— Подозреваю, что можно обойтись без формальностей, — начал Вивиан. — Как я уже писал, я собираюсь жить в Южной Африке вместе с сыном.

Рандл кивнул, но затем, прокашлявшись, вдруг заметил:

— Полагаю, ваши планы могут претерпеть некоторое изменение, когда вы узнаете то, что мы с мистером Хоторном желаем сообщить. Вы разрешите мне продолжить, прежде чем мы займемся обсуждением того, как перевести ваше состояние в Южную Африку?

Вивиан изучал круглое лицо, украшенное очками, и невольно заинтересовался, заметив намек на скрытое возбуждение в поведении этого обычно весьма невозмутимого человека.

— Конечно, если вы собираетесь говорить о чем-то важном.

— Разумеется, майор, так оно и есть. Так оно и есть, — повторил он энергично, шевеля пальцами, словно собирался играть на музыкальном инструменте. — Ваш дедушка, сэр, незадолго до смерти сделал добавление к своему завещанию. Вы и ваша покойная жена не присутствовали на оглашении последней воли усопшего, и признаюсь, что ни я, ни мистер Хоторн в то время не осознали полного значения подобной приписки. С тех пор мы много спорили — даже советовались с коллегами — и уверены, что наша интерпретация является правильной.

— Продолжайте, — попросил Вивиан, сгорая от любопытства.

— В то время как титул должен перейти к законному наследнику, имуществом завещатель может распоряжаться по своему усмотрению. Подобного никогда не случалось в истории семьи Вейси-Хантеров — так как, возможно, наследование все время шло по прямой линии, — но на вашего дедушку сильно повлияли несчастливые обстоятельства женитьбы сына и его ранняя смерть. Видимо, лорд Бранклифф решил сделать все по-своему.

Любопытство было вытеснено тревогой, и Вивиан резко спросил:

— Вы хотите сказать, что дед отдал на сторону земли Вейси-Хантеров?

— Не все, — успокоил его Рандл, почти довольным тоном. — Настоящий лорд Бранклифф по-прежнему владеет домом в Лондоне, охотничьим домиком в Шотландии и окружающими его лесами.

— А Шенстоун?

— Вот это и есть то, о чем мы хотели бы с вами поговорить. Наше толкование завещания привело нас к необходимости как можно быстрее встретиться с вами.

Встав при этих словах на ноги, Рандл продолжил:

— Вы — тот человек, кто заинтересован больше всего, майор. По завещанию вашего деда, официальный наследник должен управлять поместьем до момента рождения первого правнука мужского пола. Шенстоун перейдет в его владение, когда ему исполнится двадцать один год, а до этого времени поместье будет находиться под опекой его отца.

Пройдя несколько шагов, отделявших его от Вивиана, Рандл торжественно объявил:

— Сэр, наше мнение совпадает. Ваш сын, Кимберли Мередит Вейси-Хантер, унаследовал поместье Шенстоун и прилегающие земли, а вы назначаетесь управляющим до его совершеннолетия в тысяча девятьсот двадцать первом году.

Широкая улыбка осветила черты лица, столь непривычного к выражению эмоций.

— Так как вы уже были женаты, когда старый джентльмен ввел это дополнение, а ваш брат еще нет, то вероятность появления первого мальчика в семье именно у вас была чрезвычайно высока. Возможно, это явилось в своем роде игрой с огнем, вызовом судьбе, но мистер Хоторн и я уверены, что это была попытка вашего деда к примирению.

Вивиан сидел в столь хорошо знакомом ему офисе, чувствуя, как к глазам подступают слезы. Даже находясь при смерти, старик не мог позволить, чтобы ублюдок стал хозяином Шенстоуна, поэтому он поставил на то, что у двух сильных личностей родится сын, и именно он, а не наследник, которому лорд Бранклифф не доверял, получит их фамильную усадьбу. Неудивительно, что Чарльз стал таким злобным после смерти старика. Понятно, почему он проявил такую мстительную нетерпимость, когда узнал, что Джулия родила сына.

— Мистер Хоторн и я выражаем свою радость от подобного поворота событий, — сказал Рандл, возвращая Вивиана мыслями на землю. — Лорд Бранклифф скоро вернется в Лондон, так как буры, конечно же, отпустят всех пленных. Мы проинформируем вашего брата о положении дел, как только сможем с ним связаться.

Вивиан продолжал сидеть молча, и адвокат решился спросить:

— Мы с мистером Хоторном можем быть уверенными, что вы предпочтете жить в Шенстоуне, а не на ферме в южной Африке?

Видя перед глазами старый дом в наступающих сумерках, когда девушка-хористка в бледно-сиреневом платье рассказывала ему, каким красивым он может стать, Вивиан пробормотал:

— Разумеется, мистер Рандл, вы можете быть уверены, что я вернусь домой как можно скорее. Я хочу, чтобы мой сын наслаждался свободой, бегая по саду или скача по дикой болотистой местности. Жду не дождусь, когда его смех озарит эти древние стены, гоня прочь всех призраков.

Лейла быстро покинула театр и в одиночестве вернулась в свои апартаменты. В эти дни она избегала веселья, сопутствующего окончанию спектакля. В ее гримерную приносили корзины цветов, букеты сыпались на сцену к ее ногам. Миссис Маркс, ее костюмер, вносила коробки шоколада и замороженных фруктов. Лейла просила отправить их, как обычно, в приют для падших женщин около Миртл-стрит, где она когда-то занимала подвал. Это была ее весточка призракам Лили Лоув и Нелли Вилкинс.

Войдя в квартиру, Лейла обнаружила очередные букеты и очередные корзины цветов. Скользнув взглядом по оранжерейным розам, орхидеям и камелиям, она внезапно подумала о цветках апельсина и лимона, джакаранде и других растениях, обрамлявших широкие улицы Кимберли. В углу комнаты стояло несколько корзин с фруктами. Она на мгновение задержала на них взгляд, вспомнив те времена, когда один апельсин казался ей бесценным подарком.

Пройдя через гостиную в свой будуар, Лейла сбросила пальто и уселась за туалетный столик в своем сверкающем розовом платье, расстегивая застежки алмазного колье и браслетов. Они упали на полированную поверхность, издав глухой звук. Город алмазов. Как он сейчас выглядит?

С момента возвращения в Англию Франц, как и Лестер Гилберт, выжал из пребывания в Кимберли все, что мог. И сейчас, казалось, выбросил те события из головы. Лейла же не могла не вспоминать, и «поддерживать волшебство», становилось все труднее и труднее. После всего, что она увидела, услышала и сделала в Кимберли, жизнь, которую она вела здесь, выглядела чем-то фальшивым.

Франц жил лишь для искусства, она так не могла. Их естественная привязанность друг к другу исчезла, погребенная под тяжестью разногласий. Напевая озорной вальс, Лейла вдруг вспоминала утро, когда в шахте от лихорадки умер ребенок. В середине второго акта на память приходили очереди за кониной, а каждая девушка в хоре, казалось, имела лицо Нелли Вилкинс.

Прошедшие два года вознесли Лейлу на самые вершины ее профессии. Она была богата, ее принимали во всех гостиных, за исключением, может быть, домов нескольких снобов от аристократии. Слово «шлюха» никогда не употреблялось в связи с известной актрисой Лейлой Дункан. Ее портреты появлялись в газетах и журналах, ее жизнь была открытой книгой для тех, кто хотел ее изучать.

Она разбивала сердца и устанавливала моду. Едва ли проходил месяц без очередного предложения о замужестве. Одни мужчины привлекали ее, другие — заставляли смеяться. Некоторые водружали ее образ на пьедестал и становились преданными рабами. Но, что бы они ни говорили, что бы ни делали, это не трогало ее так, как память о Вивиане, который, глядя на покрытое кровью лицо и вырванные с корнем волосы, произнес: «Я любил тебя тогда, я люблю тебя сейчас, я всегда буду любить тебя».

Джулия умерла восемнадцать месяцев назад, но все же он не появился. Однажды вечером, несколько месяцев назад, офицер, прибывший из Претории на лечение, рассказал, что Вейси-Хантер в конце концов поправился после серьезного ранения, принесшего ему звание кавалера ордена «За безупречную службу». По слухам, он собирался остаться в Южной Африке и купил ферму, где жил вместе с сыном. Но офицер не был уверен в правдивости подобной информации.

Более достоверным, так как оно появилось во всех газетах, стало известие о том, что лорд Бранклифф попал в плен к бурам сразу после взятия Претории. Лейла подумала, как же подобная судьба должна деморализовать мягкого, застенчивого человека, каким она его помнила. Шенстоун, однако, не лишился наследника, и Вивиан должен быть рад.