Что было дальше? Был тяжелый, штормовой переход домой. Пересадка на подошедший эсминец... Процедура дезактивации. А потом госпиталь на берегу. Отправка тяжелобольных в Институт биофизики. И нелепое падение одного из вертолетов с больными подводниками на борту. На глазах у всего госпиталя, всех провожающих. Порывом штормового шквала машину швырнуло на стадион. Правда, обошлось без жертв. Судьба уготовила подводникам иное испытание: больные погибли от радиоактивного облучения.
А ещё было многосуточное расследование действий командира и других должностных лиц. С протоколами, показаниями, объяснениями, вызовами по ночам...
Я уже приготовился надеть "полосатую пижаму" эдак лет на пятнадцать. Все к тому шло.
Однажды на завтрак появились апельсины, яйца, фруктовые соки. Потом прибыл кадровик из Москвы. Намекнул: мол, дырки для орденов колите...
Спас нас академик Александров. Когда он прибыл в Полярный, где стояла К-19, и с борта эсминца замерил радиоактивное поле, он поразился тому, что мы жили и действовали в нем несколько суток... Доложил Хрущеву, мол, так и так: экипаж совершил подвиг - спас стратегический ядерный подводный крейсер.
Тут-то для нас все изменилось как по волшебству..."
Но смерть, поселившаяся в отсеках К-19, искала новые жертвы. Искала и находила. Все имущество с атомарины, "грязное" в лучевом отношении, перегрузили на специальную баржу, которую потом поставили на прикол в одну из необитаемых бухт Кольского полуострова. Неподалеку работали военные строители. Солдатский паек в стройбате не самый сытный, а тут прознали, что старая баржа доверху нагружена всевозможными деликатесами: копченая колбаса, сыр, шоколад, консервы, галеты, вобла, печенье... Ну и устроили бойцы "праздник живота". Ведь никаких табличек, предупреждающих о радиоактивной опасности продуктов, да и самой баржи, вывешено не было. Соблюдали "режим секретности". Точь-в-точь как берегли эту пресловутую секретность в Киеве после чернобыльского взрыва, когда ничего не подозревающих горожан зазвали на первомайскую демонстрацию.
Кто знает, что стало с теми стройбатовцами, отведавшими радиоактивных яств с проклятой баржи?..
В далеком полярном гарнизоне одна из улиц носит имя Бориса Корчилова. Между прочим, командир представлял лейтенанта к званию Героя Советского Союза. Начальство в Москве распорядилось иначе: "Аварийный случай... Обойдется орденом".
Да ему-то что... Он давно уже обошелся... Не ради звезды, не ради ордена полез в радиационное пекло.
В дождливый летний день приехали мы с Николаем Владимировичем Затеевым на окраину Москвы - в Кузьминки, вошли в кладбищенские ворота. По дороге Затеев рассказывал: ,
- Наших переоблученных моряков Институт биофизики схоронил в свинцовых гробах, тайно, не сказав о месте захоронения даже родственникам. Обнаружил "совсекретное" захоронение один из членов нашего экипажа. Случайно. Привез хоронить мужа сестры и вдруг увидел вот эти могилки.
Затеев показал на грубо сваренные железные пирамидки. Знакомые имена тех, кто в реакторном и смежном с ним отсеках, жертвуя собой, не дрогнул и выполнил свой долг до конца: старшина 1-й статьи Юрий Ордочкин; старшина 2-й статьи Евгений Кашенков; матрос Семен Пеньков; матрос Николай Савкин; матрос Валерий Харитонов.
Молодые матросские лица на керамических овалах. А рядом - роскошный мраморный монумент их ровеснику - цыганскому парню, погибшему в пьяной драке. Цыгане умеют чтить память своих удальцов. Поучиться бы у них политработникам в генеральских погонах...
- А где Корчилов? Повстьев?..
- Бориса и Юру Повстьева перезахоронили в Питере - на Красненьком кладбище. Главстаршина Рыжиков лежит на Зеленоградском кладбище под Питером...
Из Кузьминок мы отправились на станцию Сходня, что находится близ Москвы, по дороге в Питер. Сколько раз проезжал на электричке мимо этого домика с палисадником и подумать не мог, что именно здесь собираются на свои поминальные "атомные вечери" подводники с К-19. Собираются каждый год в день аварии под хлебосольным кровом бывшего старшины 1-й статьи, а ныне доктора сельскохозяйственных наук, специалиста по лекарственным травам Виктора Стрельца... Много лет назад уволенный в запас старшина бросил клич сослуживцам: "Помогите, ребята, дом построить!" С тех пор и собираются по раз и навсегда отлаженному обычаю: сначала Кузьминки и поклон погибшим товарищам, потом Сходня... К возвращению с кладбища жена Стрельца натопит баньку, после баньки - стол с домашней снедью и своим же вином. А за столом тем, как в баньке, все равны - и бывшие матросы, и офицеры... Только Затеев для них навсегда - "товарищ командир": "Товарищ командир, передайте огурчики!.."
Я смотрю на этих людей, куда как пожилых, живалых и бывалых, и думаю: а ведь по великому чуду собираются они здесь вместе. Вот уж тридцать лет, как их могло не быть на этом свете - разметанных ядерным взрывом по молекулам. Чудо, которое спасло их, зовется подвигом души и сердца, когда человек кладет свою жизнь за други своя.
Специальной правительственной комиссией действия экипажа по ликвидации аварийной ситуации на корабле были признаны правильными. Несколько позже, в октябре 1961 года, на ответственном совещании, где решался вопрос о продолжении строительства атомного подводного флота, ещё раз были отмечены умелые действия моряков, было сказано, что жертвы, принесенные экипажем, не напрасны.
Урок пошел отчасти впрок. На всех действующих и проектируемых реакторах подобного типа были установлены штатные системы аварийной водяной проливки.
Многие матросы, старшины и офицеры за мужество и героизм были награждены орденами и медалями, экипаж отмечен ценными именными подарками министра обороны. При вручении орденов и медалей бывший в то время командиром Ленинградской военно-морской базы адмирал И. Байков "успокоил" ещё не отошедших от потрясения моряков: "Ну что вы там героями себя считаете? С трамваем у нас в Ленинграде тоже аварии случаются". Кстати сказать, некоторым подводникам вообще никакой награды не вышло.
Может, нынче стоит вернуться и к этому вопросу, о наградах. Понимаю, он не главный. Но воздать людям должное никогда не поздно. Они ведь первыми вошли в схватку с атомом и победили его.
Тогда, на заре ядерной энергетики, никто из них ещё не знал до конца, к каким последствиям для всего живого, для всей нашей матери-Земли может привести взрыв реактора. Об этом люди узнали после Чернобыля. А до него оставалось двадцать пять лет.
После аварии на атомоходе на всех реакторах, в том числе и на чернобыльских, были смонтированы необходимые устройства для охлаждения активной зоны в случае экстремальных ситуаций. Почему это устройство оказалось выключенным на реакторе ЧАЭС - загадка. Когда там случилась авария, один из смены бросился включать систему, но было уже поздно.
Так что уроки уроками, а люди людьми...
"Уважаемая редакция! Я тот самый Кулаков Иван, главный старшина, которого вы назвали в числе получивших дозу облучения. После аварии лечился в Военно-медицинской академии в Ленинграде. Был признан комиссией негодным к военной службе со снятием с воинского учета. Определили вторую группу инвалидности. Назначили пенсию в размере 28 рублей плюс 4 рубля за старшинское звание. Итого 32 рубля. На работу устроиться было невозможно и по состоянию здоровья, и по диагнозу. Слова "лучевая болезнь" нигде, правда, не писали, они были "секретными".
Некоторое время жил на иждивении брата. Потом написал письмо на флот, в политотдел своей части. Там посоветовались с медициной и решили: если я изъявлю желание, меня переосвидетельствуют и призовут на сверхсрочную службу. Я дал согласие.
Прослужил за полярным кругом до августа 1980 года, уволился в запас по выслуге. Теперь на пенсии, размер её сто пятьдесят рублей. Живу в Минске".
А в конце приписка для командира: "Дорогой Николай Владимирович! Огромное вам спасибо и низкий поклон за ваши умные и решительные действия в экстремальных условиях, спасшие жизнь не одному десятку вверенного вам личного состава".