И сейчас, когда он был выключен, патрульный шлюп представлялся Пилоту неким гибридом инвалидной коляски и клин-бабы. Попытки оживить любую, самую периферийную схемочку напоминали попытки безногого оседлать лошадь.

Копошащиеся в чреве шлюпа флибустьеры вызывали в "ящике" Пилота судорожную ненависть. Он даже чувствовал, как садится напряжение на блоке питания и жалобно фонят микросхемы, напоминая резь в животе и спазмы ярости в теле живого человека. Ну и что дальше? Без Папаши Кью его "черный ящик" - приставка для электронных игр, не более. Но Пилот упрямо вглядывался в схемы корабля. Управлять ими он практически не мог, однако кое-какие второстепенные команды проходили. Неожиданно ему удалось сбросить воду в отхожем месте. Система фекальных вод вполне нормально реагировала на попытки управлять ею.

Соня пояснила, что санитарные службы запрещают строго централизованные программы жизнеобеспечения, в самый критический момент любой из космонавтов имеет доступ к подаче воды и регенерации воздуха. Экспериментировать с воздухом Пилот не решился, боясь насторожить флибустьеров.

Ладно, пусть это все элементарно, однако ничуть не утешительно - что дальше? Оставаться на шлюпе в качестве туалетного работника и - по совместительству - летописца?

- Не психуй, - миролюбиво сказала Соня, - когда-нибудь им все равно придется включить Папашку, а уж с ним ты сразу найдешь общий язык, разве не так? А, Пилот?

Она редко называла его по имени, разве что за обеденным столом, где собирались все члены экипажа, а так, наедине, лаская, только Пилот.

- Они не дураки и никогда не включат бортовой компьютер, никогда. Мы дрейфуем в сторону Нептуна. Там дикие, нехоженные места. Шлюп отбуксируют, а Папашу разрежут автогеном.

- Что такое автоген?

- Штука, вроде лазера. Нет, они не дураки, Соня.

- И ты не будь дураком! - жестко прозвучал ответ. - Сделай так, чтобы они ничего не заподозрили и включили Папашку - это твои проблемы.

Ладно, обиженно думал он, если действовать с умом... Эх, да бред же, бред! Чтобы изменить программу всего шлюпа или заменить "борт" нужна куча специалистов, особые доки, лаборатории космопорта, приличные мастерские на худой конец, нет этим оборванцам не управиться. Что у них? - Да ни черта! Ловкачи и технари приличные, не спорю, приспособились существовать на захваченных судах. Но Папашу Кью они уничтожат, не стоит питать иллюзий. Рано или поздно они должны дать мне шанс, должны. Они не могут не ошибиться, обязательно сглупят - и я должен использовать малейшую оплошность и выполнить свой долг. Никогда в их руки не попадал такой совершенный корабль, они довольствовались скорлупками яхт, буксирами, пару раз одолевали каботажные сухогрузы. И только такие беспечные идиоты, как мы (простите меня Фрэнк, Павел, Осик и Фил тоже), только такие никчемные офицеришки могли проворонить боевой корабль. Если я не верну шлюп на Землю - наши имена вовек покрыты бесчестьем. И пусть эта девушка, которую я неосмотрительно успел полюбить...

- Не нужно, - мягко прервала его Соня, - пожалуйста, не нужно себя распалять. Давай так, я буду следить за ними, а ты постарайся что-нибудь придумать. Покопайся в схемах, может и сыщется заветная дверца за старым холстом? Крохотную бы лазеечку к Папашке - и мы спасены.

Точнее не скажешь, девочка, спасены. Но долг есть долг, он же присягал драться и "спасенным".

Пилот бился головой в блокировки, натыкался на высоковольтные запоры, проваливался в разрывы цепей и корчился в конденсаторных накопителях. Порою терял сознание, рассудок плавился в пульсирующем пламени резонансных всплесков, колебания напряжения обрушивались, словно цунами. Взбесившиеся орды электронов и Бог весть еще каких частиц рвали на части мозг, опутывали его огненной паутиной. Жгучие шнуры емкостных токов до красноты (так ему казалось) разогревали чипы. Но более всего донимали биения магнитных полей. Как только выдерживал пластиковый череп эту колоссальную, тупую боль? В иные мгновения казалось вот-вот раздастся треск и вывалится наружу лишь паленая начинка. Он догадывался, что и Соне достается, хотя она и приловчилась прятаться куда-то во время его вылазок - ни единого словечка жалобы он не услышал, ни единого словечка - ни стона, ни брани, ни мольбы. Она терпела его неуклюжесть, она знала цену этой боли.

Потом пообвыкся. Ярко-алые схемы на темно-синем фоне плавно обращались в сознании, как антенны на орбите и он исследовал их осторожными импульсами, пытаясь подобрать единственный ключ к страшной, дремлющей силе. Словно верные охотничьи собаки, они неохотно откликались на чужой голос, скалили зубы, рычали и ни черта не хотели делать без Папаши Кью, только роняли с багровых языков лиловую плазму и злобно сверкали индикацией блокировок.

Но чтобы подчинить их обычной клавиатуре, нужно вставить в прорезь командирский ключ...

Первого из флибустьеров он прикончил совсем случайно. Повезло.

Вначале было слово, точнее словечко из лексикона Папаши Кью. Пилот не поверил своим ушам, благо их не было.

- Соня, что случилось, малыш?

Жуткий фон канала обратной связи, прерывистый тонирующий сигнал - это означало всхлипывание или приступ истерики.

- Ты погляди на эту сволочь, нет, ты только погляди!..

Пилот последовал за ее импульсом и вышел на одну из камер сквозного компьютерного контроля, вмонтированную в обшивку каюты. Добился нужной резкости, варьируя потенциалы на светочувствительной пластине. Это оказалась его собственная каюта.

Подумать только, сколько дней и ночей глядел сам на себя из этого дерьмового ящика и даже не догадывался, проклятье! Что они еще придумают для бедолаг, для тех, кто займет наши места.

- Зато я догадывалась, - всхлипнула Соня, - я всегда чувствовала, что киберы подглядывают за нами, особенно когда... Небось и хихикали, мерзкие дебилы?

Толстый и рыжий, как одуванчик, детина полулежал в гамаке Пилота и жрал миндальный шоколад из золотистой коробки, припрятанной к Рождеству, специально, чтобы сделать подарок Соне. Заботливые мамины руки тайком сунули коробку в кофр Пилота перед отлетом на космодром. Толстенные, горьковатые плитки, сдобренные миндальным орешком, вкуснятина! Ох и разозлился Пилот, обнаружив эту помпезную коробку - ну, зачем эти телячьи нежности? - Ох и обрадовался, когда несколько дней назад, тяжело вздохнув, Соня сказала, что обожает шоколад с орехами и призналась: грешна и сама не знает как вышло - слопала все конфеты из корабельных припасов и теперь новогодняя елка будет без сладостей.

- Не догадалась твоя старушка подсыпать мышьяку в коробку! выкрикнула сквозь слезы Соня.

Пилот насупился.

- Моей маме нет и пятидесяти, у меня сестренка - семь лет.

- Прости! Это Бог покарал, лишив тела, чтобы ценили его дар и не суесловили.

Детина довольно хрюкал, отправляя в рот пахучие куски и облизывая пальцы. Еще он изредка прикладывался к бутылке красного вина "Лидия", которая через несколько дней должна была украсить праздничный стол. Он небрежно перебирал фотографии, выуженные из письменного стола, разглядывал смеющиеся лица и отшвыривал карточки к мусоросборнику, где равнодушная струя плавно засовывала в чрево пыль, крошки, микрокапли влаги, случайную мелочовку.

Пилот застонал от бессильной злобы. Словно у человека, сбитого с ног наглым громилой, забегали судорожно руки, ощупывая землю в поисках камня или палки - и нечто такое подвернулось. Резко щелкнула кнопка вытяжного вентилятора в сауне. Детина вздрогнул, сквозь рыхлую кожу проступили бусинки пота. Он отложил коробку и потихоньку, опасливо озираясь, двинулся к сауне - нелепая летающая туша в грязном комбинезоне. Неожиданно что-то стороннее привлекло его внимание. Вытащив из нагрудного кармана складной нож, он выковырял из паза книжной полки блестящий комочек. Золотистая пулька долго не поддавалась толстым, липким пальцам, но все же распустилась в ажурную цепочку. В тусклом свете люминофорных ламп она матово переливалась красными блестками.