Лида никакого внимания не обращала на Теодору и Маркэнда. Сталкиваясь с ними в парке, она с подчеркнутой поспешностью проходила мимо; а когда они однажды заглянули в Замок, думая, что она скучает в своем одиночестве, она захлопнула толстую книгу и попыталась быть вежливой. Лида презирала Маркэнда, "типичного либерала", как она его окрестила. Теодора вызывала в ней сожаление и не нравилась ей; но она нравилась Тед.

Как-то вечером Тед выскользнула из павильона и пошла в Замок. Лида Шарон лежала на животе в неосвещенной большой зале на полу перед камином и глядела в огонь. Она вскочила, как потревоженный зверь.

- Я вам помешала? - сказала Тед.

Лида не пыталась возражать.

- Что вам нужно?

- Господи, дорогая моя, ничего особенного! Мне просто пришло в голову поболтать с вами.

- Хорошо, - сказала Лида и снова опустилась на пол, глядя в огонь.

- Вы плакали, - сказала Теодора, подходя ближе.

- Какое вам дело?

- Лида, почему вы так не любите меня?

- А вы не знаете?

- Ума не приложу. Разве только это личная антипатия. Я вам никогда не делала ничего дурного, я очень ценю вас и вашу работу с детьми. Я не раз писала об этом Эмили.

- Мне не нужно ваше покровительство, Теодора Ленк.

- Что за нелепость! Как я могу покровительствовать вам? Я знаю, что вы в десять раз больше меня понимаете в педагогике...

- Все равно. Дело в ваших деньгах.

- Из-за них вы меня не любите?

- Я ненавижу ваш класс!

- И вам не стыдно?

- Стыдно? - Лида была просто потрясена. - Стыдно ненавидеть класс, который живет тем, что высасывает жизнь из народа?

- Но в Америке нет классов.

- Нет? А ведь вы живете в Чикаго, где пролетариат эксплуатируют больше, чем где-либо. Как это характерно для вашего класса - отрицать существование классов вообще! Вам так спокойнее, не правда ли? Легче забавляться прекрасными словами Французской революции - "свобода, равенство, братство".

- Но я ведь вам говорю, что в Америке нет классов. Мой отец начал жизнь разносчиком, с коробом на плечах. Наверно, он ничем не отличался тогда от вашего.

- У него хватило хитрости перейти в другой класс.

- Мой отец не хитрил.

- Ах, - усмехнулась Лида, - вероятно, он разбогател, потому что у него великая душа, как у Иисуса, и великий ум, как у Маркса.

- Во всяком случае, - кротко возразила Тед, - вы мне не доказали, что в Америке есть классы.

- Зато вы доказали, что их нет, тем, что ваш отец был достаточно ловок и достаточно беспринципен, чтобы переменить класс. Если вы переменили ботинки, это вполне достаточное доказательство, что ботинок вообще не существует в природе.

- Вы меня ненавидите, правда? - Тед улыбнулась.

- Я вам сказала: я ненавижу ваш класс, - а это начало прозрения.

В дверях стоял Маркэнд; он тихо вошел и сел поодаль от камина и обеих женщин.

Его присутствие изменило настроение Тед; девушка назвала ее отца "ловким и беспринципным". Теперь это не давало ей покоя, теперь она должна была взять верх над Лидой.

- Если вы так ненавидите нас, зачем же вы работаете в школе? Эмили гораздо большая аристократка, чем я. И большинство учеников - дети аристократии.

- Скажите лучше - буржуазии... Вы не аристократы.

- Отлично. Зачем же вам, если вы нас так ненавидите, работать в буржуазной школе?

- Чтобы учиться, конечно, - сказала Лида. - Вы - правящий класс, только у вас и была возможность развить свой ум, создать культуру. Я хочу взять от вас все, что у вас есть. И когда придет пора, я употреблю это против вас.

Ее слова прозвучали так зловеще, что Тед в замешательстве не сумела ей ответить.

- Но вы не думайте, - сказала Лида, - я не забываю о том, что такое эта школа. Это место, где правящий класс играет в справедливость, чтобы прикрыть свои преступленья; где он может показывать своим отпрыскам красоту, чтобы прикрыть собственное безобразие. И весь анархизм Сайреса Ленни и Эмили Болтон тоже только наркотик для буржуазии, которая хочет удобств и покоя. Они говорят о свободе, но они позаботились тщательно закупорить эту свободу в школе, а не идут бороться за нее на фабрики и в шахты. Они позаботились, чтобы нигде не упоминалось о классовой борьбе, без которой "свобода" и "справедливость" - пустые слова.

Маркэнд отозвался со своего места у двери:

- Может быть, вы и правы. Но зачем такое озлобление? Ведь Тед не виновата, что родилась в буржуазной среде. И вы сами признали, что буржуазная школа приносит вам пользу.

- Я знаю, - сказала Лида торжественно и спокойно, - Маркс тоже был буржуа. У буржуазии есть своя миссия. Она порождает идеи, которые приведут к ее уничтожению.

- К ее спасению, вы хотите сказать, - возразила Тед.

- Я хочу сказать то, что сказала! - вспыхнула Лида.

Тед все более вызывающе снова бросилась в наступление:

- Возьмите, например, наших школьников. Почти у всех родители принадлежат к верхушке общества. Не все богаты, конечно, но им не приходится рыть канавы, или копать уголь, или латать брюки, чтобы заработать на жизнь. И дети их, унаследовав по законам среды и крови высшие свойства родителей, вырастут, чтобы сделать мир надежным для себя и себе подобных, чтобы они могли продолжать жить в красоте и покое.

- Ну, конечно! А массы будут томиться в рабстве и умирать, чтобы прокормить их.

- Розы, - улыбнулась Тед, - нуждаются в удобрении.

В отблеске огня Маркэнд увидел, как побледнела Лида.

- То есть вы хотите сказать, что праздные классы - это розы? А рабочий люд... - Девушке пришлось остановиться. - Вы сами - из тех роз, для которых все человечество должно стать вонючим навозом. Вы цветете. И вы насквозь гнилая. От вас разит гнилью.

- Не только розам нужно удобрение, - сдержавшись, продолжала Тед, - но и нам, людям, для того чтобы жить, нужно убивать некоторых животных.

Лида вскочила на ноги.

- Вот в этом я согласна с вами. Нам, людям, нужно убивать, чтобы жить.

Женщины стояли лицом к лицу в отблесках огня. Вдруг у Лиды брызнули слезы. Она отвернулась.

- Я иду спать, - холодно сказала Тед и направилась к двери, где все еще сидел Маркэнд. - Идем, Дэвид.

Он встал, не замечая ее, и подошел к Лиде. Она стояла у огня, закрыв лицо руками. Он коснулся ее волос.