— А это как?
— Это так. Бюллетени из урн в мешки загружают. Когда уже посчитали. А на мешках пишут фамилии. Фамилии на мешках поменял — и всё. Потом ненужный мешок спалил в костре. Вместо него положил нужный.
— А наблюдатели? Их же там, как собак нерезаных…
Ларри пожал плечами и отложил в сторону ещё три озвученные бумажки.
— Уж в это я точно не полезу — Фредди сам разбирается. В Арцыхе какой-то мент начал интересоваться, что жгут. Пока интересовался, у него табельный пистолет из кобуры пропал.
— И?
— Как только успокоился, пистолет нашли в кустах. До блокпоста довезли, прямо на избиркомовской машине, налили стакан и выпустили. Там недалеко — километров двенадцать.
— А как Чечня?
— Там перестарались немножко, — нехотя признался Ларри. — Перебор. И в Ингушетии тоже. Фредди, хоть и бандюга, но с соображением. А там этими делами генералы заправляют. Они и дали. Чечня — восемьдесят три. Ингушетия — вообще! — восемьдесят пять. При том, что численность армейской группировки — всего-то сто двадцать тысяч. Эф Эф их делает, чтоб не встали, а они за него почти стопроцентно голосуют. Надо потом подкорректировать.
— Ещё что-то корректировать будем?
— Обязательно. Ты же сказал — шестьдесят восемь. Я тебе ответил — шестьдесят восемь и одна десятая. Сейчас все протоколы из участковых комиссий повезут в территориальные. Там ребята Фредди уже ждут. Раз, к примеру, Жириновский всё равно не проходит, какая ему разница — тысяча за него проголосовала или сотня? А Явлинский тут в нулях сидит. Ему можно и прибавить, зачем обижать хорошего человека… Демократ, всё-таки… Так что — шестьдесят восемь и одна десятая. Можешь наливать. И ещё одна вещь, важная. Завтра или через день у нас будут все протоколы участковых и территориальных комиссий, заверенные копии. По всей стране. Я точных цифр пока не знаю, однако есть у меня такое ощущение, что Эф ЭФ, хоть и на первом месте, но с сорока с небольшим процентами. Если по нормальному счёту… Вот этим бумагам цена точно не меньше, чем истории с Аббасом. А то и побольше.
Глава 48
Отчёт о проделанной работе
«Если ты не будешь вразумлять беззаконника и говорить, чтобы остеречь его,
то он умрёт и я возьму кровью от рук твоих».
Фредди и присланный с инспекцией Зяма мирно ужинали в расположенном на трассе заведении, именуемом «Националь». Пронёсшийся над страной тайфун экономических реформ зацепил краем и местный общепит. Официанты переоделись в чёрные сюртуки с посеребрёнными цепочками вместо поясов, меню было отпечатано на лазерном принтере и вложено в коричневые папки с золотым тиснением, цены рванулись по направлению к мировым, но застыли на некоей точке, сдерживаемые платёжеспособным спросом. Крупные буквы на листе ватмана строго предупреждали, что лицензией на торговлю спиртным ресторан не располагает. Это, впрочем, ничему не препятствовало, поскольку специальный человек регулярно перемещался между заведением и круглосуточно работающим ларьком, расположенным примерно в двухстах метрах.
Прямо под террасой, популярной в тёплое время года, а ныне пустующей, мирно журчала горная речка. Было похоже, что владелец ресторана, успешно приватизировавший бывшую столовку для местных шофёров и приведший её к нынешнему цивильному состоянию, так и не смог окончательно решить вопросы с местной санэпидемслужбой. Потому что туалет с ярко-зелёными буквами «М» и «Ж» находился по другую сторону трассы.
Фредди полулежал на подушках. Напротив сидел Зяма.
— С чем приехал? — спросил Фредди.
— Кондрат недоволен, — лаконично сообщил Зяма, заворачивая зелень в тёплый лаваш.
— Это чем же?
— Говорит, что ты больно ленивый стал, Фредди. Жрачка, что ль, хорошая?
— Ага. Понятно. А он бы на моём месте чего сделал? Их надо было там, в ауле брать, пока на месте сидели. А горы — большие. Не шибко побегаешь-то. Что спецназовца стопорнули, и то дело.
— А что ж не раскрутили?
— Значит, не раскручивался.
— Разучились? — поинтересовался Зяма.
Высокое звание кондратовского адъютанта надёжно оберегало Зяму от неприятностей, поэтому Фредди только поморщился от неудовольствия и никак больше реагировать не стал. Рассказал, как всё было.
Первым делом, когда только заехали, взяли в кольцо особняк на Солнечной. Посчитали по головам охрану, посмотрели, кто где остановился, организовали круглосуточное наблюдение по всем правилам. Понятно, что в особняк разыскиваемые сунутся в самую последнюю очередь. Значит, при их появлении в городе часть охраны передислоцируется, и надо будет всего лишь узнать — куда. Воры из местных набросали примерные маршруты, по которым из уничтоженного аула можно выйти к городу. Выбрали один, самый подходящий для засады, а на остальных организовали обманки. Прошерстили окраины, нашли сарай, в котором отсиживался ихний пацан, который связь обеспечивал. Немножко подкупили техники, стали слушать, о чём пацан говорит. Так вот и выяснилось, что не позднее шести вечера такого-то дня должны выйти точненько к этому сараю.
Была такая идея — по горам не ползать, а прямо у сарая всех и повязать. Но перетёрли и решили по-другому. А ну как что сорвётся? Пацан сигнал даст условленный, да мало ли что ещё. Без нужды шуметь не хотелось. Выборы всё-таки, не шутка: красных полный город, да и Чечня — рукой подать. Если заваруха поднимется, свободно могут покрошить половину народа из автоматов, а потом уж начнут разбираться.
Поэтому вышли в горы, оставив-таки людей и у сарая на всякий случай. Спецназовца вычислили быстро. Он вообще-то грамотно действовал, шёл от засады к засаде, а там дожидался, пока придёт смена. И на хвосте у сменившихся шёл к следующей засаде. Он только не учёл, что на тропе приготовили знаки, которые трогать было не велено. Поэтому его на первом же переходе и вычислили. А на подходе к городу взяли. Без шума, без пыли.
При первом же спросе парень показал фокус. Глаза закатил, морда вся стала чёрная, и грохнулся с табуретки. Лежит, ногами дёргает, из глаз — слезы, из пасти — слюна ручьём. Сперва решили, что устроил цирк, хотели подождать, пока не надоест, а когда начал обираться, спохватились. Еле-еле привели в чувство. Потом уж рассказал, что его этому дух в Индии обучил — как язык проглотить. Вот и чёрт его знает — как с таким быть. Ещё раз проделает такую штуку, можно и не откачать. А вырвать язык, чтобы не глотал, — так кому он без языка нужен, это во-первых, да и неизвестно, чему ещё его индийский чурка обучил, во-вторых.
Насчёт дня и времени, впрочем, подтвердил, когда объяснили, что и так знают.
Можно было бы плюнуть на него и продолжать держать особняк в кольце, да стремно — там ведь не придурки сидят. Как только поймут, что никто с гор не спускается, могут и придумать неведомую пакость. А ежели им предъявить живого спецназовца, да ещё и предложить разрубить пайку пополам, то вполне могут клюнуть. Им ведь что? Тоже, как и всем, надо бабок. Не так что ли, Зяма? Ты скажи, если что не так…
Короче, пришлось просить Ахмета договориться о встрече в особняке на Солнечной. Встретились — побазарили по делу. Договорились, короче. Вот тут-то и получилась неувязочка…
— Да уж, — согласился Зяма. — Неувязочка.
После того, как договорённость была достигнута, спецназовец язык глотать перестал и повёл сборный отряд в горы, к месту, где оставил, отправляясь в далёкий путь, искомую парочку. Гнёздышко нашли быстро, да только птички улетели. Причём буквально. До какого-то места следы на снегу есть, и видно, что вот мужик ступал, а вот рядом баба. А потом сразу ничего…
Вернулись в город, все вместе в особняк завалились, доложиться да решить, как быть дальше.
— Ну и как?
— Я, Зяма, сперва решил, что они и вправду не знают, куда эти двое подевались. Очень уж натурально задёргались. А потом пригляделся — э! думаю, да вы тут никак в игрушки играетесь. Парочка, если рассудить, для гуляния по горам, да ещё без жрачки — слабо приспособлена. А они вроде как изображают из себя, что волнуются. Но я так понимаю, что на второй день уже успокоились. Ага, думаю. Лады. А не послать ли нам, говорю, людишек в горы — поискать, как положено? А что ж, отвечают, не послать — давай пошлём. Сходили пару раз. Что, говорю, теперь делать будем? Плечами пожимают. Выйдут, говорят, сами выйдут. Ах, думаю, суки порченые! Ещё, главное дело, с голосованием, говорят, помоги. Это-то дело коммерческое, а вот за обман я с них спрошу по первое число. На всю свою оставшуюся позорную жизнь запомнят. Я ведь с ними по-доброму хотел…