— Давайте к радиорубке, — распорядилась Иринушка. — Начальница намерена провести внеплановое мероприятие. И всю аппаратуру надо на время вернуть в клуб.

У меня чуть ноги не подкосились. Ну не грузчик я по натуре! Не грузчик! А глаза прикидывали расстояние до ближайших кустов, чтобы совершить внеплановый бросок и улизнуть.

Потом я вспомнил про Эрику. Ведь если я сбегу, корячиться придётся ей. Вот ведь! Мозги медленно ворочались, готовясь принять непопулярное решение. Руки уже прикидывали, как половчее ухватиться за блестящие ручки. Тем более… Вдруг Иринушка расскажет о струне.

— А куда делась дверь? — тихо спросила Эрика.

— Она на месте, — серьёзно ответила Иринушка, поглядывая на белые кирпичи, просто эта дверь не для вас, — чуть подождав, она добавила. — И даже не для меня. Пока. Но почему-то мне кажется, что не сегодня-завтра я смогу шагнуть за неё.

— А что там? — взволновано прошептал я.

— Там хорошо, — был мне ответ, пропитанный печалью.

Иринушка двинулась по травам в направлении клуба. Мы поспешили за ней, словно два вагончика за стремительным локомотивом. Я не помню, как ворочал тяжеленную технику. Странная тоска вытравила остальные чувства. Исчезнувшая дверь превратила привычный корпус изолятора в кусочек другого, недоступного и чем-то притягательного мира. Хотелось отыскать дверь и уйти. Даже зная, что вернуться уже не придётся. Помню, как оттягивали руки колонки. Но кто помогал их тащить Иринушка или Эрика — как отрезало. Помню, как темнота клуба в очередной раз сменялась солнечными лучами. И помню удивление, когда я вновь очутился в клубе, но уже с пустыми руками. Тогда я просто плюхнулся на лавку и застыл, а клуб гудел, как пчелиный улей.

Все места были забиты. Плюс опоздавшие неудачники толпились вдоль стен. На левом краю сцены громоздились колонки и усилители, доставленные моим непосильным трудом. Где-то там, в сумеречных тенях, сидела на боевом посту Иринушка. На другом краю мрачно тянулся к потолку флагшток. В сумраке рисунок был неразличим, но я помнил, что он таит в себе букву «А». В центре сцены высилась Электричка. Её тёмно-синее платье лишь подчёркивало абсолютно бледную кожу. На мощную фигуру падал световой столб, всё остальное скрадывал мрак. Директриса казалась злой ведьмой, угодившей в ловушку волшебного света. За её спиной молочно белели семь тонких трубок, выгнувшихся дугами.

— Ти-ши-на, — зло взвизгнул шестой отряд, примостившийся в первых рядах, и гул тут же сменился отдельными шепотками, которые тоже быстро смолкли.

Директриса довольно улыбнулась.

— По плану у нас сегодня игра, — усиленный микрофоном голос, зловеще вибрировал, нагнетая неясную тревогу. — Только какая? «Что? Где? Когда?» безнадёжно устарела. «Счастливый случай» истёрт до невозможности. «Кто хочет стать миллионером?» провалилась, — директриса сделала паузу, и старички кивнули, вспомнив, как в прошлую смену аннулировали результаты победителя, которому лазерной указкой подсказывали правильный вариант. — Хочется чего-то новенького, не правда ли?

Снова пауза, за которую кивнули не только старички.

— Попрошу каждый отряд выбрать представителя, — объявила директриса. — И попрошу не задерживаться. Если в течении минуты на сцене не окажется представителя, данный отряд в игре не участвует.

Как только смолкли последние слова, стена за сценой озарилась из какого-то скрытого источника. Полуобсыпавшиеся горн, барабан и красный галстук бесследно исчезли. Теперь взорам народа предстала картина в фантасмагорическом стиле. Внизу расстилались зелёные, переходящие друг в друга холмы. К бледному небу взметнулись чёрные башни замков. А по небу, скручиваясь изящными арабесками, протянулись семь разноцветных полос. Словно злобный великан разодрал радугу.

Взгляд пробежался по лентам.

Фиолетовая была ниже всех, вившись по чёрным башням. Острые шпили служили громоотводами, перехватывая грозные молнии, срывающиеся с извилистой глади. Чуть выше протянулась тёмно-синяя. По ней вышагивал странный народец с увесистыми котомками. Если бы кто-нибудь из этой толпы вздел руки, то без труда дотронулся бы до голубой ленты, спускающейся к головам с разноцветными волосами. По лазурному полотну катились серебрянные шары. Изредка меж них проскальзывали глобусы, среди которых я отметил один — абсолютно чёрный, на котором проступала золотая сеть меридианов. Зелёная лента скрутилась в петлю. Один конец ленты падал в замковые дворы, другой взмывал к потолку, как самолёт вертикального взлёта. С петли соскальзывал состав из десятка вагончиков. Но за пассажиров не стоило опасаться, так как они падали на ярко-лимонный бугор — частичку ленты жёлтого цвета. На ней росли сверкающие рощи. Деревья походили на пальмы, отлитые из золота. Выше них протянулась оранжевая спираль, на которой танцевали громадные снежинки. И у самого потолка виднелась кровавая полоса, пронзавшая циферблат старинных часов.

Перед удивительной картиной белели семь трубок, изогнутых полукругом. Словно неведомые силы, высосав из радуги все краски, снова разрешили ей собраться в изначальную дугу. По матовой поверхности расплескались бледные отблески янтарного света. Но взгляд соскальзывал с трубок и старался не замечать красочную картину. Взгляд замирал на столбе серебристого света, в котором древней беспощадной валькирией стояла директриса.

Вот рядом с ней возник тёмный силуэт. Кто-то уже отважился принять участия в игре, чьи правила казались пока зловещей загадкой.

Я сидел с краю, потому что пока народ занимал лучшие места, кто-то, не покладая рук, таскал аппаратуру. В бок дружно запихали.

— Давай, Куба, — донёсся сводный хор голосов. — Иди быстрее. Ты лучше всех в высоту прыгаешь. И на футболе тоже.

Честно говоря, возражать не хотелось. Удивительная картина манила, звала рассмотреть её во всех подробностях. Я поднялся, пожал плечами и затопал к сцене. Взобравшись по ступенькам, я заметил, что человек пять уже успело тут оказаться раньше меня. А в спину кто-то затравлено сопел, намекая, что не следует загораживать дорогу умным людям.

— Займите места, — распорядилась Электричка, и на сцене вспыхнули голубоватые окружности, меж которых протянулись серебряные линии, очертив равносторонний восьмиугольник, центром которого была директриса.

Я шагнул на ближащее пятно, на соседнем примостился Алик Басаров из отряда Эрики. Напротив меня обнаружилась знакомая рожа. Тот самый пацанчик из шестого отряда, у которого я ловко перехватил так и не доставшийся мне режик. Он тоже узнал меня, осклабился и просвистел: «Встаньте, дети, встаньте в круг…», показывая, что нисколечко не боится.

Место моё удачным не назовёшь. Не догадавшись подсуетиться, я оказался ближе всех к подозрительному флагштоку. Доски возле него потемнели и вспучились. А верхние ступеньки правой лестницы, по которой никто не рискнул подняться, покрылись зеленовато светящейся плесенью. Подняв голову, я воззрился на флаг. При полном отсутствии ветра, он не обвис безвольно, а продолжал плескаться, будто там, у потолка, кто-то обдувал его потоком от далеко не слабого вентилятора. В отличие от картины рисунок флага не угадывался даже отсюда. Крест ещё смутно проступал, а вот ангел будто бы испарился, оставив нас на откуп тёмным силам.

Тело мелко тряслось от волнения. Захотелось сесть. Выругавшись, я переступил с ноги на ногу, надеясь прогнать предательскую дрожь. Шестиотрядник оттопырил губень и презрительно выдул воздух, затем подмигнул, и я отвернулся, словно не заметил.

— Все отряды уложились, — кивнула Электричка, довольная такой расторопностью. — А теперь представьте, что вы в лесу.

Картина семи лент погасла, словно кончилось кино. А сцена озарилась зелёным. Мне показалось, что воздух пропитался отблесками морских волн, что каждая пылинка превратилсь из серой в травянистую. Ноздри защекотал удивительно знакомый запах.

— О! — ухмыльнулся Серёга из второго отряда, тот, который мог выжать двухпудовую гирю не меньше тридцатника, — так ведь не листьями, баксами потянуло.