В это же время часть английской прессы вновь подняла старый вопрос о едином командующем сухопутными силами. Фельдмаршал Монтгомери верил в это как в принципиально необходимое дело и даже предлагал быть в подчинении у Брэдли, если я соглашусь. Я был в принципе против введения такой должности и продолжал отклонять подобного рода предложения. Даже генерал Маршалл в телеграмме от 30 декабря по этому вопросу сообщал мне:
"Я не знаю, обратили ли вы свое внимание или нет на появлявшиеся в определенных лондонских газетах статьи с предложением ввести должность английского заместителя верховного командующего по всем сухопутным силам и с намеком, что вы взяли на себя слишком большую задачу. Мое мнение таково: ни при каких обстоятельствах не идите ни на какие уступки в этом вопросе. Я не исхожу из предположения, что вы собираетесь сделать такую уступку. Я просто хочу, чтобы вы знали наше мнение. Вы делаете великое дело и продолжайте его, а всех их пошлите к черту".
В день Нового года я ответил генералу Маршаллу: "Вам нечего опасаться относительно моих намерений ввести должность заместителя по сухопутным силам. После получения вашей телеграммы я просмотрел статьи в английских газетах, на которые вы ссылались. Наши нынешние трудности используются определенной группой газет и их корреспондентами, чтобы отстаивать нечто такое, что фактически не имеет под собой разумной основы. В данном случае немецкое наступление не было связано с разграничительной линией между группами армий, ибо оно пришлось как раз по центру одной из групп. Срочное изменение в системе командования, а именно подчинение одному человеку всех войск на том или другом фланге, было вызвано сложившейся боевой обстановкой. Вклинение противника оказалось настолько глубоким, что Брэдли больше не мог руководить действиями войск на обоих флангах, в то время как единственный резерв, который можно было создать на левом фланге, состоял в основном из англичан. Следовательно, в результате немецкого вклинения необходимо было организовать самостоятельное временное командование как на севере, так и на юге".
Оборона Бастони явилась не только замечательным боевым подвигом, но и оказала огромное влияние на исход сражения. Этот город находился на общем направлении наступления немецкой 5-й танковой армии. В приказах по этой армии, как мы узнали позднее, указывалось, что в случае обороны Бастони необходимо обойти этот город, а передовые части должны были стремительно идти да запад и затем повернуть на север, чтобы присоединиться к главным силам.
Когда 17 декабря 18-й воздушно-десантный корпус со своими двумя дивизиями был выведен из резерва верховного командования, передан генералу Брэдли и направлен в сторону Бастони, это было сделано не в предвидении того сражения, которое развернулось в этом районе, а просто потому, что город находился на пересечении узловых дорог. Из этого пункта позднее командующий, мог послать войска в любое место, где в них возникнет необходимость. 82-я и 101-я дивизии еще только выдвигались к фронту 18 декабря, когда обстановка на северном фасе выступа ухудшилась настолько, что генерал Брэдли дал указание двигавшейся впереди 82-й дивизии повернуть налево, а 101-й дивизии продолжать свой марш к первоначальному месту назначения — к Бастони. Части 101-й дивизии начали прибывать туда вечером 18 декабря. В течение ночи и дня 19 декабря, пока оборонявшиеся в этом районе изолированные группы наших войск вели боевые действия против немцев, эта дивизия готовилась защитить Бастонь. Утром 19 декабря, совещаясь в Вердене, мы еще не знали, окружена Бастонь или нет, однако сила и направление продвижения немцев в этом районе указывали на то, что это произойдет скоро.
101-я дивизия перешла к круговой обороне. И хотя наступавшие немецкие танковые дивизии обошли город и повели наступление на северо-запад, эта дивизия продолжала сражаться с другими немецкими частями до тех пор, пока ее не деблокировали.
Обстановка на северном фасе выступа в течение нескольких дней оставалась критической. Остатки 7-й бронетанковой дивизии и поддерживавшие ее части 21 декабря были отведены с занимаемых ими открытых позиций возле Сен-Вита после того, как за день до этого они выдержали ужасающую атаку превосходящих сил противника. В последующие дни на северном направлении продолжались ожесточенные бои. Как только Монтгомери был назначен командующим всеми войсками к северу от места немецкого вклинения, он тут же приступил к созданию группировки американских войск, чтобы позднее она возглавила контрнаступление на этом направлении.
Для выполнения этой задачи был выбран 7-й корпус под командованием генерала Коллинса. Однако в течение нескольких дней по мере прибытия к Монтгомери дивизий этого корпуса их тут же вводили в бои, чтобы предотвратить продвижение противника на критически важных участках.
Размах боев не снижался до 26 декабря, и из всех поступивших разведывательных донесений было ясно, что немцы собирались предпринять по меньшей мере еще одно крупное усилие, чтобы прорваться через нашу оборону в этом районе.
На юге Брэдли начал свое контрнаступление утром 22 декабря. Его войска продвигались крайне медленно, и их маневр затруднялся из-за сильных снежных заносов. Первоначальный удар был нанесен силами 3-го корпуса в составе 4-й бронетанковой, 80-й и 26-й пехотных дивизий. Бои приобрели затяжной характер, который явно был не по душе генералу Паттону. Медленные темпы продвижения не давали каких-либо шансов на внезапный прорыв вражеской обороны. Генерал Паттон несколько раз звонил мне, чтобы выразить свое разочарование ходом боевых действий. На совещании в Вердене утром 19 декабря он намекал на быстрый успех и даже предсказывал, что войдет в Бастонь с ходу. Я отвечал ему, что до тех пор, пока его войска продвигаются, я вполне удовлетворен. Я ожидал, что из-за скверной погоды боевые действия развернутся именно так и что Паттон встретится только с оборонявшимися дивизиями немецкой 7-й армии.
23 декабря погода неожиданно улучшилась, и у нас появилась возможность использовать авиацию над районами боевых действий. Начиная с этого дня испытанные в боях экипажи самолетов наших тактических ВВС стали вновь бомбить наиболее уязвимые места в немецкой системе линий коммуникаций, наносили удары по вражеским колоннам на дорогах, выискивали и докладывали нам о каждом значительном передвижении сил противника. Немцы, взятые в плен после начала действий авиации, с ужасом говорили о разрушениях, вызванных бомбардировкой союзников, и неизменно с горечью жаловались на беспомощность люфтваффе.
26 декабря Паттону наконец удалось прорваться в Бастонь, но сделал он это на узком участке силами левого фланга, что обеспечивало нам очень ненадежную связь с осажденным гарнизоном. Однако после 26 декабря вокруг этого города развернулись действительно тяжелые бои как для самого гарнизона, так и для войск, прорвавшихся к нему на выручку.
Я планировал выехать для встречи с Монтгомери 23 декабря, но добраться до него самолетом через тыловые районы все еще было рискованно, а езда по дорогам была медленной и ненадежной. Для меня было нежелательно оставлять свой штаб надолго. К счастью, радио- и телефонная связь как с Монтгомери, так и с Брэдли оставалась удовлетворительной, и я мог получать непрерывную информацию о положении на северном и южном участках фронта. Тем не менее я решил совершить ночную поездку по железной дороге до Брюсселя, чтобы встретиться там с Монтгомери, а затем после совещания немедленно вернуться назад. Поезд, на котором я собирался выехать в ночь на 26 декабря, был разбит во время воздушного налета, и мне пришлось задержаться до 27 декабря, пока в спешном порядке не приготовят новые вагоны.
Эта поездка сильно осложнилась из-за больших опасений службы безопасности, что противник заслал в наш тыл специальных диверсантов с целью убить Монтгомери, Брэдли и меня, а также при возможности и других военачальников. Это известие было поразительным. До этого в течение нескольких месяцев я свободно разъезжал по всей Франции в сопровождении ординарца и адъютанта, которые обычно находились со мной в автомашине. Об этих намерениях врага мне доложил 20 декабря один очень возбужденный американский полковник, уве-рявший, что располагает полными и неопровержимыми доказательствами наличия такого плана у немцев. Он очень подробно обрисовал замысел противника, и его выводы подтвердили другие сотрудники службы безопасности. Хотя я и усомнился в достоверности версии относительно плана этих убийств, мне все же пришлось разместиться поближе к штабу. Я жил в городе Сен-Жермен в доме, который до этого занимал фон Рундштедт. Я считал, что немцы слишком остро нуждаются в людях, чтобы направить их в такой обширный район для поиска намеченных жертв, каждая из которых могла быть подменена подставной фигурой. Меня раздражала настойчивость секретной службы, требовавшей, чтобы я ограничил свободу своего передвижения, но я понял, что если не пойду навстречу их требованиям, то они просто привлекут еще больше людей для обеспечения моей безопасности.