным, что контакт не произошел.
Она сжала зубы и попробовала повторить. На этот раз она пыталась проникнуть в разум кисуну, зацепиться хоть за что-нибудь. Нечто чужеродное, невнятное наполнило ее существо... Анжа попыталась усилить свою энергию. Но и этот слабый контакт резко прервался.
Это труднее, чем она предполагала. В Институте они изучали инстинктивные ответные реакции на уровне телепатического подсознания. Одна из заповедей, усвоенных в процессе обучения, - Идентификационная Дисциплина. В Институте им желали добра, и Дисциплина должна была сыграть свою роль, когда телепат столь полно "перетекал" в другую личность, что возникала угроза потери собственной индивидуальности, или же когда телепат касался разума столь чуждого, что контакт становился вредным.
- Но много ли пользы это мне приносит сейчас? - пробормотала Анжа.
Ей предстоит пренебречь этой заповедью - насколько ей известно, никто еще этого не делал.
Анжа ли не была Инструктором, она не обладала способностью оперировать абстрактными идеями без их образного представления. Возможно, Инструктор смог бы вступить в контакт с кисуну, не причинив себе вреда, расшифровав мыслительные модели этих существ без помощи образов. Анжа ли этого не умела. Она также не могла предвидеть, какова будет реакция этих существ на ее мысленное вторжение.
"Но лучше это, чем смерть", - хмуро сказала себе Анжа.
Она открыла свой разум, сняв все защитные барьеры, теперь ничего не стояло между ней и объектом телепатического воздействия. И вновь ее мысленный луч потянулся к кисуну...
И вновь ужасное предчувствие, и вновь в ее разуме рушится нечто и рвет контакт. Она боролась - непроизвольная сила заповеди была сильна, но ее воля тоже что-нибудь да значила. Вскоре она перестала осознавать присутствие кисуну, теперь главное - ее внутренняя битва за совершенство телепатического потенциала. Ей казалось - она держит руками стену, она стала животным, борющимся за свою жизнь, она размыкает сомкнувшийся капкан... Все эти образы пересекали ее разум, пока, тяжело дыша, ее сражающееся сознание не затаилось на дне души. Она поняла, что оказалась достаточно сильна и способна совершить то, что Институт считал телепатическим самоубийством...
Теперь ничто не мешало ей коснуться разума кисуну. Пораженная, Анжа обнаружила, сколь глубоко въелась в нее подготовка, сколь мало было отпущено на ее собственное усмотрение. Теперь она отказалась от заповедей и всматривалась в разум хищника, как будто это был новый фронт борьбы опасной и соблазнительной, смертельной и привлекательной. Это был вызов не больше не меньше.
Кисуну приняли ее. Анжа стала кисуну...
Она охотилась на ледяных полях, сверкавших матовым блеском. Ее желтые глаза ловили эти отблески... Ее лапы болели от долгой гонки по равнинам. С помощью превосходного чутья она могла ощущать то, что происходит вдали. С помощью органа, название которого было не известно, она ощущала присутствие жизни и знала - съедобно ли то, что там, вдали, или нет, обладает разумом или нет; она с легкостью отделяла одно от другого - так ациа отличают красный цвет от зеленого. Но кисуну не различали цвета - на этих ледовых равнинах все было бесцветным, ощущались лишь степени инфрарадиации, которая рисовала странные пейзажи: диковинный ландшафт, где лед горяч в тех местах, где утоптан, а фигуры становятся холодными, когда умирают.