Однако на этот раз Зоня не уступала.

– Мужик ты, Антоний, расторопный. Только своей выгоды не видишь. Хо-хо. какое богатство мог бы собрать, если бы захотел. Столько народу к тебе приходит. Помогать больным, конечно, христианское дело. Если бедный, то и даром можно, но у меня внутри все перевернулось, когда ты у такого богача, как Дулейко из Бервятув, взял только короткий кожушок. Он бы тебе и корову отдал, если бы ты захотел. Большие деньги мог бы собрать.

– Мне не нужны деньги, – пожал он плечами. – Я и так не голодаю, а собирать мне не для кого.

– А ты сам виноват.

– В чем?

– Что у тебя никого нет. Тебе нужна своя баба и дети.

– Старый я уже, – ответил уклончиво Антоний.

Зоня громко рассмеялась.

– Ты такой старый, что не одна пошла бы за тебя.

– Обойдется.

– Я и сама бы пошла. Правду говорю. Пошла бы.

Антоний резко отвернулся от нее и проворчал:

– Оставь эти глупости.

– А почему глупости?.. Не бойся. Месяца не проходит, чтобы кто-нибудь не сватался ко мне. Я еще не самая плохая, хоть и вдова. На прошлой неделе сам видел, как из Вицкунов приезжали старый Баран и садовник Сивек. Сватали меня за младшего Мищонка. А я нет, хотя он моложе меня и целую влуку земли в наследство получит. А я нет. Не такого я хочу мужа. А за тебя пойду, только слово скажи. И, если хочешь знать, сам Прокоп рад бы…

– Зачем мне жениться, Зоня…

– Не нравлюсь я тебе?

– Не в этом дело. Никто мне не нравится, потому что не приспособлен я для семейной жизни.

– А для чего?

– А просто так.

– Баба тебе нужна. Скажешь нет?

– Да нет.

– Ну так чтоб тебя холера взяла! – неожиданно взорвалась Зоня. – Чтобы на горе стоял и солнца не видел! Чтоб тебя трасца взяла! Чтобы в воде сидел и напиться не мог! Ишь ты его! Какой бесчувственный?.. Такой упрямый!.. Хорошо, хорошо! Я тебе это припомню! Тьфу!

И, красная от гнева, она выскакивала из пристройки, хлопнув дверью. Но на следующий день от ее ярости не оставалось и следа. Она снова заботливо подливала ему супа, наливала более крепкий, чем другим, чай и скалила ровные белые зубы.

Кроме Зони, никто из семьи мельника в пристройку к Антонию не заглядывал, исключая, конечно, малую Наталку. Наталка день и ночь сидела бы у него, если бы только можно было. Она очень привязалась к Антонию.

Однажды она сказала ему:

– Тетка Зоня все больше наряжается. Вчера на ярмарке красную блузку купила и мыло пахучее, а еще туфли на таких высоких каблуках…

– Вот и хорошо.

– А я знаю, зачем она наряжается.

– Потому что она женщина, а женщины любят делать это.

– Нет, – покачала головой Наталка. – Это потому, что она хочет пожениться с тобой.

– Не говори лишь бы что, – одернул он ее.

– Это не я, а Виталис говорил. И бабушка тоже.

– Глупости говорили.

Девочка захлопала в ладоши:

– Правда?.. Правда?..

– Ну, конечно, глупости, а ты чего радуешься?

– Потому что я знаю, почему ты не хочешь тетки Зони. Ты оженишься со мной, когда я подрасту. Оженишься?

– Только подрастай.

С ней одной он любил разговаривать и только ей иногда улыбался, сердечно полюбив Наталку. И, когда случались с ней припадки падучей болезни, горько переживал и клялся, что сразу же по весне пойдет в лес на поиски тех трав, которые могли бы ее вылечить. Во всей округе, где на продажу или для себя люди собирали ромашку, валериану, мяту, липовый цвет, пижму, белянку, спорынью, березовые листья, головки дикого мака, дудник, полынь, подорожник, волчьи ягоды, чабрец, черную розу и другие травы, он не мог найти лишь одной, потому что названия ее не помнил. И, хотя он описывал, как эта травка с маленькими острыми листочками выглядит, никто не мог сказать ни ее названия, ни того, растет ли она в здешних лесах.

Однажды он даже в аптеку Радолишек поехал в надежде найти там нужную травку. Однако аптекарь, выведенный из себя долгими объяснениями и тем, что сам такой травы не знает, выпроводил Антония за дверь. Выпроваживал его с удовольствием еще и потому, что в округе уже хватало знахарей, из-за которых сокращался оборот аптеки. Уважение, которым пользовался знахарь близлежащей мельницы, как местному лекарю, доктору Павлицкому, так и местному аптекарю, было крайне неприятно. Слава о нем разошлась очень далеко и лишала их пациентов даже из самого городка.

Когда во время мартовского половодья люди стали больше болеть, а у доктора Павлицкого пациентов не прибыло, он, посоветовавшись с аптекарем, начал действовать. Прежде всего, он написал пространное донесение старосте и районному доктору, жалуясь на возрастающее засилье знахарей, и просил принять административные меры.

Служебные распоряжения, однако, шли своим ходом, ответ не приходил. Тем временем произошел случай, который привел доктора Павлицкого в бешенство. В один из дней за ним прислали бричку из Ключева. Хозяин Ключева, пан Киякович, мучился от почечной колики: у него были камни в почках, и он часто вызывал доктора. Бричка из Ключева появлялась, как правило, ранним утром. Это объяснялось просто. Вечером у пана Кияковича собирались соседи на бридж, и он не мог удержаться, чтобы не опрокинуть пару рюмок. Ночью наверняка начинался приступ, и кучер Игнатий с раннего утра на паре самых быстрых лошадей выезжал за паном доктором.

Но в этот раз он появился только пополудни. И доктор Павлицкий, усевшись в бричку, начал расспрашивать, что случилось. Добродушный Игнатий, не отдавая себе отчета в том, что он говорит и кому, а может, и умышленно желая досадить доктору, который всегда забывал дать пару грошей на пиво, все откровенно рассказал. Оказалось, что его послали, как всегда, ранним утром, но не за доктором, а за знахарем, Антонием Косибой, который у мельника в пригороде живет.

– Как это? – аж задохнулся доктор. – Вас послали за знахарем?

– Да, за знахарем.

– Видно, пану Кияковичу скорее хочется отправиться на тот свет.

– Скорее-то ему не скорее. А вот рассказывают, что если этот знахарь кого лечит, то болезнь как рукой снимает.

Доктор взорвался.

– Что за темнота! Что за темнота! Неужели же вы не понимаете, что это обычный болван, который не только о медицине, но даже и об анатомии не имеет никакого понятия, что обращаться к нему опасно для жизни?

– Я понимаю, – проворчал кучер.

– Я сейчас вам объясню. Допустим, что у вас лучший конь заболел. Так к кому вы пойдете? К ветеринару или к первому попавшемся дураку, который не отличит, где у коня хвост, а где голова?

Игнатий рассмеялся.

– Кто бы не отличил… А зачем я буду допускать, чтобы у меня конь заболел?.. Если человек заботится о коне, а конь хороший, то зачем мне допускать, чтоб он заболел? Тьфу, тьфу! Чтоб не сглазить.

Доктор Павлицкий махнул рукой, но спустя минуту заговорил снова:

– Ну, видите, хватило у вас ума, чтобы не ездить к тому знахарю, а поехать ко мне.

– А что мне оставалось делать? Если бы с пустой бричкой приехал, то хозяин дал бы мне по морде. Поэтому я и подумал: тот не хочет, то поеду к пану доктору.

– Кто не хочет?

– А тот… знахарь мельника.

– Как это не хочет?

– Потому что он не захотел. У меня, говорит, нет времени к вашим хозяевам ездить. Ты что, не видишь, говорит, сколько больных меня ждет? Так сказал, а я смотрю, правда, народу ничуть не меньше, чем на рынке в четверг. Так я ему говорю, мол, хозяин тебе больше заплатит, чем все они, вместе взятые, только, известно, если поможешь. А он отвечает: «Если твой хозяин больной, то пусть приедет, как все остальные. А деньги мне не нужны…» Что мне оставалось делать?.. Завернул лошадей и конец. Я сам знаю, что он денег не берет.

– Но продукты берет же, – отозвался Павлицкий.

– Нет, продукты тоже не берет! Разве что масло, яйца или колбасу. Он бесхитростный.

Доктор сжал челюсти. Заехав в имение, он даже не выговорил пану Кияковичу за случившееся, но на обратном пути приказал Игнатию свернуть к мельнице.