"Ну, Вилли, язык - как вентилятор!" - подумал Франц: он-то сам не упоминал, что унаследовал Дом фермера. Игоря Максимильяновича странно взволновала невозмутимость дамы.
- Вы зря отказываетесь. Вам же придётся теперь искать новую летнюю резиденцию...
Диана Яковлевна обвела его мимо кучи валежника и закрыла тему:
- Это пусть вас не волнует.
- А где будет отдыхать ваш маленький приятель?.. А затея с музеем?.. почему-то настаивал Франц. - Канет в Лету?..
- Сдаётся мне, в области только рады будут, что вопрос сам собой разрешился...
Диана Яковлевна остановилась, развела маленькими руками, будто целый мир охватила.
Франц, позабыв о лодыжке, неудачно ступил, отдёрнул от земли будто током пробитую ногу. Застыв в позе цапли, оперся на хрупкое плечо с удвоенной силой.
Чтобы развеять неловкость, через закушенную губу пошутил:
- Битый небитого везёт. Дом свалился на вас, а теперь вам же приходится... Тут - если моим нормальным шагом - минут двадцать, а мы почти час бредём!..
Диана Яковлевна даже не прогнулась под нажимом жилистой руки.
- Ничего страшного! Лучше взгляните, в городе мало где такое увидишь...
Он поразился: свалившиеся на неё вместе с избёнкой проблемы явно не мешали непостижимой фрау общаться с осенью. Но Франц невольно опять залюбовался.
Премьера бабьего лета, отрепетированная веками, покоряла без всяких усилий. Акварельные переливы от бледно-песочного - к свекольному, дрожащая тишина, лишь шепот шагов - шелестящее эхо умирающих листьев, оранжевая дымка на ветвях деревьев и тут - фанфары - радостные лучи сквозь облака!
И вдруг... ему стало неспокойно... Растревожил багряный полумрак в кронах... Ослепили яростные лучи сквозь рваные раны листвы... Набатом стукнуло в глаза и виски... Алые облака поплыли над кровоточащим лесом...
Оглушённый Франц перевёл обожжённые глаза на Диану Яковлевну, с трудом увидел её в центре пылающих кругов.
Диана (нарушила молчание). Какая тишина... И воздух дрожит! Даже страшновато...
Он постарался вернуться на грешную землю.
Франц. И всё же - куда вы теперь?..
Диана. Вот доведу вас, там посмотрим. Вон бревно. Хотите передохнуть?..
Сели.
Франц. Да ведь там, в завале, наверно, все ваши деньги остались?.. (Диана Яковлевна побренчала мелочью в кармане. Он покровительственно спросил) На дорогу-то хватит?..
Они продолжили шествие и очень скоро вышли к подножию холма, где возвышался небольшой Дом Фермера с огромной усадьбой.
Франц (по-мальчишески расхвастался). Мой гонорар!.. Надо ли говорить, как я был тогда поражён! Вам кто-нибудь из малознакомых людей хоть разочек отдавал свой дом?.. Хотя, ваш отец, вы говорили...
Диана (оценила гонорар). Хорош!
Франц (со скромной гордостью). За четыре месяца я благоустроил его максимально. У меня уж точно ничего из углов не выпадает.
Скорее всего, он всё же надеялся уговорить её погостить.
*** Незначительные мелочи
Франц ещё раз окинул взглядом свои теперешние владения, обратил внимание, что у пугала, как обычно, покосилась эмалированная голова.
Франц. У вас у самой - частный дом?
Диана. Квартира. Не в этих краях.
Франц. А чем вы вообще занимаетесь?
Диана. Живу!
Видно, Игорь Максимильянович перегнул со своим любопытством: голос Дианы Яковлевны - из топлёного молока превратился в черный кофе без сахара.
Франц опять неудачно ступил, но "Ой!" - не воскликнул. Мужественно сдержался. Достойный манёвр!
Это, естественно, не прошло незамеченным.
Диана. Сильно болит?.. Ничего, осталась пара шагов. Сейчас бы лёд приложить.
Франц (промычал). Не беспокойтесь.
Он не просто переводил дух перед последним марш-броском через двор: замедляя шаги, он безотчётно отдалял момент, когда с хрупким надёжным плечом придётся расстаться.
И вот Франц уже в кресле с уложенной на табурет больной ногой, и вот уже забрал из зубов Фомки поклажу, протёр обслюнявленную пластмассовую ручку, вытянул три хитроумных картонных язычка-запора.
Итак, Игорь Максимильянович открыл крышку.
В коробке лежали два неестественно больших цветка. Рядом - придушенный шнуром серебряного плетения тугой кисет в капельках тусклого бисера. Узел, что стянул горловину мешочка, никак не распутывался, крепко хранил секрет содержимого. На длинном конце шнура болтался непонятный предмет: литой чугунный женский профиль в капоре. Вещь явно не современная, как и кисет. Франц долго ломал голову, что бы это могло быть. Задумавшись, вздрогнул от тактично-холодного прикосновения - Диана Яковлевна приложила к лодыжке ледяную грелку.
Диана. Я поначалу не сразу вспомнила: это крышка от настольной чернильницы...
Франц. Сегодняшние мелочи, они так в завале и остались?
Хозяйка рухнувшего флигеля сунула руку в карман куртки, пошарила, вытащила зажатые в кулак - деревянную прищепку, грецкий орех, перо от чернильной авторучки и ладанку на серебряном шнурке...
Диана. Я как раз хотела положить их в коробку, когда дом начал падать.
Франц. Счастье, что успели!..
Диана. Ну, вы ведь всё равно уже их видели.
Франц. Да нет, я не об этом мусоре, я - о вас...
Диана. Любой мусор имеет свою цену. Вы просто не дали себе труд рассмотреть внимательнее.
Франц (с досадой). Где, вы говорите, взяли коробку?
Диана. Нашла у себя на чердаке. Ещё летом. Потом она куда-то делась.
Франц (начал демонстративно сравнивать кисет и его уменьшенную копию ладанку). Можно развязать?
Диана. Конечно. Зачем же мы их спасали?!
Франц так и этак пытался распутать узлы - не получалось. Картонный чемодан упал с колен, содержимое вывалилось на дощатый пол. Игорь Максимильянович ошибся: то, что он при беглом взгляде принял за давным-давно высохшие цветы, были тряпки. Но тёмные, заскорузлые, ломкие...
Эта, шелковая, похожая на хризантему, скорее всего, жабо от рубашки. Другая - гвоздика - когда-то белый кружевной воротник. Всего две, а страшненькие, в бурых пятнах... От них за версту несло давней бедой. Крыжовенные глаза Франца потемнели до изумрудного: вот что было ему интересно по-настоящему. Это не какие-то бесполезные мелочи!..
Франц. Чьё это?
Диана. Думаю, принадлежало покойному Ивану Павловичу.
Франц. Вы же сказали, что коробка пропала. Как же она оказалась...
Диана. Вчера я обнаружила её вместе с Егором Сергеевичем в Большом Доме.
Франц. Зачем это... он что, прятался там?..
Диана (удивилась и рассмеялась). Нет же, от кого ему прятаться!.. Мы пили чай, когда вдруг в Большом Доме наверху загорелся свет. А Тарас Григорьевич, я знаю, отсутствовал в связи с протезированием глаза. Вот и подумала, что объявился нынешний хозяин. Решила познакомиться: всё-таки соседи. А егеря попросила меня сопровождать. И что удивительно, в Большом Доме никого не было, но зато мы нашли коробку.
Франц (почти спел). Так-та-ак...
Своей демонстративной заинтересованностью Игорь Максимильянович пытался скрыть, что неловким движением разорвал шнур и литая женская головка упала в коробку, свободная от кисета. Он незаметно запихнул её под тряпки, а обрывок шнура спрятал в карман.
Вскоре прискакал взволнованный Бурханкин. Диана Яковлевна ушла. Егерь проводил её до автобусной станции. Тайны остались неразгаданными.
К моменту возвращения Бурханкина Франц уже знал, как будет действовать: никак. Единственное, что он сделал - порекомендовал Егору Сергеевичу отнести коробку обратно на чердак Большого Дома. Решение вызрело вместе с усилившейся болью в ноге и внезапной злостью на отъезд таинственной фрау.
Бурханкин робко поинтересовался:
- Фима, а ты разве не хочешь что-нибудь узнать?..
Вот тут Игорь Максимильянович сорвался, устроил ему нагоняй - почти в тех же, что утром, только в ещё более крепких выражениях.
Общий смысл таков:
- Мало я тебе летом разузнал? Недостаточно приключений?! Я не состою в комиссии по реабилитации, не занимаюсь поисками наследников. И уж тем более - я вам не искусствовед, не историк, и не музейный работник!