Пока я размышлял, Вовка, гад, уже начал прицельно пулять пластмассовыми шариками по моей эскадре. С лёгким плеском взлетали столбики воды, как в военных фильмах про моряков. Но я не оценил красоты. Я увидел, что шарик перевернул на бок мой авианосец, сделанный из кукольного стола. Плассмасовые самолёты опрокинулись в воду и теперь не представляли никакой угрозы, а сам броненосец, хоть и не затонул, но плавал на боку и, значит, не имел права принимать участие в дальнейшей битве.

С ужасом я осознал, что начинаю проигрывать. Прищурив один глаз, я начал вести шквальный огонь по катеру, но перевернуть его было не так-то просто. Ловкий манёвр удался Вовке великолепно. Когда я наконец увидел оранжевое днище, уставившееся к потолку, все вражеские корабли уже заплыли в мою акваторию и, самое главное, держались обособленно. От злости я чуть не истратил главную бомбу на длинный пластмассовый эсминец, найденный Вовкой позавчера на помойке за детским садом. Лишь чудом сдержался, хотя и скрипнул зубами от злости, заметив, что под шумок Вовка выбил из моих рядов ещё три бумажных красавца.

Победа висела на волоске.

Этот шланг Вовка даже не тратил шарики. Он окатывал моих красавцев тугой струёй из брызгалки, и те, отчаянно сопротивляясь, всё же опрокидывались и тонули. И бегать за пополнением боеприпасов Вовке не надо. Отвинтил пробку, зачерпнул воды из-под ног и воюй дальше. Вот ведь Вовка, подготовился к сражению, а я как-то упустил из виду. Теперь же бежать и разыскивать свой брызгач на пыльных полках кладовки было поздно, и я лишь усилил огонь, то стреляя, то подбирая шарики, весело покачивающиеся на волнах, словно плавучие мины.

Меня спас огромный ледокол, который я полчаса мастерил из толстенного картона. Вроде бы и бумага, а пойди напитай её водой. Истратив содержимое трёх брызгалок на непотопляемый корабль, Вовка от злости хотел садануть его пяткой, но мой отчаянный вопль не дал свершиться несправедливости. Пока мой противник вспомнил про шарики, половина его экдадры уже плавала кверху брюхом. Я решил начать с задачки посложнее и истребил корабли из пластмассы и дерева, за исключением огромного Вовкиного авианосца. В отличие от моего, этот сделали из сиденья табуретки. Давно у меня уже чесались руки взять мяч, но тут я заметил, что ошалевший от провалившегося блицкрига Вовка принялся сгонять оставшееся войско под защиту главной мишени. Коварно улыбнувшись, я решил не мешать Вовке в стремлении помочь мне покончить с его армадой одним ударом.

От брызг, летящих во все стороны, мы вымокли аж по пояс. Но ничуть не переживали. Душа пела от игры, в которую не довелось играть ни одному пацану с нашего двора. Настоящее море и почти настоящие корабли. Настоящие потери и настоящая победа, подмигивавшая то мне, то Вовке. Но тут случилось непоправимое. Желая прицелиться получше, Вовка отошёл на три шага назад, не видя, ступил за кресло, и его нога вдавила в бушующее море мой звёздный флагман, прятавшийся в засаде. Крик застыл на сомкнувшихся губах, превратившись в хрипение полузадушенного человека. Вовка и сам понял, что сделал чего-то не так. Он втянул голову в плечи и сдвинулся в сторону. То, что виднелось из воды, напоминало теперь не гордый корабль, а основание для Севастопольского памятника погибшим кораблям.

Эх, если бы мой флагман был из пластмассы! Тогда я просто перевернул бы его, и сражение продолжилось. Но ничто не могло вернуть к жизни бесформенный комок бумаги, прожившей славную, но короткую жизнь в роли флагманского корабля.

И я врезал нечестному Вовке по челюсти.

Картинка тут же рассеялась. Передо мной стоял вовсе не Вовка, а Таблеткин, ошеломлённо растирающий скулу. Автоматически, я подул на одервеневшие костяшки, не упуская из виду врага, а тот съёжился, как привидение перед смертью, и начал отступать. Я догонял его, потрясая деревянной шпагой, неожиданно очутившейся в руке. И когда я уже окончательно уверился, что дело в шляпе, он вдруг остановился и хищно оскалился. Пальцы правой руки сжимали шпагу. Подлиннее, чем у меня. По её острию пробегали языки тёмно-малинового пламени. Таблеткин ткнул остриём в пол. Шпага упруго выгнулась и радостно зазвенела, когда ей позволили выпрямиться. Я не стал дожидаться у моря погоды и сделал прямой выпад, угодив в Таблеткинскую грудь.

Шпага ударила точно в глазницу медальонного черепа и тот, горестно хрустнув, раскололся. Таблеткина отшвырнуло назад, а высоченный колпак слетел мне под ноги. Теперь испугался Таблеткин. Не знаю, какая сила таилась в странном медальоне, но без неё мой противник напрочь утратил уверенность. Сейчас он мог рассчитывать только на кулаки, а мои габариты не обещали ему лёгкой победы. Я же наоборот наливался сознанием собственного всемогущества и чувствовал, что мне ничего не стоит дать в глаз прямо в эту секунду. Таблеткин повернулся и позорно сбежал, утонув в темноте. Я хотел броситься следом, но остановился, опасаясь коварных ловушек. Просто стоял, вслушиваясь в исчезающие звуки его шагов. Пока мне не стало казаться, что шаги раздаются за спиной. Быть может, коридор тут заворачивал кругом, и Таблеткин решил подкрасться сзади. Я тут же обернулся, ещё сильнее сжав рукоять шпаги.

Из темноты выплыли три фигуры. Моя хватка заметно ослабла, когда я опознал в них Эрику, Инну и прихрамывающего Сухпая.

— Чего отстаёте? — недовольно пробурчал я.

— Да вот, — вздохнула Инна, — Колька ногу подвернул. На ровном месте.

Я только скривил губы, ненавязчиво намекая, что другого от Сухого Пайка и не ожидал. Но потом мне стало жаль Кольку. Его лицо исказилось от боли. Он уже не прихрамывал, а передвигался, осторожно подволакивая ногу.

— Может перелом? — деловито осведомился я, намереваясь отправить Сухпая обратно.

— Нет-нет, — испугано замотала головой Говоровская. — При переломе не так. У меня брат врач. Я знаю.

— Слишком много грамотных развелось, — пробурчал я и участливо посмотрел на Сухпая. — Ну, чего там, Колька, может тебе это… обратно?

— Нет, — твёрдо сказал Сухпай. — Только с вами.

Боялся, наверное, возвращаться. Я его не винил. Я тоже не рискнул бы пробираться в одиночку по коридорам, где то и дело появляются странные личности, облечённые магическими способностями. И не каждому ведь из них в глаз засветить можно.

Наше путешествие продолжалось. Только темпы значительно поубавились. Впереди, как положено, шёл я, вглядываясь во тьму. За мной семенили девчонки. И замыкал процессию Сухой Паёк, которому не давали отстать страх и гордость.

Внезапно я перестал чувствовать стены. Потом понял, что несколько посветлело. Сияние то ли нисходило откуда-то с невидимого потолка, то ли его выделяли два громадных кубища, высившихся невдалеке. В общем, мы оказались в зале. Света, чтобы проверить, круглый ли он, не хватало. Только две тёмных громадины, да неясно светящийся контур двери впереди. Цель теперь находилась весьма близко, в каких-то десяти метрах. Осторожно приблизившись к махинам, я услышал низкое гудение. Оно напомнило мне что-то знакомое. Может быть, вентиляторы? Не то! Шум движка? И эту гипотезу пришлось отринуть. Но что же там пряталось внутри?

Наконец, мы подошли к самой двери. Слов на ней не обнаружилось. То ли предупреждений уже не требовалось, то ли не планировалось, что кому-то удастся проникнуть в подвал настолько глубоко.

Никаких признаков ручки я не увидел. Тогда пальцы правой руки тихонько толкнули дверь. Та и не шелохнулась. Тогда я впечатал в холодную отполированную гладь обе ладони. Створки не сдвинулись ни на миллиметр. После крепость преграды испробовало плечо. Дверь была как влитая. Я растеряно обернулся и оглядел своё войско.

— Наверное, надо на себя потянуть, — неуверенно предположила Инна.

Я снова вернулся к двери, подцепил правую створку за квадрат, выступающий из общей поверхности и нежно, чтобы не сорвались пальцы, потянул к себе. Дверь не пошевелилась, а пальцы легко соскользнули с невысокого выступа.

Последнюю попытку штурма я предпринял, засунув в щель между створками лезвие Колькиного карманного ножичка. Оно продвинулось на полсантиметра, а потом увязло так прочно, что на вытаскивание его обратно я истратил последние силы. Приключение застопорилось.