Пухленькая внезапно пыхнула огнём, как далеко не самый маленький дракон, но пламя обвилось вокруг ясноглазой, не причинив ей видимого вреда. Ясноглазая высунула язык, словно первоклассница, и засмеялась, заскакав на одной ножке.

— Это что, — крючконосая знала правило «двое дерутся — третий не лезь», поэтому обращалась ко мне. — Я тоже не последней фигурой была, — глаза её мечтательно закатились. — Корчму держала. Кто только в этой корчме не бывал…

— О! — обрадовался я. — Знаем, знаем, — и, встав в позу, продекламировал:

— Да ты, сынок, по балладам мастер, — похвалила меня победительница всадников и хвастливо повернулась к притихшим соперницам. — Слыхали, сколько веков прошло, а до сих пор про меня песни складывают.

— Это не я, — возможность присвоить чужую славу была скромно отвергнута. Это КВН.

— Ну так что ж, — милостиво кивнула крючконосая. — Тоже, видать, наш человек.

— И не человек вовсе, — горячо заспорил я.

— Тем более, наш, — мягко оборвала мой порыв героиня весёлой песни.

— Давайте лучше колдовать учиться, — проворчал я, опасаясь, что затишье вновь перейдёт в выяснение отношений.

— С чего начнём? — спросила ясноглазая.

Вот тут я замолк. Не обучали меня чудесам раньше. Я знал, что в школе сначала учат писать палочки, а уж потом цифры и буквы. Но с чего начинается колдовство, даже предположить не мог.

— Звёзды зажигать ему ещё рано, — проворчала крючконосая и уставилась на небо.

Естественно, кому придёт в голову зажигать звёзды, когда на дворе полдень. Тут в желудке весьма неприлично заурчало, и, чтобы загладить свой промах, я громко завопил:

— Давайте с еды.

— Неплохо для начала, — улыбнулась ясноглазая. Из всех она мне нравилась больше. Настолько, насколько могут нравится старушки.

— Давайте я, — выдвинулась вперёд пухленькая. — Никто ведь не будет спорить, что в еде мастериц лучше меня не сыскать.

Никто спорить не стал.

— Тут всё просто, — ласково сказала она, видно, отдавленные пальцы больше её не беспокоили. — Прежде всего, представь, что желание уже свершилось. Если трудно так сразу, то можешь закрыть глаза.

Я представил. Рядом с крыльцом в тени тополей я поставил столик, так чтобы белые кресла не смотрелись бесхозно. Столик тоже был белым, дабы не нарушать гармонии. Почему нельзя её нарушать, я не знал, но чувствовал, что это важно. На столике первым делом возникла громадная чаша, наполненная мандаринами с горкой. Потом четыре вскрытых консервных банки с минтаем, горбушей, ставридой и килькой в томате. Затем широченная коробка конфет «Камские Огни» и напоследок глубокая тарелка, наполненная солянкой, где в переплетениях капустных водорослей плавали кусочки розового мяса и ровненькие сосисочные колечки. Тут же я обругал себя и соорудил ещё три точно таких же тарелки. Пришлось добавить ещё и стул. Редкий такой, без спинки, зато с крутящимся сиденьем. На таких положено сидеть только тем, кто умеет играть на рояле. Я не умел, но решил, что колдун ничем не хуже, чем пианист, пусть даже он — прославленный лауреат всевозможных конкурсов.

— Представил картинку? — донёсся голос пухленькой.

Картинка получилась на славу, и я кивнул.

— Теперь обозначь, что ей мешает возникнуть наяву, — посоветовала пухленькая.

Что мешает? Да ничего! Я даже мандариновый запах почувствовал. И чуть-чуть шоколада. Поэтому, наверное, и распахнул свои моргалки. И первым делом увидел столик, на котором красовалось всё вышеперечисленное.

Колдуний мои успехи озадачили. Крючконосая осторожно трогала зубчатый край откупоренной банки. Спец по еде принюхивалась к аромату, поднимающемуся от тарелок. И только ясноглазая радовалась тому, что у меня получилось.

— Странные дела творятся, господи, — прокряхтела крючконосая.

— Надо б испробовать, — пухленькая кивнула в сторону тарелки.

— Кто ж рискнёт-то? — задумалась ясноглазая. — Дело новое, непроверенное.

Я не думал. Я плюхнулся на круглое скользкое сиденье, крутанулся налево, крутанулся направо и принялся наворачивать за обе щёки. Шутка ли, сутки не ел. Ложка забрасывала в рот всё новые порции обжигающе острой жидкости и успевала попутешествовать по всем четырём банкам. Я жалел лишь об одном: что не заказал хлеба!

Видя мои успехи в конкурсе проглотов, колдуньи, приземлившись в кресла, осторожно попробовали солянку. Скоро их ложки заметно убыстрили темп, но до скорости олимпийской команды по академической гребле, которую демонстрировал я, старушкам было далековато. Тарелка опустела. Оставив консервы на откуп колдуньям, я распечатал коробку, загрёб три конфеты разом, а потом принялся заедать шоколад мандаринами. Это вам не апельсины или грейпфруты. Чистятся моментально. Гора оранжевой кожуры росла на глазах. В таких же пропорциях увеличивалось и уважение ко мне со стороны волшебниц.

Они насытились, разом вытащили белоснежные салфетки и вытерли жирные губы. Платка в моих карманах, естественно, не обнаружилось, и я просто облизнулся, искренне надеясь, что вид у меня после незатейливой процедуры стал гораздо культурнее.

— Ну что ж, девочки! — звонко возвестила ясноглазая. — По-моему, нам прислали кого следует.

Я благодушно закивал.

— Прими, Куба, и от нас подарочек, — захехекала крючконосая и, откуда ни возьмись, в её сморщенных руках возникло блюдечко с тремя пирожками.

— Откушай, Куба, на милость! — подмигнула пухленькая.

— А они с чем? — уточнил я. — Если с рыбой, то я не люблю. У меня вечно кости в горле застревают.

— С яблоками пирожки, — запечалилась ясноглазая. — Только знай, что одно отравленное.

Аппетит сразу пропал, но блюдце уже подсунули к носу. Я медленно приподнял руку, пристально всматриваясь, чтобы она не дрожала. Осторожно взял пальцами верхний пирожок, тут же вернул его на место и вытянул тот, что лежал справа. Колдуньи неотрывно наблюдали за мной.

«Не буду есть, — решил я. — Вот возьму и заброшу его в кусты».

Подходящих кустов поблизости не нашлось. Я с тоской мял произведение кулинарного искусства в руках, чувствуя, как корочка приятно согревает пальцы, а внутри при надавливании тихо чавкает начинка.

«А вдруг там пауки? — пришла в голову страшная мысль. — Только надкушу, а они выскочат. И по лицу! По лицу!»

Пальцы чуть не разжались от ужаса. Старушки терпеливо ждали. И я подумал о ждущих в подвале. Интересно, успели они отступить? А если нет, то что с ними произошло? Наверное, теперь при каждом открытии входной двери вместе с призрачными воинами будет выходить на свободу и Колька. А за ним, смешавшись с прозрачными амазонками, Инна и Эрика. А может и я буду выходить. Да запросто, если пирожок окажется отравленным.

Ну не хотелось мне его есть. Интересно, а сколько ещё я могу оттягивать неминуемое?

Вдруг я аж просиял. Милостивые государи и государыни, а чего ж мы с вами так переполошились? Ну сжимает рука отравленный пирожок, так не простая рука, а рука волшебника. Вот захочу, и будет пирожок самым, что ни на есть, нормальным!

И, чтобы не передумать, я вонзил зубы в АБСОЛЮТНО НОРМАЛЬНЫЙ пирожок.

Внутри оказались не пауки, а яблоки. Причём, вкусные. Подло сбежавший аппетит тут же вернулся и помог мне прикончить пирог в три укуса.

— Испугался? — осведомилась крючконосая.

— Ещё чего! — взвился я. — Надо, так все съем. Даром, что отравленные.