— Выходит, так. Подробностей не знаю. Пробовал вызвать Репьева на откровенность, однако Гриня под разными предлогами уклонился от разговора:

— Не отомстил ли ему кто из родителей?

— Затрудняюсь ответить… — Кротов, поджав губы, задумался и вдруг предложил: — Давайте отдохнем, товарищ Голубев, а то мы до утра будем ломать головы и все равно ничего путного не придумаем.

Заснул Слава, как всегда, быстро, но спал на редкость беспокойно: ворочался с боку на бок, бормотал что-то невнятное, всхлипывал и по-настоящему окунулся в сон лишь под самое утро. Очнулся от громкого возгласа:

— Товарищ Голубев!..

Слава открыл глаза — в дверях комнаты стоял одетый по форме Кротов.

— Цыганская лошадь нашлась, — сказал участковый.

— Где?! — вскакивая с постели, спросил Слава.

— У железнодорожного разъезда Таежный, который на полпути от Серебровки к райцентру.

— Немедленно едем туда!

Голубев, торопясь, стал одеваться.

— Лошадь уже здесь, во дворе, — Кротов, словно оправдываясь, принялся объяснять: — В шесть утра мне по телефону сообщили с разъезда, что со вчерашнего дня там бродит пегая монголка, запряженная в телегу. Я немедленно — на мотоцикл и в Таежный. Как увидел лошадку, сразу признал — цыганская. Оставил у начальника разъезда свой мотоцикл и на подводе сюда…

Голубев вместе с Кротовым вышел во двор. Лошадь, с натугой вытягивая шею из хомута, жадно срывала зубами растущую во дворе густую траву. Заложив руки за спину, бригадир Гвоздарев хмуро разглядывал на телеге бурое пятно величиною с тарелку. У передка телеги желтела кучка свежей соломы и стояла завязанная в хозяйственную сетку трехлитровая стеклянная банка, наполненная чем-то золотистым. Поздоровавшись с бригадиром, Голубев спросил:

— Это и есть цыганская лошадь?

— Она самая, — ответил бригадир и показал на левое переднее колесо. — А вот это от пасечника Репьева к цыганам перекочевало…

Голубев подошел к телеге. Бурое пятно на ней оказалось засохшей кровью.

— Было соломой прикрыто, — сказал Кротов. — Банка тоже под соломой находилась. На месте обнаружения. Я в присутствии понятых все это документально зафиксировал.

— Молодец. Что в банке?

— Натуральный мед.

— Давай-ка, Михаил Федорович, срочно приглашай еще понятых. Для гарантии сделаем с каждого пятнышка отдельные соскобы. И надо срочно укрыть телегу полиэтиленовой пленкой, чтобы сохранить все для осмотра экспертом. Есть надежная пленка?

— Так точно, в парнике имеется.

— Неси быстренько.

Закончив юридические формальности, связанные с обнаружением кровяных пятен, Голубев принялся звонить в прокуратуру. Прокурорский телефон на вызов не ответил. Не оказалось на месте и следователя Лимакина. Лишь начальник РОВД подполковник Гладышев снял трубку после первого же звонка. Обстоятельно доложив ему о лошади. Слава спросил:

— Что делать, товарищ подполковник? Прокурор и следователь на мои звонки не отвечают.

Гладышев, прежде чем ответить, вроде бы закурил. Голубев представил хмурое, с насупленными густыми бровями лицо подполковника и тут же услышал:

— Прокурор и следователь разбираются с цыганами. Вчера мы здесь притормозили этих кочевников, ну и весь табор перед прокуратурой свои шатры раскинул…

— На чем цыгане добрались до райцентра?

— Говорят, на попутной машине, а лошадь якобы у них украли… Ты поручи теперь оперативную работу Кротову, пусть он держит нас в курсе дела. А сам гони цыганскую подводу сюда. Тут и решим, чем дальше заниматься.

4. Оперативное совещание

Передав лошадь с телегой эксперту-криминалисту Семенову, Голубев зашел в свой кабинет. Вскоре позвонила секретарь-машинистка и предупредила, что в двенадцать ноль-ноль у подполковника Гладышева собираются все участники следственно-оперативной группы, выезжавшей на серебровскую пасеку. Слава занялся текущими делами и почти не заметил, как пролетело время. Когда он вошел в кабинет подполковника, там, кроме самого Гладышева, уже сидели прокурор, следователь Лимакин и судмедэксперт Борис Медников. Разговаривали, как догадался Голубев, о цыганах. Точнее, говорил Медников — остальные слушали. Сразу за Голубевым появился эксперт-криминалист Семенов с неизменной кожаной папкой. Разговор прервался. Подполковник посмотрел на часы:

— Товарищи, минут через пятнадцать к нам приезжает…

— Ревизор? — шутливо вставил Медников.

— Нет, Боря, — Гладышев улыбнулся. — Новый начальник нашего отделения уголовного розыска.

— Любопытно, кто?

— Скоро увидите, — подполковник обвел взглядом присутствующих. — Есть предложение подождать, чтобы… новый товарищ сразу включился в дело.

— Резонно. Как говаривал один замполит: «Поступило предложение принять предложение», — сказал Медников и продолжил прерванный разговор: — Так вот… Морской капитан нанял цыганскую бригаду покрасить пароход. Написал договор, выдал цыганам краску и ушел на берег. Возвращается — пароход сияет, как новенький, а цыган-бригадир ждет деньги за выполненную работу. Пошел капитан проверять сделанное. Смотрит — другой борт парохода совсем не крашен. Спрашивает цыгана: «Какие ж вам деньги, дорогие друзья? Вторую сторону ведь не красили». Цыган достает договор: «Ты, капитан, эту бумагу писал?» — «Я». — «Так читай, батенька, чего тут написано: мы, цыгане, с одной стороны, капитан парохода — с другой…»

Все засмеялись.

— Опять свежий анекдот где-то подхватил, — глядя на судмедэксперта, улыбнулся подполковник.

— Из жизни случай, — флегматично возразил Медников. — На пасеке вчера бригадир Гвоздарев рассказал. Он много лет в Морфлоте проработал.

Дверь кабинета внезапно распахнулась. Появившийся в ее проеме широкоплечий рослый капитан милиции проговорил:

— Прощу разрешения, товарищ подполковник.

— Разрешаю, — живо отозвался Гладышев и быстро представил вошедшего: — Вот и Антон Игнатьевич Бирюков — новый начальник нашего уголовного розыска.

— Антон? — словно не веря своим глазам, воскликнул Голубев. — Игнатьич! Согласился все-таки вернуться к нам?

— Как видишь…

Бирюков стал здороваться. Прокурор, придержав его руку, спросил:

— Сколько проработал в областном управлении?

— Два с лишним года.

— Уезжал туда, помнится, старшим оперуполномоченным, а вернулся начальником отделения. Заметно вырос.

— Генерал приказал вырасти.

— Ну, да не скромничай. Это ведь дело хорошее.

— Его больше месяца на повышение уговаривали, — с восторгом вставил Голубев.

Прокурор подмигнул Славе:

— Не радуйся прежде времени. Неизвестно, как с новым начальником служба пойдет.

— У нас пойдет! Не первый год друг друга знаем.

Судмедэксперт Медников, пожимая широкую ладонь Бирюкова, упрекнул:

— Впустую из-за тебя веселую историю выдал. Только бы смеяться надо, а тут ты — с корабля на бал прикатил.

— Давайте вместе посмеемся.

— Смех у нас невеселый. В Серебровке вчера пасечника убили, — сказал прокурор и, повернувшись к следователю Лимакину, вздохнул: — Что ж, Петре, рассказывай…

Лимакин открыл записную книжку. Утешительного в его рассказе было мало. Опрошенные цыгане объясняли свой внезапный отъезд из Серебровки опасением, что их могут обвинить в убийстве Репьева, который накануне отдал вожаку Козаченко колхозное колесо для телеги. Первым увидел убитого пасечника цыганенок Ромка — искал якобы угнанную неизвестно кем лошадь и забежал на пасеку.

— В это можно бы поверить, но один факт настораживает… — Лимакин задумчиво помолчал. — Кто-то очень жестоко избил цыганочку Розу, Когда я предъявил ей обнаруженные в пасечной избушке туфли, она страшно перепугалась и стала утверждать, будто Репьев угостил ее медом и предложил остаться на ночь. Роза отказалась. Тогда пасечник отобрал туфли и стал хлестать Розу кнутом. Вот тут и возникает «но»… По словам бригадира Гвоздарева, Репьев жестокостью не отличался, да и кнута у него на пасеке никакого не было…