А был ли прок от этих бедствий хотя бы одному европейскому государству? Никакого. Тысячелетняя вражда несла несчастья им всем и не обогатила никого. Великие нации Европы не расширили своих пределов, ни одной не удалось подчинить соседей и завершить тем самым бесконечную распрю. Так, Франция, несмотря на все победы Эдуарда III {7} и Генриха V {8}, невзирая на все усилия Карла V {9} и Филиппа II {10}, все еще сохраняет старые границы. Испания, Германия, Великобритания, Польша, северные государства остались такими же, какими были когда-то. Так какие же плоды принесли гибель стольких тысяч людей и разрушение стольких городов? Да никаких! Конечно, европейские государи понесли немалые потери от врагов христианства, но, воюя друг с другом, они ничего не выиграли. Эти государи, ставившие честолюбие выше справедливости, по заслугам были названы врагами человечества. А духовенство, принося мораль в жертву суемудрию, нанесло урон всему обществу.

Как ни рассматривай европейскую историю, она неизменно видится клубком преступлений, безумств и несчастий, безрассудной политики и бессмысленных войн. Среди этого длинного списка человеческих слабостей можно, конечно, порой встретить великий характер или высокую добродетель, как попадается в лесной глуши расчищенное поле или уютная хижина. Но на одного такого правителя, как Альфред {11}, Альфонс {12}, Фридрих {13} или Александр III {14}, приходится тысяча государей, опозоривших человеческий род.

Письмо XLIII

[Апострофа в связи с предполагаемой смертью Вольтера.]

Лянь Чи Альтанчжи - Фум Хоуму,

первому президенту китайской Академии церемоний в Пекине.

До нас дошло известие, что скончался Вольтер {1} - европейский поэт и философ! Теперь он уже недосягаем для многочисленных своих врагов, которые при его жизни всячески поносили его творения и порочили егорепутацию. Едва ли сыщется в его последних сочинениях страница, которая не говорила бы о муках сердца, кровоточащего от незаслуженных обвинений. Блажен он, избегнув теперь хулы и покинув мир, который не был достоин ни его самого, ни его книг.

Пускай другие, друг мой, возлагают панегирики на катафалки сильных мира сего, я же скорблю, когда человечество несет вот такие утраты. Когда умирает философ, я считаю, что потерял заступника, наставника и друга, мир же, по моему убеждению, теряет утешителя среди бедствий, чинимых честолюбием и войной. Каждый день природа в изобилии производит тех, кто может исправно нести государственные обязанности, но она скупится на рождение высоких умов, и за сто лет она не всегда дарит миру хотя бы единственного гения, дабы просветить и возвысить выродившийся век. С непомерной щедростью природа творит королей, правителей, мандаринов, ханов и придворных, но, произведя однажды на свет мозг

Конфуция, она отдыхает три тысячи лет. И хорошо делает, затем что дурной мир оказал мудрецу дурной прием.

Чем объяснить, друг мой, недоброжелательность, которая преследует по пятам великого человека до гробовой доски? Откуда эта дьявольская страсть отравлять жизнь тем, кто хочет сделать нас мудрее и счастливее?

Когда я вспоминаю о судьбе философов, в разное время радевших о просвещении человечества, то, говоря по правде, преисполняюсь самого Нелестного мнения о человечестве. Когда я читаю о бичевании Мен-цзы {2}, пытках Цинь {3}, чаше Сократа {4} и ванне Сенеки {5}, когда слышу о гонениях на Данте {6}, заточении Галилея {7}, об унижениях Монтеня {8}, об изгнании Картезия {9} и клеветах на Бэкона {10}, о том, что даже Локк {11} и тот не избежал хулы, когда я размышляю обо всем этом, то, право, теряюсь в догадках, чего в людях больше - невежества или подлости.

Если ты захочешь узнать о Вольтере по отзывам газетных писак и безграмотных сочинителей, то увидишь, что все они изображают его каким-то чудищем с мудрой головой и порочным сердцем, так что сила его ума и низменные устремления составляют отвратительный контраст. Но полюбопытствуй, что пишут о нем писатели, вроде него самого, и он явится тебе совершенно другим человеком. Из их описаний ты увидишь, что ему были свойственны доброта, сострадательность, величие духа и еще многие добродетели. Люди, которые, очевидно, знали его лучше других, говорят об этом в один голос. Державный Пруссак {Философ из Сан-Суси {12}.}, Д'Аржанс {Автор "Китайских писем" {13}.}, Дидро {Глава энциклопедистов.}, Даламбер {14} и Фонтенель, словно соревнуясь, рисуют его другом людей и покровителем молодых талантов.

Стойкая верность тому, что он почитал справедливым, и благородное презрение к лести - вот основа характера этого великого человека. Эти качества породили его замечательные достоинства и немногие слабости. Он был человеком пылким в дружбе и беспощадным во вражде, и все пишущие словно проникаются тем же духом и отзываются о нем либо с восторгом, либо с ненавистью. Впрочем, можно ли оставаться равнодушным к характеру столь выдающегося человека? Тут каждый читатель неизбежно должен стать либо врагом, либо поклонником.

Свой славный путь Вольтер начал восемнадцатилетним юношей, но уже тогда он был автором трагедии {15}, заслуживающей всяческого одобрения. Получив небольшое наследство, он сохранял независимость в свой продажный век и поддерживал достоинство просвещения, своим примером показывая современным ему писателям, как следует презирать милости знатных. За сатиру на королевскую любовницу {16} его изгнали из родной страны. Он принял должность историографа французского короля, но тотчас отказался от нее, едва понял, что она дарована ему с целью превратить его в первого придворного льстеца.

Великий Пруссак, пригласивший его к себе, дабы он служил украшением королевства, был достаточно умен, чтобы ценить его дружбу и извлекать пользу из философских наставлений {17}. При дворе этого государя Вольтер прожил до тех пор, пока козни, дотоле не известные миру, не принудили его покинуть эту страну. Его собственное счастье, счастье монарха, сестры монарха {18} и части двора сделали его отъезд необходимым.

Устав, наконец, от придворной жизни и причуд августейших особ, он удалился в Швейцарию {19}, в этот край свободы, где его ждали покой и Муза. Там, хотя сам он не любил пышности, за его столом часто собирался цвет европейской образованности, который привлекало желание увидеть своими глазами человека, чьи сочинения доставили им столько удовольствия. Приемы эти отличались необычайным вкусом, а беседы были поистине достойны философов {20}. Страны, где были в чести свобода и науки, внушали Вольтеру особую симпатию, поэтому быть англичанином - значило в его глазах заслуживать всяческого восхищения и уважения {21}.