Через три дня после возвращения Ларри в Москву по Институту поползли слухи, что Викиного мужа куда-то переводят. Как выяснилось чуть позже, это были вовсе не слухи, а реальный факт. Викина группа просуществовала еще несколько месяцев, после чего, в порядке перевода, стройно удалилась в какой-то новообразованный институт с длинным и невнятным названием. Возглавлял его сын одного из членов Политбюро.

Промежуточная точка в этой истории была поставлена три с лишним года спустя, уже после смерти Брежнева. Платон должен был лететь в Штаты Приехав за документами в Президиум, он столкнулся в дверях с Викой.

— Тоша, привет, — окликнула его Вика. — Как дела? Сто лет не виделись.

Вика была в длинной норковой шубе и белом платке тонкой вязки, резко контрастировавшем с ее черными волосами.

— Привет и тебе, — ответил Платон. — Все нормально. А у тебя как?

— Тоже нормально. — Вика оглядела Платона с головы до ног. — Собираешься куда-то?

— На неделю в Штаты, — сказал Платон. — По Проекту. А ты?

— А я только что из Англии вернулась, сдавала паспорт. — Вика помолчала. — Тоша, скажи честно, ведь вся та история — твоих рук дело?

Платон хотел что-то ответить, но удержался.

— Можешь не отвечать, — сказала Вика. — Я и так знаю. Я, между прочим, в разводе. Да ты не молчи, я на тебя больше не претендую. Слава богу, со мной в порядке. Просто хочу предупредить — как старый друг, что ли… — ты себе врага нажил до конца своих дней. И не просто моего Васеньку, а всю контору.

— Ну, наверное, все-таки не всю, — ляпнул Платон. Вика улыбнулась.

— А я-то, дура, все голову ломала — как же это ты Васеньку на хромой козе объехал? Оказывается, все куда как просто. Интересно бы узнать, кого ты тогда на него натравил. Ну ладно, Тоша, может, еще увидимся как-нибудь.

Когда Платон отошел на несколько шагов. Вика снова окликнула его:

— Тоша, запиши мой телефон. Будет настроение — звякни. Поболтаем.

— Записал? — спросил вечером Ларри, когда Платон рассказал ему о встрече.

— Записал, — признался Платон, шаря по карманам. — Только я его куда-то засунул. По-моему, потерял. Вот черт!

— Не вздумай найти, — пригрозил Ларри. — Тебе что, аспиранток мало?

Гигант в пеленках …В комнате, служившей когда-то прибежищем общественных организаций, стоял большой, некогда полированный стол, окруженный кольцом из шести стульев.

На стене висел лист ватмана с написанным печатными буквами призывом: «Все идеи и предложения писать разборчиво». Лист был сплошь покрыт идеями, изложенными карандашом, чернилами и цветными фломастерами. Часть записей вылезала на обои.

«Нужен свой банк. Цейтлин».

«Платон! А как мы доставим машины в Москву? Есть мысль. Виктор».

«У меня есть один знакомый охотник. Он же чучельник. Возьмем его под крыло? Лена».

«Сама чучело». Без подписи.

«Мария, нужно, в конце концов, организовать нормальные условия для работы.

Сидим здесь сутками, а пожрать нечего. Цейтлин».

«Предлагаю всерьез заняться медициной. Цейтлин».

«Телефонная связь нужна нормальная. И хоть один копировальный аппарат.

Тариев».

«Вот и займись». Без подписи.

«Предлагаю устроить День здоровья. Поедем за город на шашлыки. Сысоев».

«Сколько можно жить без транспорта? Когда Цейтлин перестанет забирать все машины? Мария».

Начальные месяцы жизни «Инфокара» прошли под знаком острого безденежья.

Чтобы выплатить первую зарплату, Муса продал часть мебели, оставшейся в наследство от папы Гриши. Деньги, перечисленные Заводом в уставный капитал, были частично потрачены на покупку двух автомобилей, остальное разошлось по мелочам. Водителей тот же Муса временно устроил на работу в свой Дом культуры, сумрачно заявив Платону, что идет на преступление. Ларри привез два компьютера, сохранившихся еще от операций «Инициативы». Платон, Муса, Ларри, Марк и Виктор работали бесплатно. Всем прочим — главбуху, Ленке, Марии и водителю Семену — платили: главбуху — пятьсот, Ленке и Марии — по четыреста, Семену — триста пятьдесят. Остальные водители явно рассчитывали на большее. Двести рублей, получаемые в Доме культуры, их не устраивали, равно как и ненормальный режим. И через некоторое время шоферская бригада устроила забастовку.

— Муса Самсонович, — сказал единственный штатный инфокаровский водитель Семен. — Ребята бузят. За такие бабки по четырнадцать часов не вылезать из-за баранки… Надо добавить за сверхурочные. И за работу в выходные — двойную оплату.

— Обсудим, — туманно пообещал Муса, окидывая взглядом три папки с бумагами, которые еще вчера притащил к нему Марк.

— Только не тяните, Муса Самсонович, — вроде бы попросил Семен, но в голосе его чувствовалась угроза. — Главное, меня поймите — я против ребят пойти не могу. И еще они интересуются, почему оформлены у вас, а работают здесь.

— Хорошо, — сказал Муса. — Вернется Платон Михайлович, на следующей неделе решим.

— Так они не будут ждать, — продолжал настаивать Семен. — Ребята твердо говорят, что сегодня в шесть, если не решится вопрос, разворачиваются и уходят.

Вы уж, пожалуйста, Муса Самсонович, поговорите с ними еще до вечера.

— Ты тоже, что ли, развернешься? — Муса посмотрел на Семена в упор.

Семен красноречиво пожал плечами.

— Сколько они хотят? — спросил Муса после минутного раздумья. До сих пор стоявший Семен сел на продавленный стул и стал загибать пальцы.

— Ежели считать по рабочим дням, у них выходит по восемь рублей грязными.

Значит, по рублю в час. Ежели переработка, то надо накинуть еще по полтора. Уже выходит под триста пятьдесят в месяц. В выходные двойная ставка. Получается пятьсот. Ну и мне, раз я над ними командую, надо столько же, да еще сотенку накинуть за беспокойство.

Муса, уже три дня ломавший голову над тем, как заплатить очередную зарплату, рассвирепел, но постарался сдержаться.

— Приводи их ко мне к пяти. А сейчас катись, у меня дел много. Зайди к Марии, она скажет, что сегодня делать.

Семен вышел из кабинета Мусы. Тот подумал и набрал номер. Объяснив Платону ситуацию и выслушав в ответ полуистерическую инвективу в адрес пролетариата, Муса сказал:

— Ну чего ты кричишь? Это я и сам умею. Я Семена чуть не придавил, когда он мне тут рассказывал, как они числятся в одном месте, а работают в другом.

Лучше скажи, что делать. А то мы сейчас наживем себе геморрой и профсоюз в придачу. И останемся к тому же без колес. Я думаю — может, Ахмету позвонить?

Пусть разберется.

— Ни в коем случае! — категорично сказал Платон. — Только этого не хватало. Здесь нужно что-то другое.

— Что?

— Откуда я знаю? Думать надо. Платон немного помолчал.

— Вот что, — сказал он наконец, — у нас сколько машин? Ага… Сколько мы в месяц за бензин платим?.. Сколько?.. Это точно?.. Слушай, будь на месте, я тебе сейчас перезвоню.

Через десять минут Платон вышел на связь в исключительно свирепом расположении духа. По его словам получалось, что никто ничего не контролирует и деньги просто утекают сквозь пальцы. Он поделил что-то на что-то, и оказалось, что инфокаровские машины проходят до трех тысяч километров в месяц.

— Ты понимаешь, что происходит? — спросил он, наоравшись. — Они на наших машинах халтурят после работы.

— А когда им халтурить? Они же заканчивают хрен знают во сколько.

— Значит, находят когда. Вот что Вызови этого придурка Семена и скажи ему, что с сегодняшнего дня все водители заканчивают ровно в шесть. Понял? В шесть вечера все ключи от машин сдаются тебе. А сами пусть домой на метро едут. Мы тут разберемся сами, кто из нас и как добираться будет. Ты рулить не разучился?

Нет? Вот так и сделай. А потом отзвони мне и скажи, чем кончилось.

Муса объявил Семену волю руководства. Тот посмотрел в потолок, после чего вышел, не прощаясь. Через час вернулся с виноватым лицом.

— Муса Самсоныч, — сказал он. — Мы.. это самое… Короче, понимаем, что положение сейчас тяжелое… В общем, так… Ребята не возражают насчет и дальше работать по старой схеме… Пока что… Вы уж потом, когда разбогатеем, не забудьте. Надо будет подбросить рабочему классу на молочишко.