- Сын изверга, - сказал он. - Волчье отродье. Волчище младший.

- Я раза два ошибалась, - сказала Дороти мягко, потянувшись к его руке приласкать.

Но он снова уклонился.

- А я все-таки надеюсь, что девочка.

- Девочки - это здорово, - согласилась Дороти.

Кара должна была родить пятого мая. Когда роды не наступили двенадцатого, она отправилась в Мелроуз к Дороти. Та пощупала ее живот, помассировала промежность маслом жожоба и велела удвоить дозу мерзкой настойки воронца и стеблелиста, которую Кара принимала всю последнюю неделю.

- Сколько я могу еще так ходить? - спросила Кара.

- С этим проблем не будет, - ответила Дороти.

- А если все-таки будут, то сколько?

- Больше двух недель уже не стоит. Но беспокоиться не надо. Шейка сглажена на семьдесят пять процентов. Все прекрасно, ткани не напряжены. И двух недель не проходишь.

Пятнадцатого мая, а потом еще раз, семнадцатого, Кара вместе с подругой ездила в Лорел-каньон, чтобы пообедать в ресторане, где подавали фирменный салат, который, как говорили, содержал какую-то загадочную травку, вызывающую роды. Восемнадцатого Дороти встретила Кару в приемной ее врача-акушера в Западном Голливуде. Провели тест для определения целостности плодного пузыря. Во время осмотра доктор говорил с ними сквозь зубы, а по отношению к Дороти, как заметила Кара, вел себя презрительно-холодно. По-видимому, они уже имели разговор до ее появления или, может быть, наоборот, ждали ее ухода, чтобы высказаться. Прежде чем уйти на осмотр следующего пациента, доктор посоветовал Каре записаться на стимуляцию родов на следующий же день.

- Нам совсем не нужно, чтобы ребенок рос еще больше, - сказал он и вышел.

- Даю тебе два дня, - произнесла Дороти сухо и как будто безразлично, правда с видом довольно расстроенным, - но могу на этом погореть.

Кара кивнула. Натянула черные брюки с широким поясом от "Си-пи шейдс" и такую же черную блузку, которые носила две последние недели, хотя две пуговицы висели на ниточке. Засунула ноги в поношенные сандалии на веревочной подошве. Стянула повязку с головы, встряхнула волосами и снова надела повязку. Вздохнув, кивнула головой. Потом посмотрела на часы. И вдруг расплакалась.

- Я не хочу, чтобы меня стимулировали, - сказала она. - Если меня будут стимулировать, то понадобится обезболивание.

- Не обязательно.

- А потом вообще придется делать кесарево.

- Ну с чего ты взяла.

- Все это началось не по моей воле, Дороти, но я не хочу, чтобы так же и кончилось.

- Все на свете так начинается, дорогуша, - отозвалась Дороти, - да и кончается так же.

- Но только не это.

Дороти обняла Кару. Так они и сидели бок о бок на столе для обследования больных. Дороти знала, что на пациентов успокаивающе действуют ее полнота и крепкие нервы, а потому не прибегала к словесным утешениям. Несколько минут она ничего не говорила.

- Иди домой, - наконец распорядилась она, - позвони мужу и скажи, что тебе нужен его простагландин.

- Ричи? Но он... он не станет. Он не согласится.

- Скажи ему, что у него появилась редкая возможность, - сказала Дороти. Прошло, наверно, много времени с тех пор, как вы последний раз...

- Десять месяцев, - сказала Кара, - по меньшей мере. То есть я хотела сказать, если у него не было кого-нибудь еще.

- Звони. Он приедет.

Когда Кара была на тридцать пятой неделе, Ричард уехал из дома. С самого начала их несчастий между ними не произошло никакого окончательного разрыва, никаких громких объяснений, и Ричард не предпринимал никаких решительных действий. Он просто все меньше и меньше бывал дома, вставал еще до рассвета, делал утреннюю пробежку вокруг водоема, где была написана первая строка в эпитафии их семейной жизни, и возвращался поздно, когда Кара уже давно спала. Когда она была на тридцать четвертой неделе, ему предложили снять рекламный ролик в Сиэтле. Работа на восемь дней. Из Сиэтла Ричард домой не вернулся. В день ожидаемых родов он позвонил и сказал, что приехал в Лос-Анджелес и живет у своего старшего брата Мэтью в Камарильо. Еще детьми они с братом плохо ладили между собой, а став взрослыми, как-то, разругавшись, не разговаривали друг с другом семь с половиной лет. То, что Ричи обратился теперь к брату за помощью, вызвало у Кары запоздалую жалость к мужу. Ричи спал в полуперестроенном гараже за домом Мэтью, вместе со своим племянником Джереми, весьма недружелюбным подростком.

- Он является домой поздно, тетя Кара, - сообщил ей Джереми, когда она позвонила Ричи прямо из кабинета доктора. - В час или два.

- Могу я позвонить в это время?

- Валяй. А ты там как, уже родила своего ребенка?

- Пытаюсь, - ответила Кара, - пожалуйста, попроси его мне перезвонить.

- Нет проблем.

- В любое время, даже ночью.

Обедать она пошла в "Лас-Карнитас", куда забрели уличные мексиканские музыканты "мариачи"; они пропели ей серенаду - женщине, окутанной таинственной пеленой одиночества и бремени. Она долго смотрела в тарелку, потом съела десятую часть лежавшей там пищи. Поехала домой, несколько часов вырезала статьи из журнала "Америкэн Бэби" и по телефонному справочнику заказала детских товаров на сумму в пятьсот двенадцать долларов. В десять завела будильник на час тридцать и уснула. Она забылась неглубоким беспокойным сном, но в час ночи проснулась от кошмара - темное косматое существо, двуногое и сутулое, в котором даже во сне она узнала Деррика Джеймса Купера или его двойника, карабкалось на шваркнутую о землю крутобокую мексиканскую гитару. Кара вскочила, чувствуя во рту привкус чеснока и с бьющимся сердцем прислушиваясь к замолкающему эху какой-то огромной струны, дребезжащей у нее внутри.

Зазвонил телефон.

- Что случилось, Кара? - в сотый раз спросил Ричард. У него был мягкий, немного усталый голос. - У тебя все в порядке?

- Ричи, - сказала она, хотя собиралась сказать совсем другое, - мне тебя так не хватает.

- Мне тоже тебя не хватает.

- Нет, я... Ричи, я не хочу оставаться сейчас без тебя.

- Уже началось? У тебя схватки?

- Не знаю. Может быть. Я что-то почувствовала. Ричи, ты не мог бы приехать?

- Буду через час, - сказал он. - Держись.