— Деньги не пахнут, — отрезала представительница первого отряда и гордо вздёрнула нос.

Никто не возразил, но пахло как раз деньгами. Мне как-то давали понюхать купюру с генералом Грантом, и запах, который сейчас витал над сценой, я бы ни с чем не перепутал.

— Тем не менее, играть будем на деньги, — возвестила Электричка, заманчиво улыбаясь.

— На зелёные? — удивилась малявка-восьмиотрядница.

— На зелёные, — милостиво кивнула директриса, — на лагерную валюту.

Лагерная валюта исконно была зелёного цвета. За участие в спортивных конкурсах, выставках и прочей лабуде выдавались красивые такие бумаженции, похожие на доллары. Только вместо американских знаменитостей в овале рисовали эспланаду. Польза от этих бумажек наблюдалась только в предпоследний день смены — на фестивале. На нём валюту можно было заработать песнями да плясками. Или загадками. А после подходишь к киоску и отовариваешься. Есть у тебя десять условных единиц — получаешь печеньку, а если пятнадцать, то и пряник. Кроме съестного валюту меняли на ручки, наклейки с «Покемонами», блестящие шарики. Если капиталец подобрался солидный — единиц так в двести — ты мог получить и водяной пистолет. А на верхней полке за две с половиной тысячи красовался огромный радиоуправляемый гоночный автомобиль, так и не доставшийся никому ни в первую, ни во вторую смену. Столько деньжищ не заработал бы никто, хоть вылизывай языком лагерную территорию с утра до вечера. У самых наворотистых скапливалось к концу смены по пятьсот-шестьсот. Меня не назовёшь любителем самодеятельности, поэтому мой капитал никогда не превышал двухсот лагерных гринов, полученных за победы в футбольных баталиях. Все деньги я проедал и радовался. По мне килограмм конфет — награда, куда более полезная, чем все эти алюминево-золочёные кубки, которые всё равно тебе не отдавали, а оставляли для будущих поколений.

— Правила игры просты, — Электричка щёлкнула пальцами, и молочные окружности за её спиной на миг вспыхнули радугой. И тут же сцену вновь заполонили вязкие сумерки. Лишь столб туманного света, в котором застыла тёмная фигура директрисы, да восемь голубых кругов под ногами. Народ в зале негромко переговаривался. Шёпоты и сдавленные голоса наполняли сумрачное пространство неясной тревогой.

Глава 16

«Гнать козла!»

Я увидел, что Электричка холодным взором смотрит мне в лицо. И почему-то казалось, что каждый из участников видит эти морозные глаза, в глубине которых сверкают таинственные огоньки.

— Представьте, что вы — не участники, а звери, — возвестил голос, напитанный презрением к слабакам. — Звери в густом лесу, охваченном засухой. Вы стоите перед высоким холмом, на вершине которого есть прохладное озеро. Цель игры добраться до озера с помощью правильных ответов. Каждый правильный ответ — и новая ступенька пройдена. Каждый неправильный перечёркивает все прежние заслуги. Вы снова стоите у подножия, а родник так и остался недостижимым. Раунд за раундом мы будем терять игроков. И в каждом три попытки, чтобы выстроить цепочку из семи правильных ответов. Вы — смелые тигры, мудрые слоны, выносливые зебры, стремительные гепарды. Но где-то между вами затесался козёл. Козёл, который ничего не знает и не умеет. Козёл, который неправильными ответами не даёт взобраться на вершину всей стае. По окончании каждого раунда вы будете выбирать козла и выкидывать его из ваших рядов, чтобы оставшиеся смогли добраться до озера. Поэтому игра и называется «Гнать козла!»

Вспышка разноцветного света снова пробежала по окружностям. Я успел заметить, что верхняя из них была красной. Спину словно пронзали злобные взгляды. Я быстро обернулся и увидел, как по флагштоку сползает мерцающей слизью мерзкое, тускло-серебряное сияние. Электричка отследила мой взгляд и улыбнулась. В полумраке изгиб её губ выглядел ухмылкой дьявола. Дрожь от волнения превратилась в болезненный озноб. Чтобы забыть про туман, обволакивающий сознание, я засунул руки в карманы и уставился сквозь директрису.

— Начнём с младших отрядов, — параллельно с голосом Электрички заиграла тревожная музыка. — Сколько букв в английском алфавите?

— Двадцать шесть, — отчеканила малявка из восьмого корпуса.

Нижний полукруг вспыхнул фиолетовым.

— Цена первой ступеньки — сто условных единиц, — бесстрастно пояснила директриса.

Из зала раздался одобрительный гул. Таких крупных сумм никто не ждал.

— Цена каждой из следующих увеличивается в геометрической прогрессии, последовало не менее волнующее продолжение.

«Как флаги, — быстро пронеслось внутри, — совсем, как флаги».

— Но деньги достанутся лишь тем, кто доберётся до вершины. Или последнему из оставшихся. Остальные уйдут ни с чем, — холодно подбила итоги Электричка и повернулась к следующему игроку.

Седьмой отряд представлял коренастый паренёк, которого звали Петро. Его я знал хорошо, ведь именно он являлся бессменным капитаном футбольной сборной, которую выставляли три младших отряда на лагерной олимпиаде.

— Сколько республик было в Советском Союзе к 1990 году?

Петро переступал с ноги на ногу. В тысяча девятьсот девяностом он и в проекте появления на свет не значился.

— Одиннадцать, — робко произнёс он.

Я посмотрел на стену и увидел, как из мглы проступили контуры фиолетовой ленты. А молнии во мраке теперь казались настоящими. Остальную часть картины по-прежнему скрывала тьма. Почему-то молнии успокоили меня. Жаль, что их сияние продолжалось недолго.

— Правильный ответ — пятнадцать, — фиолетовый полукруг погас, и в тот же миг пропали молнии, а контуры нижней ленты рассыпались умирающими светляками.

Электричка повернулась к моему недругу:

— Фраза «В Москву, в Москву!» взята из пьесы Чехова «Три сестры» или «Вишнёвый сад»?

— Три сестры, — недолго думая, брякнул злобный тип и оживил фиолетовый свет.

Следующей стояла Лариса Синицина. Вот ведь малявка малявкой, а какая фигуристая. Если б не Эрика, я бы только о ней и вздыхал. Не взирая даже, что она младше на целых два года. Она напоминала героиню испанских сериалов. Тёмноглазая, черноволосая и невероятно бойкая.

— В каком году впервые был осуществлён запуск человека в космос? — раздался вопрос, и я загрустил. Девчонки — не тот сорт людей, с которыми стоит разговаривать о космосе.

— Тысяча девятьсот шестьдесят восьмой, — тихо ответила Лариса.

Вся бойкость её куда-то испарилась. Мои зубы скрипнули оттого, что сцену снова скрыл мгла. Ну почему этот вопрос достался не мне? Я-то знал! Я даже передачу смотрел, посвящённую сорокалетию полёта Гагарина.

— Правильный ответ, в шестьдесят первом. Продолжим, — трудная доля отвечающего подбиралась ко мне всё ближе. — Закончи фразу: «В знак хорошего вкуса и традиций пример…»

— Лучший сорт чая «Липтон» предложил пионер! — выкрикнул Алик и победно завертел головой, мол, ну, как я вам?

Но полукруг так и остался молочно-белым.

— Ты не смотришь рекламу по телевизору? — холодно осведомилась Электричка, и приколист четвёртого отряда понурился.

— Не-а, — пролепетал он. — У нас дома телека нету.

— Иногда он полезен, — усмехнулась Электричка, — учит правильно отвечать на неожиданные вопросы.

Глаза её смотрели уже на меня. Я напрягся. Меня била тревожная дрожь.

— В какой пустыне нашли самый крупный железный метеорит? Гоби или Кара-Кумы?

— Гоби, — наугад выкрикнул я.

Я неотрывно изучал лицо Электрички. Оно было бесстрастным. Никакие тени эмоций не отражались на бледной в серебряном свете коже. Дрожь вернулась. И проснулось подленькое желание сбежать прежде, чем меня уличили бы в неграмотности. Нет, вы поставьте меня напротив ворот, дайте нормальный шарик, и, богом клянусь, я вам вколочу хоть дюжину одиннадцатиметровых подряд. Но тут… По коже пробежали мурашки безнадёжности. Не получалось сбежать. Я должен был играть.

Взгляд оторвался от директрисы и скользнул по матово-молочным дугам. Дрожь сменилась приливом возбуждения. А вдруг я угадал? Нет, а вдруг? Ведь тут пятьдесят на пятьдесят. И половина удачи, значит, на моей стороне. И я увидел, как зажглась фиолетовая струна.