- Не рычи на Леси, - велела мне Старейшая. - Ты же знаешь, она обожает наряжаться: такова артистическая натура. Скалет отправится на Краос и завершит твою работу - включая доклад о том, какое влияние на их культуру оказали твои действия.

Я поморщилась.

- Должна сказать, Эсен, что за отведенное тебе время ты неплохо справилась со своим первым заданием. Я тобой горжусь.

Эрш мной гордится? Если бы она превратилась прямо у меня на глазах в солнечный луч, я бы меньше удивилась. Ее слова прозвучали как-то подозрительно. Я схватила из вазы яблоко, тяжело плюхнулась на стул и принялась наблюдать за тем, как они вертятся перед зеркалом.

- А где остальные? - спросила я наконец, продолжая чувствовать вкус их воспоминаний и понимая, что в них чего-то не хватает.

Скалет мрачно ухмыльнулась и подмигнула мне.

- Серединка, кому, как не тебе, хорошо известно, что Микс не станет принимать вид гуманоида, если этого можно избежать.

Мое прозвище - уже довольно старая шутка, поэтому зачем на него реагировать? Тем более что за последние сто лет я ни разу не застревала между циклами.

- Ну и где же она и Ански?

- Поспешили, собрались и покинули нас, - с несчастным видом сообщила Леси.

Странная фраза даже для того, кто еще не слишком уверенно говорит на краосианском языке.

Смутившись, она быстро повернулась к зеркалу и начала слишком внимательно разглядывать свой наряд. Я не стала больше задавать вопросов, не столько чтобы не расстраивать Леси, сколько потому, что прекрасно понимала причину их быстрого исчезновения. Воспоминания, которыми я с ними поделилась, были весьма необычны.

Я откинулась на спинку стула, понимая, что Эрш заговорит, когда будет готова и наступит подходящий для этого момент. По крайней мере, ее кухня значительно уютнее тюремного подземелья на Краосе.

ГЛАВА 6

НОЧЬ В ПОДЗЕМЕЛЬЕ

Поздно вечером того же дня нас троих - специалиста по лингвистике, Этрема и меня - везли на грузовике в Саддмусал. Джесрит неистовствовал и норовил выйти из берегов, не в силах сдержать несущуюся с гор воду, что освободила недавняя буря. Река никогда не отличалась мирным нравом, ее пенный поток отчаянно сражался с теми, кто пытался его укротить, на две трети периметра окружив город каналом.

Я расхаживала по клетке, глядя на мутную воду внизу, утешая себя только тем, что из-за своих размеров оказалась в гораздо более выгодном положении, чем человек, который сидел в точно такой же клетке, но не мог выпрямиться во весь рост. У него отняли одежду, дав взамен какое-то тряпье, больше подходящее слуге представителя деревенской касты. Жалкое зрелище! Однако он никак не реагировал на происходящее: или находился в шоке, или просто решил сохранять спокойствие.

А Этрем... он больше никому и никогда не доставит неприятностей. Я старалась не смотреть в его пустые, невидящие глаза. Он наконец нашел способ бежать от своих страхов.

Я не имела ни малейших сомнений относительно того, куда нас везут, прекрасно понимая, почему это делается в темноте и с такой поспешностью. Протарку пришлось раскрыть свои карты. Возможно, он придумал безупречный план, как расправиться с незваными гостями, но теперь им невозможно воспользоваться после публичного убийства. Сегодня вечером состоится совет, на который соберутся перепуганные главы каст, чтобы решить, что делать дальше: либо попытаться умилостивить оставшихся чужаков, либо всех уничтожить - а заодно и свидетеля.

Но сначала главнокомандующий решил спрятать нас подальше от посторонних глаз.

Я оказалась права, однако в данной ситуации собственная сообразительность вряд ли могла порадовать.

Мы ждали перед входом в тюрьму, когда нас пропустят внутрь. В воздухе пахло сыростью, и я пожалела своих спутников, которых не защищала теплая шерсть, как у меня.

Наконец разрешение было получено, грузовик в сопровождении пешей охраны въехал в выложенный плиткой двор, и ворота с глухим стуком захлопнулись.

Что-то заставило меня поднять глаза. Я встретила взгляд человека и увидела в нем боль и... узнавание. Погрузившись в размышления, я затем выставила вперед одну лапу и раскрыла тонкие пальцы, словно хотела потянуться. Он моргнул, потом еще раз. Его рука повторила мой жест, затем человек демонстративно отвернулся и принялся наблюдать за приближавшимися к нам четырьмя краосианами в форме.

Итак, человек специально тянет время, стараясь убедить своих тюремщиков в своей беспомощности. И еще: он уже видел ланивариан. Похоже, будет интересно.

- Поместите их внизу. - Голос явно принадлежал не рядовому тюремщику, а кому-нибудь из высших офицеров. - Его превосходительство хочет, чтобы они без помех подумали о своем будущем. - Я зевнула и покосилась на говорившего.

- Что, и серлета тоже, командир? - с недоверием в голосе поинтересовался адъютант.

Я помахала хвостом, приветствуя его слова.

- Не наше дело сомневаться в приказах его превосходительства, - устало ответил офицер и поплотнее закутался в плащ. - Посадите дворняжку со слугой. Скорее всего, она ему и принадлежит.

Я изо всех сил старалась скрыть свою радость; оказаться в одной камере с Этремом - нет, такого мы оба не пережили бы.

Длинная узкая камера без окон. В нос ударили запахи, но мне совсем не хотелось разбираться в их природе. Чтобы занять свою голову чем-нибудь полезным и не задумываться о том, что принесет нам завтрашний день, я стала пересчитывать количество кирпичей в каждой стене, а также постаралась запомнить их расположение.

- Они пока оставили нас.

Мой товарищ по несчастью обратился ко мне на чистейшем среднеланиварианском наречии, использовав все необходимые интонации, принятые при знакомстве и означающие уважение. Я оскалилась: какой же он все-таки дурак! Несмотря на предупреждение, он спокойным тоном продолжал:

- Исследователь Поль Рэджем, группа первого контакта, семь-альфа-шесть. Я обращаюсь к вам, как к разумному существу и представителю Федерации, с официальной просьбой о помощи... Ой!

Он с удивлением уставился на руку, на которой остались следы моих зубов, затем прижал ее к груди, но ничего не сказал. Удовлетворенно фыркнув, я свернулась в клубочек, выбрав участок пола, где было не так сыро, и заставила себя не смотреть на объектив, встроенный в светильник у нас над головами. Пусть человек сам все обнаружит.